Несу свою обиду в горы,
среди людей не все поймут.
Кричу в небесные просторы,
что шеф - дурак, зануда, спрут,
работа - тошная рутина,
зарплата - лучше уж петля,
и даже лучший друг - скотина,
и повторяет эхо - ***!
Свалился с дерева хомяк:
– Шмяк!
Но приземлился на лопух:
– Бух!
Упал на палубе моряк:
– Бряк!
Шагнул без трапа наобум:
– Бум!
Не углядел, и прямо в грязь:
- Хрясть!
Метнулись крысы с корабля:
– ***!
Потом прошелся по граблям:
– Блям!
Подругу чмокнул под шумок:
– Чмок!
Но что-то грохнуло в кострах:
- Трах!
И прилетело что-то в лоб:
– Хлоп!
А что-то брызнуло из ух:
– Ух!
Терпенье лопнуло у эх:
– Эх!
«Однажды выйду в поле я, где колосится рожь.
Где небо дышит свежими ветрами.
Я не почувствую, ни тела теплоты, ни дрожь.
Ведь буду я тогда, уже не с Вами!
Ни холода, ни боли, ни обид.
Лишь рифма будет памятью моею.
В стихах услышат позже этот эхо крик.
Но для меня всё это будет слишком поздно!
На этом жизни путь окончен мой.
Сырую горсть земли ладонь бросает.
В подножие распятья крест святой.
Без фотографии с кончиной дня поставят!
Не будет слышен сердца стук в груди.
И страх изчезнет, также как же как и слёзы.
И отпуская все незбытые мечты.
Не буду я бояться, ни стыда, ни ссоры!»
Жми сюда ARKADIY «Непризнанный»
Ни холода, ни боли, ни обид.
Окончен путь, проделанный поэтом.
Лишь «ЭХО КРИК» в ушах моих стоит.
Стоит зимой, и даже жарким летом.
«НЕЗБЫТЫЕ» мечты ушли навек.
Остались рифмы. Да и те не очень.
Простите, люди. Я, ведь, человек.
Мне слабости не чужды, между прочим.
Я жить спешил, рифмуя всё, что знал.
И что с того, что русский знаю слабо?
«ИЗЧЕЗ» внезапно жизненный запал.
Сдавила грудь на чернь обиды жаба.
Что мне до поля, где колышет рожь?
Где небо дышит свежими ветрами?
Я на других поэтов не похож.
Мои стихи всегда пребудут с вами.
Разгундяев взобрался на гору. Ну, не то чтобы на гору. На сопку. Но тоже высокую. И сверху ему открылся такой замечательный вид! А главное – рядом ни души! Ни одной рожи, кроме его собственной. И тишина вокруг. Разгундяев от избытка чувств закричал:
-Эге-ге-ге!
- Ге-ге! – отозвалось эхо.
- Как же здесь хорошо, мать твою!
- Нет, твою! – задорно откликнулось эхо.
- Не понял, как это? – насторожился Разгундяев.
- А ты на «понял» не бери, понял? – угрожающе громыхнуло эхо. – Шляются здесь всякие, понимаешь. Окурки, бутылки бросают. Матом ругаются! А я этого не люблю!
Рядом с Разгундяевым, прогудев в воздухе, упал большой камень.
- Хочешь, точнее кину?
- Не надо, - боязливо моргая, попросил Разгундяев. – Извини, я больше не буду. И бутылочку свою заберу, и окурки подниму. Ладно?
- Ладно! – повторило эхо.
- Тогда я пошел?
-Да пошел ты! – согласилось эхо.
И Разгундяев, спустившись с сопки, припустил к своей машине, которую он, между прочим, перед этим помыл здесь же, у хрустального ручья. Больше Разгундяев на природе не появлялся.
И правильно, не умеешь себя правильно вести в окружающей среде - сиди дома. Там за тобой, засранцем, хоть жена приберет!
В твоей башке извилины без мозга!
**
Ты в фартуке на голу жопу шла за солью?!
**
Невинная?! А ТАМ такое эхо!!
**
Вернётся муж - скажи "Oшибся спальней!"
**
А в кризис мандавошки - корм для рыбок!
**
А молнию вшивать уже умеют?
**
Да как вы смеете?! Вы смейте, смейте...
**
А девственность мне, доктор, на липучках!
**
Вновь за неделю метр не****а!