Небо осенью пока
Не дышало вроде —
Это просто облака.
Август на исходе.
Солнце светит сквозь листву,
Травка зеленеет.
Я среди неё живу,
Мы сроднились с нею.
Хоть не ровня с нею мы
по уму и духу,
Наши духи и умы
Привлекают муху,
Стрекозу и муравья,
Паучка, жучишку...
Мы такие с ней друзья —
Как-то даже слишком!
Оказался же на ней
В августовский день я,
И она смягчила мне
Результат паденья.
Я уже зелёный весь
От соседства с нею —
Это значит, что рефлекс,
На неё имею.
Жаль, что дружбы нашей век
С травкою конечен —
После дождика в четверг
Уплыву далече.
Не затем, что мне туды
Хочется до дрожи —
Просто легче кто воды,
Тот и плавать может.
Что ж вы пальчиками нос
Сморщеный зажали?
Вы... решили... я... (даже страшно вымолвить, что)?
Но не угадали.
Как не стыдно, ай-ай-ай!
Словно с неба манной,
Да, из дырки выпал я,
Только из карманной.
Да и род-то мой мужской,
А не средний вовсе.
Я — листочек со стишком
С рифмами про осень!
«Небо осенью пока
Не дышало вроде —
Это просто облака.
Август на исходе...»
Однажды наш скромный городок прославился на весь мир. Ничто в тот тихий октябрьский вечер, как говорится, не предвещало. С мягким шорохом опадали с деревьев желтые листья, с грустным гагаканьем и курлыканьем тянулись на юг пернатые. В общем, осень как осень, ничего особенного. И вот, в самый разгар программы «Время», прямо сквозь густые стаи крылатой живности, заполонившей небо, нечто сверкнуло, громыхнуло и ухнуло. Причем, ухнуло прямо-таки в ближайшее к городку болото, подняв кучу жижи и тучу пара. Нашлись, конечно, безответственные парочки влюбленных, прогульщики программы «Время», которые, вместо усваивания державных новостей, по улицам шарохаются в обнимку да на закат пялятся, романтики. Они-то и сообщили местному полицмейстеру Тюлькину и внештатному собкору «Губернских ведомостей» Шпаргалкину об огненном следе в небе и болотном фиаско пришельца из космоса.
Тюлькин тут же организовал оцепление ямы на болоте со все еще клубящимся паром, послал депешу в губернский центр об уникальном явлении и все стали ждать комиссию из Академии наук, которая и должна была прояснить природу феномена. А Шпаргалкин настрочил заметку в «Ведомости», отстучал текст телеграфом и пошел к местной самогонщице бабе Глаше, жившей на окраине городка со стороны болотца, чтобы взять в долг поллитру. Под залог будущего гонорара за заметку.
Но баба Глаша в долг не дала. Более того, она даже дверь не открыла настырному собкору и говорила с ним через замочную скважину, чего раньше и в заводе не было. Это внештатной акуле пера показалось странным. И очень подозрительным. Шпаргалкин сделал вид, что ушел восвояси, а сам на цыпочках за угол и к окну Глашкиному – шасть! И затаился там, подглядывая в щелочку меж неплотных занавесок. Дальнейшее развитие событий мы даем слово в слово в изложении Шпаргалкина, взятом из его объяснительной записки полицмейстеру Тюлькину:
«Я подсмотрел через щелку, что на обеденном столе, перевернув и приспособив стаканы в качестве тубареток, сидят перед Глашкой два голеньких, фиолетово флюорисцирующих субъекта с ветвистыми оранжевыми рожками и носами-пятачками. Каждый ростом с котенка. Болтают в воздухе трехпалыми лапками и о чем-то живо чирикают с хозяйкой. Но тут один из них заметил меня в окне и пыхнул из глаз изумрудными лучами. В голове всё завращалось и я лишился чувств. Очнулся уже в избе бабы Глаши наутро, потому что за окном уже рассвело. Я лежал на полу, на спине, и не мог двинуть ни рукой, ни ногой, как парализованный. А на груди моей сидели вчерашние фиолетовые человечки и внимательно смотрели на меня большими, как у лемуров, глазами. В доме сильно и приятно пахло брагой. И тут в моей голове прозвучали слова одного из фиолетовых, причем, губ он не размыкал: «Привет, землянин! Ты нас не бойся. Мы тебе зла не сделаем и, вообще, скоро улетим обратно». Я говорю: «А вы кто?» «Мы, - отвечает второй более писклявым голоском, - Представители цивилизации Ась из звездной системы Вась. У нас на корабле случилась поломка, ремонтный блок отвалился от перегрузок и ветхости, мы ведь уже миллион ваших лет путешествуем по космосу. А мы с братом как раз в блоке этом были. Вот и свалились к вам на Землю. При ударе о болото нас выбросило из капсулы. Слава богу, баба Глаша нас подобрала, обогрела, накормила и приютила». Тут и сама Глафира входит в избу, приносит из сельпо корзину с сахаром и дрожжами. И сразу же новую брагу замешивает в большом молочном бидоне литров на тридцать. А человечкам этим по наперстку самогона подает. Те – хлоп! – и потребили. Я только облизнулся.
