"Знакомьтесь, это Муза. Она не любит лиру.
Ей лирика, представьте, совсем не по нутру.
Придет, настроит банджо, махнет стакан кефиру,
И знай себе лабает ковбойскую муру".
(Таня К. "Еще раз про Музу")
У нормальных поэтов имеются дивные Музы,
у меня же завёлся ехидный насмешливый Муз.
Он является ночью в холщовой изодранной блузе,
мол, обузу желаешь? Как будто мне мало обуз…
Ироничен и едок, смешной разухабистый гаер,
он герой не романа, наверно, вообще не герой.
Ясно дело – москаль! Он чудной новощукинский фраер,
нелиричный бродяга, непафосный парень такой…
Я кричу: «Доходяга! Не хватит ли мучить гитару?
Ну, подкинь хоть бы строчку о трепетной чистой любви!»
Оботрёт он подошвы о скатерть мою из муара,
подмигнёт мне скептично: «Такая твоя селяви!..»
Как махнёт с локотка из графина кровавейшей мэри
и закусит черняшкой, и скажет совсем невпопад:
«Полно хныкать, старуха, слезам во престольной не верят.
А давай-ка сварганим шикарный с тобой листопад!
Мы пройдёмся вдвоём по хрустальной раскольности ночи,
ты потом к бородатому ляжешь под тёплый бочок.
И вот здесь мы поставим тропинку тугих многоточий……
Остальное – за кадром. И хватит…. Не будем…. Молчок!…»
Мы с тобой забрели
В этот дикий заброшенный сад
Ты умчалась вперёд,
Громко радуясь шумно играла,
Я присел на траву,
Где засохла в слезинках роса
И слегка пожалел,
Что не взяли с собой одеяло.
Старых яблонь плоды
Толстым слоем запутались в травах,
Словно пышный ковёр
В чёрных кляксах рассыпаных слив,
Я лежал и вдыхал
Эту сладкую сада отраву,
Ты же где-то гуляла
Обо мне вдруг на миг позабыв.
А потом ты пришла
И прижалась ко мне не мигая,
Только счастье в глазах
И твои обхватил я бока,
Я на спину тебя
Опрокинул, как будто играя,
Твой горячий живот
Нежно гладить вдруг стала рука.
Ты лежала и млела
Средь этого старого сада
Мои пальцы слегка
Вдруг твои задевали соски,
Ты так долго ждала
И теперь ты была страшно рада
И своей не снимал
Я с тебя огрубевшей руки.
Налетел ветерок
И погода испортилась резко,
А на весь небосвод
Наползла подозрительно тучка
Я печально вздохнул
Поднимаясь с уютного места
И надев поводок
Я промолвил "Потопали, Жучка"!
Дуб могучий! Дуб старинный!
Дуб, изрезанный ножом,
На тебе весь пыл невинный
Не мужей еще, не жён.
Брошу взгляд благоговейно:
Сколько судеб здесь слилось!
«МЭ плюс ЖО» (глоток портвейна),
Процарапал сердце гвоздь...
Как под этим самым дубом
И хотелось, моглось ...
Написать: «Моя голуба!»
И - домой (увы!) поврозь!
Здесь куда ни глянешь – имя,
Единенье жарких губ.
Всё молитвами твоими,
Старый дуб, могучий дуб!
Не утихнут вопли страсти -
«МЭ плюс ЖО» (и вновь - портвейн) –
Чьё-то маленькое счастье,
Просто счастье, без затей.
Кругом весна
Гнала зимы печали,
Моя душа
Полна была весной,
Легка, свежа,
И ясными ночами
Я просто сам
Не ведал, что со мной.
Давай сильней,
Чтоб стены раскололись,
Давай смелей,
Душа моя, звучи!
Я пел, и мой
Освобождённый голос
Гремел, родной,
Раскатами в ночи.
И гулким эхом подхватила, подняла, понесла
Мой голос чистая раздольная ночи глубина.
Что было силы накатила упоенья волна -
Я весь сгораю, и душа моя до краю, - это снова весна!
Да только вновь
Влетели санитары,
Ну вот. Душа
Полным еще полна,
Но в кучу дров
Изломана гитара,
И очень жаль -
Изорвана струна.
Досадно мне,
И, надрывая глотку,
Я весь дрожу,
И, пьяный синевой,
Трясу в окне
Железную решетку,
И вдаль гляжу
На небо надо мной
А облака раззолотили, разогрели лучи,
А в берега заколотили, зазвенели ручьи,
А в высоте игрою тени полетели грачи,
Ты вслед лети, моя душа неукротимая - дыши и звучи!
