Кум Олейник ходит важный и довольный, как павлин,
Ведь сегодня, знает каждый, у него - день именин.
Он уже не очень молод, отрастил себе брюшко,
Ведь слова “диета”, “голод”- это все не про него.
Он к пивку неравнодушен, (“Оболонь” возьмем к примеру)
Да и с водочкой он дружен, но по праздникам и в меру.
Дачник очень он усердный, может прополоть, вскопать,
А на кухне - страшно вредный, всем готов работу дать.
То ли жарим мы картошку, то ли делаем шашлык,
По традиции, немножко, мы зальем за воротник.
Он поможет, если надо, может дельный дать совет,
Что сломалось, не преграда - сделает, вопросов нет.
Дочек делать он умеет, (не одну, а целых две),
Ниже пупа не стареет, хоть и проседь в голове.
Окружил жену заботой и хороший он отец,
Не волынит от работы, скажем прямо - молодец.
Пожелать тебе мы можем, что бы был здоров, как бык,
Чтоб сияла счастьем рожа, что бы денег не впритык,
Чтоб в семье всегда был лад, что бы помнили друзья,
Чтоб не слышал в спину мат. В общем - С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!!!
Иду ли поутру с зевающей толпой,
Пишу ли я отчет в НИИ - пустой и скушный,
Твой образ предстает всегда передо мной,
Он манит и зовет - столь светлый и воздушный!
Вечерний путь домой вдоль улиц и оград,
Дымящейся Невы застывшая преграда;
И всё же мне не мил декабрьский Петроград!
Лишь думы о тебе - надежда и отрада.
Но вот и мой подъезд, моя родная дверь,
Ждёт ужин на столе, готова чая кружка,
Как я спешил сюда, обнять хотел, поверь!
Все мысли о тебе - любимая подушка...
Это было в серале, где бархан за дувалом,
Где встречаются редко караваны в песках.
Одалиска смешила падишаха Хайамом,
И, внимая Хайяму, полюбил её шах.
Это было не просто, только всё-таки было:
У обоих по жилам разливался огонь,
Одалиска владыке абрикос предложила,
Шах же персики персей нежно принял в ладонь.
Блики света метались по шелкам покрывала,
Где с рабыней блаженство разделил падишах.
Это было в серале, где бархан у дувала,
Миражей караваны и колодцы в песках.
______
«Конкурс Любимые Поэты - Наоборот» (Конкурс Самовыражение 2)
Жми сюда
Игорь Северянин
*
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
У кота одна забота,
Лёг у печки и лежи,
А на сон прошла охота,
Лапку грязную лижи!
Коль покушать будет в силе,-
Вон на блюдечке еда,
Рядом в банке из-под килек
Родниковая вода.
Остаётся за усами
Рыжий обтереть томат,
И зелёными глазами
Воробья с ветвей достать.
А закончится день сытный,
Позовёт весна гулять,
В мягкой грядочке бисквитной
Розы лапок рисовать.
Работал я в одном очень научном КБ при НИИ, технологом на техконтроле чертежей. Какое-то время работал в нашем секторе технолог, великими талантами не отмеченный, но уделявший достаточно рабочего времени партийной работе, а потому со вздохом облегчения рекомендованный начальником на повышение – заведовать отделом множительной техники при том же КБ.
И вот однажды привалила копировщицам срочная работа, а шеф уехал куда-то, благо площадок у НИИ в Питере было столько, что найти сотрудника между ними было почти невозможно. Прибегают к нам девчонки с размножения и просят расшифровать визу шефа на служебной записке, приложенной к чертежам.
– Ребята, вы же его почерк знаете!
Читаем и ничего не понимаем. Красивым разборчивым почерком в углу выведено: «Зызым. Срочно!» И подпись. Так мы ничего и не смогли им посоветовать.
Получив от прибывшего шефа разнос за невыполненную работу, копировщицы попытались выяснить, что же имелось в виду.
– Да там же русским языком! Черным по белому! Три! ызымпляра!!!
* * *
Автосбучка новая
На краю села.
С«Ивушка зелёная»
Снова подвела.
* * *
Кажется, ребятки, мне,
Этого нет хуже:
Если гуж не на жене,
Значит он на муже.
* * *
От гиббона мы папаши,
Все папаши детки.
Под одну сопелку пляшем,
Как и наши предки.