Первый человечек снова зазвучал в моей голове: «На нашей планете атмосфера состоит из густых паров этилового спирта, и нам очень повезло, что мы оказались у вас именно в доме доброй женщины Глафиры. В чистом земном воздухе мы бы не выжили, а тут нам хорошо!» Второй добавляет: «Мы твой мозг, уж извини, ночью просканировали до дна и всё поняли про вашу планету. К сожалению, вы находитесь на слишком низкой ступени развития и не готовы к полноценному контакту с цивилизацией Ась».
Тут мне стало обидно за державу, в смысле, за нас всех, землян, и я спрашиваю, отчего же, мол, мы такие отсталые? Рожей не вышли? «Нет, - отвечают, - рожи ваши мы еще кое-как перенести смогли бы. А вот низкий процент этанола в атмосфере для нас гибелен. Конечно, мы видим усилия землян в направлении постепенного увеличения содержания паров этилового спирта в атмосфере. Но такими темпами вам еще пару миллиончиков лет надо поработать. А там поглядим…»
В общем, к обеду за ними прилетела тарелка. Причем, как сказали фиолетовые, видели ее только мы с бабой Глашей, и то в честь наших заслуг в установлении первого контакта. Каким-то образом летающая тарелка прошла прямо через дымоход бабкиной избы. Забрала фиолетовых и так же, через печную трубу, усвистала в неизвестном мне направлении. А посему, учитывая то, что «Губернские ведомости» мою заметку так и не опубликовали и даже вшивого гонораришка за мой подвиг я не получил, а также принимая во внимание, что над повышением процента этанола в атмосфере Земли нам еще трудиться и трудиться, прошу содействия в назначении мне пособия по регулярному приобретению у бабки Глаши ее изделия в объеме 0,5 л ежесуточно. А то в долг она мне больше не дает».
Едва лишь утро опросталось,
Покосы вспрыснувши росой,
Как шёл с косой булатной стали
На физзарядку граф Толстой.
С младых ногтей питал он тягу
К простому сельскому труду,
Перелагая на бумагу
Засим накопленную дурь.
И то сказать, при каждом взмахе
Философизмы так и прут:
Эх, и хорош, к такой-то на хер
Едрить его, крестьянский труд! О жизни, о любви, о Боге
И прочем — в этом же ключе —
Шибало в голову в итоге
От раззудившихся плечей.
И, глядя на него, гутарил
Яснополянинский народ:
— Пошто капусту косит барин?
— Да хрен их, вумных, разберёт!
Если вам некуда ехать, то никакая, даже самая дорогая машина, никуда вас не привезёт…
К изобилию надо привыкнуть, а иначе вам ещё долго будет всего не хватать...
Чем больше в городе становится машин, тем меньше в нём остаётся людей: всё уходит куда-то под капот…
Если тебе ничего не надо, то тогда получается, что и нам тоже ничего не надо. А кому тогда это надо, чтобы всем было надо, а тебе, паразиту, не надо?..
Ежели кто думает, что наш городок - отсталая средневековая химера и досужий вымысел автора этих баек, то сильно ошибается. Тут есть всё, чему положено быть в настоящем городе, даже представительные органы власти, не к ночи будь помянуты. И представлены представительные органы горсоветом и райсоветом.