Морально устаревший механизм
Фактически стал старше на год ровно.
Призвав на помощь весь свой оптимизм,
Замечу (между строк и хладнокровно),
Что гарантийный срок истёк давно,
Модель, опять же, снята с производства.
Чинить изделие довольно мудрено:
Нет запчастей, а те, что есть – уродство…
А тут ещё этический аспект,
Что лёг в основу многих рекламаций:
Искусственный давно есть интеллект
В продукции иных организаций!
Машина (нету слов!) нехороша.
Да и мозгов – не больше, чем в болванке…
И только я увидел, что Душа
Законсервирована в этой ржавой банке!
Я в детстве, видно, недохулиганил,
Хоть в очень хулиганском месте жил.
И среди заводской шпаны и пьяни
Во всём примерным пацаном я был.
Я запускал ракеты из селитры,
Мячом окошки в школе разбивал,
Бутылки по ноль семь и по пол-литра
Карбидом, как гранаты, подрывал.
Я из рогаток банки бил камнями,
Монеты лихо тюхою клепал
И дротики с корявыми гвоздями
Из самострела в форточку бросал.
В беседке мяч шпынял «под лавочку» с друзьями,
На самолётики солдатиков менял,
Футбол, хоккей, «разбойники» и «знамя»
Довольно редко обходились без меня.
Палил костры из ящиков фанерных,
Пил газировки сколько захочу
И под истошный крик соседей нервных
Таскал из-под их окон алычу.
По крышам и заборам шустро лазил,
А по ночам страницами шуршал.
Мне не забыть сюжеты тысяч сказок
И крепость снежную в два этажа
Я в отрочестве недобедокурил,
Недоругался и недокурил,
Недокрутил с соседкой шуры-муры
И «Солнцедара» в подворотнях недопил.
Я обожал факториалы, логарифмы,
Фантастику, Высоцкого и «Битлз».
И лучшим другом в эру антисемитизма
Был в школе у меня еврей Борис.
С уроков убегал на «Фантомаса»,
На лыжах и на велике гонял,
И наизусть «Тараса на Парнасе»
Довольному директору читал.
Кричал ответ, когда вопрос никто не понял,
Все страны и озёра в мире знал,
И на трофейном на аккордеоне
Про маму песню жалостно играл,
Я был отличником и непоседой,
Всем без разбора списывать давал.
«Профессором» не просто так, наверно,
Прозвали одноклассники меня.
Учителя мои рыдали в умиленьи,
Когда, оглядывая взрослой жизни даль,
За уйму знаний и примеры в поведенье
Я позолоченную получил медаль.
Мне в юности гитары не хватило,
Палаток тесных и ночных костров,
Пузатого холщового ветрила
На фоне безымянных островов.
Я недопел частушек под гармошку,
На дискотеках недотанцевал,
В заброшенной деревне на картошке
Шальных девчонок недоцеловал.
Я помню как-то месяца четыре
Бессовестно занятий прогулял,
И в шахматном студенческом турнире
Я Геллера однажды обыграл.
Я пил «три топора» и сладкий херес,
В общаге в «храпа» дулся до утра.
Но всё что в жизни надо инженеру
Вдолбили мне мои профессора.
Я вижу скрытое от глаз по начерталке,
Я по термеху равновесие держу,
Не поддаюсь судьбе по сопромату,
В одежде с термотехникой дружу.
В далёком прибайкальском Усть-Илимске
С бригадой зэков строил я завод.
И на распределенье в общем списке
Семнадцатым шёл из почти двухсот.
Я в молодости недокуролесил,
Недовлюблялся и недошутил,
Недописал хмельных задорных песен,
По дальним странам недоколесил.
Я сразу стал начальником чего-то
И всю работу делал за полдня,
И комсомольцы нашего завода
В актив районный двинули меня.
Потом я был солидным бизнесменом,
Десятки фирм имели мой регистр.
И о моём международном назначеньи
Распоряжался сам премьер-министр.
Но не могу я долго быть серьёзным.
Дороже мне, чем денежный успех,
Смех до икоты, смех сквозь слёзы
И лёгкий, добрый, беззаботный смех.
Я стосковался по морским просторам,
Душистым травам заливных лугов.
Во мне, проснувшись, заорали хором
Десятки тысяч неуёмных слов.
И вот сегодня, стоя перед вами,
Я наконец-то воплощу мечту свою –
Простыми русскими словами
Довыражаюсь, додышу и допою !