* * *
Всё, бросаю все дела,
Я не этому дала.
На Кавказ слетаю,
Там и намотаю.
* * *
Про себя я слышу: «Рожа
На бандитскую похожа».
Никого я не ограбил,
Разве что мошонку бабью.
Никого я не зарезал
И к разбою – антитеза.
Не судите по портрету;
Вот иной лицом – конфета,
А внутри – кусок дерьма…
Так о ком грустит тюрьма?
* * *
Размышлять не стоит так,
Ни в себе, ни в прессе.
Это вовсе не пустяк,
Что ведёт к депрессии.
* * *
Вот что я скажу вам, братцы:
Худо переутомляться.
Перекур часа четыре
Узаконен в целом мире.
* * *
Пожалейте Ленинида,
Для души, хотя б для вида.
Дайте крохотный уют.
То ведь вовсе заклюют.
Иль отправят в Гадский суд,
Где и вовсе разнесут.
* * *
Графоману – пьедестал,
Всех он рифмою достал.
Графоманить тоже
Нелегко, похоже.
* * *
На Кавказе есть вода,
Минеральная всегда.
Крепкие напитки
Тоже есть в избытке.
Перед восходом, один, да в библейской пустыне,
от холода адского
подыхая,
сознанье теряя,
дрожа,
еле-еле дышу влагой предутреннею ледяною.
Солнушка жду…
Мечтаю,
хоть пару минуток пожить человечьею жизнью,
согреться, а после…
Когда расплавляя пространство и время, выскочит из-за пригорка жаровня, огромна, багрова и немилосердна…
И…
Кожу на черепе скрутит в комок, да по зенкам, по зенкам ножа остриём…
Жахнет!!!
А после, влагу из воздуха втянет в коловорот свой…
Чтоб всё задымилось вокруг.
И что, мне?!
К полудню, от адской жары подыхая,
сознанье теряя,
дрожа,
уже не дышу, повторяя…
Где ты, родная моя, зефиром струящая, ноченька, радость моя неземная…
Да, пусть и пустырная, пусть уж…
Хоть пару минут, чтоб остыть и в сознанье придти, перед тем, как…
* * *
Мы отправились на Марс:
Там морковь растёт у нас.
Шар земной обкакан,
Весь засеян маком.
* * *
Стихи можно встретить и в мусоре,
Ахматова Анна права.
Их редко читают безусые,
Безусым нужна дурь трава.
* * *
Живёт, кто хапнул миллионы,
Кто денежки привык копить.
Молчи, проклятьем заклеймённый,
В две дырочки свои сопи.
* * *
Выборы. Запарка.
Много верещат.
Если слов не жалко –
Больше обещай.
ФАЛЕС
Как-то Фалес шёл в раздумье,
Как обычный пешедрал,
И его вдруг в яму сдуло,
Ибо к н*** нос задрал.
Заглянула в яму бабка
Та, что шла ему навстреч,
Усмехнулась для порядка,
Повела такую речь:
“Всем известно, ты философ,
Мудрых фраз понародил,
А, однако, в яму носом,
Как придурок угодил”.
Фалес бабке отвечает:
“Есть твоим словам цена.
В яму я упал случайно,
И глубокая она.
И у мудрых есть изъяны,
Отрицать — бросаться в ложь.
Я-то выберусь из ямы,
Ты же в яме и умрёшь”.
“Как?” — “А так, твоя премилость,
Зря с усмешкою глядишь,
Ибо в яме ты родилась
И безвылазно сидишь”.
* * *
И надо запомнить это,
Ты в жуткое не гляди:
Отложен конец света,
Да, выборы позади.
* * *
Специфический запах здесь стойкий,
И отнюдь – не цветами у ржи.
Не гоните собак от помойки,
Господа, городские бомжи.
Американская общественность уснула!
Ей снится кока-кола, а пока...
Майдан метелит пирожки от нуланд
И внемлет сказкам от яйценюка.
Над нэзалэжной слышен вой собаки,
Тут здравый смысл больше не живет.
Но пьет хохол обамистые псаки,
Чрез силу, дурень, морщится, но пьет.
Америка, липка твоя свобода!
Страна эмансипированных мымр.
Как мать-****ва - наделаешь уродов...
А после с ними мучается мир!