В горсовете главенствовала Фёкла Каримовна, а в райсовете соответственно товарищ Чубчиков. И так уж они рьяно главенствовали, что живот свой не жалели положить за вверенный избирателями участок работы. Фёкла Каримовна отстаивала интересы горожан, а товарищ Чубчиков, естественно, радел за благополучие населения всего района. Как часто бывает, временами интересы двух субъектов муниципального права не совпадали и даже, страшно сказать, местами входили в конфликт друг с другом. И оба председателя постепенно стали один другого люто ненавидеть. Опять же, в интересах своих избирателей. И для пользы дела задумал товарищ Чубчиков извести дорогую Фёклу Каримовну. А как ее изведешь, когда она лицо выборное, защищенное депутатским иммунитетом? Но мы не зря указали выше, что товарищ Чубчиков был редкостный энтузиаст своего дела, и поэтому нашел таки способ решить возникшую проблему.
Надобно отметить, что городок наш располагает к тихим умиротворяющим прогулкам, так как омываем водами морского залива. И Фёкла Каримовна любила по вечерам, после сессий горсовета, пройтись босиком по хрустящему песочку в полосе пенного прибоя. Отдохнуть типа от дневных трудов праведных. И вот однажды, погожим летним вечерком, идет, значит, наша председательша в пене прибоя и мечтает о благе горожан, строит в уме планы и прожекты, чего бы еще улучшить во вверенном ей городе. И вдруг вздымается море шалашом, раскрывается одесную и ошуйно, и вываливается на свет божий морской черт. Собственной персоной. Фёкла Каримовна его сразу узнала, потому что любила русские народные сказки и была в курсе. Черт казался велик и страшен. Его глаза полыхали зловещим алым огнем, освещая огромную алчную пасть и загребущие стальные лапы. В том, что они загребущие, Фёкла Каримовна тут же и убедилась на личном опыте. Морской черт в миг подлетел к жертве, сграбастал ее пышную тушку, отправил в пасть и ушел на дно. Только его и видели.
Свидетели, конечно, тут же доложили об инциденте старшему начальнику, коим на тот момент являлся товарищ Чубчиков. Он незаметно, под столом, удовлетворенно потер потные ладошки, а над столом сделал заметное державное лицо и распорядился немедленно начать спасательные работы. Два китобойных судна ринулись в погоню за морским чертом. Его траекторию движения выдавал пенный след на поверхности моря, оставленный спинным плавником. Китобои несколько раз метали гарпуны и стреляли из гарпунной пушки, но острая сталь наконечников лишь противно звякала и отскакивала от бронированных боков адского чудища. А товарищ Чубчиков глядел на всё это с берега и командовал операцией с помощью жестяного рупора:
- Левей заходи! Правее целься! Табань! Пускай двигатели враздрай!
В общем, старался, как мог, чтоб операция не завершилась успехом. Она и не завершилась.
А что же наша несчастная председательша? А Фёкла Каримовна быстро сориентировалась во чреве морского черта и сделала вывод, что не все потеряно. Дело в том, что в детстве, еще в советские времена, она занималась во дворце пионеров городка, в кружке юных техников. И с тех пор всегда носила с собой в дамской сумочке фонарик, отвертку и пассатижи – на всякий пожарный, как говорится. Так вот, включив фонарик, жертва морского дьявола обнаружила, что монстр не совсем чудище, а точнее, совсем не оно, а лишь искусно склепанная конструкция, машинка на батарейках. Видимо, конструкторы просчитались с концентрацией желудочного сока ужасного изделия, и Фёкла Каримовна переваривалась не быстро. За час пребывания во чреве черта у нее лишь выбелились волосы и превратилась она из жгучей брюнетки в платиновую блондинку, да слегка подтаял жирок на боках и омолодилась кожа, как от спа-процедур.
В общем, разобралась Фёкла Каримовна в конструкции дьявола, нашла нужный джойстик и взяла управление на себя. Когда воды морския разверзлись вновь и у городского причала всплыл ужасный монстр, жители городка кинулись врассыпную. Остался на пирсе лишь окаменевший от ужаса товарищ Чубчиков. С жестяным рупором в руке. А Фёкла Каримовна вышла из распахнувшейся пасти чудища триумфальным шагом и влепила товарищу Чубчикову правой рукой звонкую пощечину. Потому что в левой руке она держала акт приемки в эксплуатацию морского черта, найденный ею в закромах машинки и подписанный лично товарищем Чубчиковым.
Так находчивая председательша победила коварного соперника, следы которого затем совершенно потерялись в лесозаготовительных организациях Северного Урала. Фёклу Каримовну за сей подвиг во благо избирателей заметили и забрали в губернскую управу. Там эта постройневшая и похорошевшая платиновая блондинка и сейчас рулит Комитетом по самоспасению населения. Делится богатым личным опытом. И развивает захиревшие было кружки юных техников, а также дворцы пионеров.
Эпиграмма на инкогнито В каждой строчке мощь потопа!
Чем на Пушкина похож,
Как-то сразу не поймёшь:
Толи мозгом, толи жопой?
… Спросим Киев,
Кто такие:
Хуже лужи,
Ниже низа
ШтатоЕвроЖопализы?
КОНКУРЕНЦИЯ (Бадофилы и врачи)
Используйте бады –
Всё будет, как надо!
В прорехах подвоха
Вас выручит повод:
Всевышнему плохо!
Долой Мясникова!
Почему у Донецка Украинцы на войне
Хуже Гитлера вдвойне?
Мнение Создателя:
«Не враги, ПРЕДАТЕЛИ!»
Культурно пьёшь – всё, вроде, «хорошо»
Но дальше – больше веселишься
И не заметишь, закружишься
Как станешь нищим алкашом
Итак, друзья с вином встречались
И ежедневно с ним общались
То после смены, то в пикник
Закладывали за воротник.
Их дома жёны, дети ждали
Они ж встречались и бухали
И не заметно пьяный бес
Им в душу через водку влез
Так мужики подрастеряли
К здоровой жизни интерес
Когда была ещё работа
И до семьи была охота
Но оказалась к водке страсть
Приобрела над ними власть
С работы выгнали
Семья распалась
И со скандалами при том
И ничего не оставалось
Как горе заливать вином
Никто не мог освободиться
Хотелось выпить и забыться
Не важно, с поводом иль нет:
Возник "Опойный» комитет:
Туда входили мужики
И женщины (их было мало)
Когда «бухла» недоставало
Все дружно шли на сбор металла
И, даже, иногда, бумаги
На всё согласны бедолаги –
Трясутся руки, мысль одна:
Найти хоть капельку вина!
Всё безразлично им на свете:
Здоровье, дом, родные, дети
И наплевать на внешний вид
И кто о них что говорит…
Мне больно видеть их судьбу
Так жаль их, гибнущих бесславно,
А эту подлую войну
Считают многие забавной.
До городка нашего английские ученые еще не добрались и подозреваю, даже не пытались. В силу его мелкости и непрезентабельности. Но влияние их тут все же заметно. Вот, к примеру, гулял как-то раз Антип Сивоконь в свой законный выходной по городскому бульвару и тормознул у газетного стенда. Он любознательный был, конюх Антип. Пока все заметки на стенде не изучит, с места не сойдет. И в разделе «Спрашивали? Нате!» вычитал, что английские ученые доказали удивительную вещь. Оказывается, в каждом из нас, хомо сапиенсов, живет до десяти процентов неандертальца! Уж не знаю, каким аршином или безменом они замеряли, но Антип как-то сходу в это поверил. Более того, мысленным взором окинул свою личность и понял: точно! Если от колен и выше он, в целом, еще похож на человека разумного, то ниже – чистый неандертал! Ибо нижние ноги Антипа покрывал толстый слой дикой, войлокообразной, рыжеватой шерсти. Он поэтому даже валенки зимой не носил, обходился всякими обносками да опорками. И кони его любили. Видно, чуяли в конюхе что-то близкое.
Пораженный вычитанным фактом, Антип весь обратный путь домой шел в глубокой задумчивости. Пытался осмыслить, как ему теперь распорядиться таким важным, научно обоснованным знанием. Как его, стал-быть, присобачить на пользу домашнему хозяйству. Но конструктивная идея всё на ум не шла. Зато Антип вдруг смекнул: «А что же Лушка, супружница моя? У нее-то чё от неандерталки? Не могут же английские ученые врать! Раз сказали «десять процентов», значит, не девять и не одиннадцать. Вынь да положь десять!» И стал напряженно представлять себе пышнотелую Лукерью во всевозможных ракурсах. Искать неандертальскую наследственность, значит. Но то, что он узрел в своих мысленных изысканиях, приличными словами выразить невозможно, как ни пыхти. Поэтому мы и браться не будем. А скажем лишь, что Антип решил при ближайшей возможности учинить Лушке личный досмотр с пристрастием на предмет ее неандертальского содержимого.
Ближайшая возможность случилась, как водится, опосля вечери, как стемнело и дети спать расползлись по лавкам. Антип сыпанул коням овса в ночные ясли и, в предвкушении открытий чудных, стал подогревать свой просвещенья дух. Залез на печь, значит, и стал дожидаться, когда Лушка закончит постирушку и о муже вспомнит. Да, и еще серников взял на печь с полпачки – чтоб в темноте не наощупь по телу мацать, а наверняка всё разглядеть. С огоньком, то есть. Но, когда дело дошло до дела, Лушка исследовательский порыв мужа не оценила. К другому была привычна, отсталая баба! Он ей, мол, повернись таким ракурсом, да потом эдаким боком, да еще вот так встань, а потом эдак. Да еще спичками чиркает, да сует их куды ни попадя – того и гляди, подпалит деликатные места. Надоело жёнке такое головотяпство и вероломство. Подумала, что Антип издеваться вздумал, вместо того, чтоб переходить к стандартным процедурам. И – раз ему в лоб с левой. Антип и вырубился на всю ночь.
Хорошо поспала Лукерья до утренней дойки, спокойно. Никто не мешал. А Антип, как проспался да поостыл в своих устремлениях, сделал поутру такой вывод насчет супружницы: главная неандертальственность у Лушки – ее хук с левой. Ни у одной из Антиповых знакомых бабешек такого не было. Но тут Антип заподозрил английских ученых во вранье. Лушкин хук тянул не на десять, а на все пятьдесят процентов! Надо будет написать им в парламент опровержение и протест, подумал Антип. Дурят людей эти английские ученые!
Жили да был в нашем городке странный один человечек. Звался престранно – Пиг, как будто свинья по-аглицки, ежели кто не забыл. А фамилия у него и вовсе несуразная – Малионов. Черт его знает, какой укуренный дьячок ему такое удумал в пачпорт записать! Слава создателю, отчество не подкачало, а то совсем хоть караул кричи. Сын Иванов он был, значит. Главная же странность - жил Пиг Иваныч не как все. И домишко у него стоял наособь, на отшибе, но, правда, в красивом месте – на взгорье по-над заливом. И делом он занимался нехарактерным для этих мест. Называл себя «ваятель». Как поселился тут, сперва горожане решили было, что валенки он валяет, понесли ему шерсть да войлок на обувку к зиме. А тот смеется: «Эх, глухие вы тетери! Да не валятель я, а ваятель! Вот мои ваяния!» И показывает на всякого рода статуи, расставленные на подворье в живописном беспорядке. В основном, аллегорические фигуры каких-то древнегреческих или даже египетских, пёс их разберет, героев. Нашим-то они без надобности – своих, живых тут не прокормишь, не обустроишь, на кой ляд в хозяйстве еще гипсовые да каменные?
И уж не один годок Пиг Иваныч в городке нашем околачивался, и все наособь. Даже не женился ни разу, шельма! Да. А женшшины-то к нему похаживали, это уж как заведено, тут уж врать нечего – мужчина он был справный. Иные и задерживались на день – другой, а кто и на неделю, месяц. Одна даже полгода жила у него, ваятеля этого. Но вот беда: как только заживется какая особа у Пиг Иваныча, так и поминай, как звали! Пропадает, словно ее и вовек не было. Без следа. А он знай себе ваяет. Вечно в брезентовом фартуке по двору крутится, то глину месит, то гипс заводит.
Женщин, конечно, искали. Урядник каждый раз к ваятелю заглядывал, интересовался, не тут ли Параскева или Устинья какая, душа пропащая. Нету, говорит этот змей, давненько куда-то подевалась, сам удивлен! А статуев на подворье все прибывает и прибывает. Он их уже и в сараюшку стаскивать стал, которые давние. Которые посвежей – тех в первый ряд, лицом на дорогу выставлял, глядите мол все, чего я еще изваял! Каку красу несказанну вам на радость. Но когда число пропащих сравнялось с дюжиной и народишко наверх жаловаться стал, прискакал в наш городок волостной усатый урядник – у, зверь лютай! Мимо не прошмыгнешь. И сильно поговорил с Пиг Иванычем, даже пару раз по зубам съездил. А тот зубы сплюнул, и снова в отказ, не знаю, мол, и ведать не ведаю, где бабы. Ладно. Искали их, искали, и подпол перевернули, и гумно раскатали, и в огороде рылись, и залив протралили – а нет баб. Чертовщина прям какая-то.
И смекнул тогда усатый урядник, и привел ясновидящего одного, то ли лозоходца. А может, и вообще гипнотизера, с него станется. Ага. И оказался этот гипнотизер шибко начитанным дядькой. Поздоровался так вежливо с Пиг Иванычем и говорит с хитрецой да подковыркой: «Пиг Малионов, значит, вы у нас? А, часом, с товарищем Бернардом, прости господи, Шоу не в родстве состоите?» И затрясся тут Пиг Иваныч, ибо понял, что раскрыт и изобличен вчистую! А гипнотизер этот лозоходный достает из широких штанин рогульку осиновую, выставляет вперед себя и начинает двор обходить. И говорит: «Эта! Эта! Эта!» И так все двенадцать свежих статуй и отметил. Тут они, говорит, извлекайте на свет божий! Ну, кликнул урядник мужиков с кувалдами, расшибли они статуев гипсовых и вышли из них все двенадцать пропавших женшшин, живы-живехоньки. А Пиг Малионов оказался потомком того самого скульптора Пигмалиона, что Бернард Шоу описал. Только каким-то извращенным, что ли, все у него шиворот-навыворот получалось…
Само собой, судили ваятеля. И признался он, что самых любимых женщин хотел сохранить навечно в состоянии их высшей, неземной красоты. Превратить в шедевр скульптуры, значит. Такой вот у него был каприз. И что характерно, женщины, освобожденные из-под гипсового гнета, претензий к своему тирану не предъявляли. А одна из них, Серафима, даже сказала судье и пристяжным заседателям: «Ой, люди добрые! Не губите вы талант Пиг Иваныча! Не ссылайте его на каторгу или в иное какое узилище! А отдайте мне на поруки! Он меня хотел бессмертной сделать, а я из него сделаю человека – достойного члена нашего общества! Перекую». И те прослезились и вняли ее голосу. И стали Серафима и Пиг Иваныч вместе жить-поживать да добра наживать. А ваять Пиг Иваныч бросил. Совсем. И имя сменил – стал Павлом.
Минюст России утвердил приказ МВД о выплате вознаграждения гражданам, помогающим полиции в поимке преступников и раскрытии преступлений. Суммы поощрений могут варьироваться от 50 тысяч до 10 миллионов рублей.
В первом полугодии 2018г. 450 граждан РФ получили сроки по 282-й статье "экстремизм" за постинги и репосты в соцсетях.
Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять
В сеть, где злых запретов нет,
В пресловутый интернет.
Прямо из своей лачуги,
Вседозволенность учуяв,
Глуп, наивен, крайне прост,
Кнопку он нажал "репост".
Вдруг тут дятел вылетает,
Прямо в зайчика стреляет...
То есть, аки тать в ночи,
Он на зайчика стучит.
Здесь охотники, по сути,
Лапы за спину и крутят.
Крибле-крабле, ой-ёй-ёй,
Умирает зайчик мой...
Ну, не то, чтоб умирает,
Но закон его карает -
Он садится на пенёк
И мотает полный срок.
Что же делать-то теперь?
Коль согласны глум терпеть,
Словно деланные пальцем -
Поделом! Дрожите, зайцы.