Над Украиной взрывы рассветают -
Бальзамом в душу пришлому вождю
И самолеты низко пролетают,
Своих бомбить. Наверное, к дождю...
* * *
“В свой карман”, — таков устав
Всякого живого вида.
Покажите инвалида
Что любить себя устал.
* * *
Даже полный идиот
Ложку в свой толкает рот.
* * *
А я люблю узоры строчек
И звуки, тоньше волоска.
Пусть деловитый похохочет,
Покрутит пальцем у виска,
Мол, для чего все это нужно:
Сидеть ночами, как сова,
Над ерундой какой-то тужить,
Часы меняя на слова.
Занялся бы нормальным делом...
Но возразить ему хочу:
— Вот, ты сидишь, торгуешь мылом,
Я над тобой не хохочу.
* * *
Воспитанный на пирогах,
Не жаждал перемены,
По срезу на своих рогах
Не подсчитал измены.
* * *
Катит ком навозный жук,
В этом кандидат наук -
Что касается дерьма.
В остальном его нема.
* * *
Не эстетично, но есть спрос,
Им кто-то дельно озабочен;
А у дерьма есть, между прочим,
Ещё название — навоз.
* * *
Молотком тяжёлым вбит
В нас шершавый, грубый быт.
* * *
Из тебя, сушёный ходя,
Не получится Мавродя.
* * *
Что делать, если так устроено,
Направлено по чёткой линии.
Вот то, что твёрдо изучили мы:
Уйти и жить сумей достойно.
* * *
Угоди вначале тёще.
С тестем за бутылкой проще.
Иван Васильич строгих правил,
Когда с Европой не срослось,
Он уважать себя заставил,
К востоку развернув вопрос:
Решил он, раз такое дело,
Восстановить Орду умело;
Подбил татар и взял Казань,
Потом пошел на Ас-Тархань,
И по Хвалынскому по морю
Купцов Хивы и Бухары
На Волге ждал от той поры,
Сепаратистам всем на горе;
В Сибири ханов, как и встарь,
Привел к присяге Белый Царь.
Орда росла в границах, крепла,
Дарились ханам города,
Вставали крепости из пепла,
Победой кончилась беда.
Опять от Пскова до Китая
Стоит империя крутая,
И рады москвичи смотреть
На Блаж. Василия мечеть.
А над Кремлем светло и странно
Крест с полумесяцем сиял,
И трон ордынский занимал
Прямой потомок Чингисхана.
А царь Иван о той поре
Сидел себе в монастыре.
Ну, правда, чингизид - крещёный,
Не Бек-Булат, а Симеон,
Но вот ордынский трон казенный
По праву занимает он.
О том во всех аулах, весях
Указы велено развесить.
(Потом его отправят в Тверь,
Но через год, а не теперь).
Вернется царь на трон Московский,
Уймёт зарвавшихся бояр,
И будет все в Орде, как встарь,
И потекут по Волге гости.
А то, что стан в ином улусе -
Так это, братцы, дело вкуса...
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красны губки, как кораллы, белы груди в подоле.
Ходит Таня у оврага, где холодная роса,
Душегубкою-змеею вьется черная коса.
Щечки Танины смуглее, чем колёр заморских роз,
Дух от Тани здоровее, чем на клевере навоз.
Не заутренние звоны, не венчальный перебор,
А на свете всех милее Тани ладный разговор.
Широка и величава, шаг уверенно кладёт,
Выступает, словно пава - не лебёдушкой плывёт.
Может, ангела походка и легка, и хороша,
Но когда идет Танюша - услаждается душа.
Врут, что девки есть пригожей, под гармонь навеселе -
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
***
Тем, кто забыл сонет 130, напоминаю его в переводе С.Я.Маршака:
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Прислали в наш технологический сектор человек пять студенкок-практиканток. Веселая такая стайка, щебечут постоянно, и главное – занять их чем-то трудно, всё надо объяснять дольше, чем сам бы сделал. Да и инженеры больше на студенток любуются, чем техпроцессы пишут. Наконец шеф сумел по каким-то делам растолкать большую часть девчонок, а одной дал схему здоровенного плаката для квартального отчета. Вроде бы все затихло, шеф сидит перед нами, мы – по рабочим местам, а студентка составила два свободных передних стола, уложила на них лист ватмана, достала фломастеры, и…
Надо сказать, что платье у нее было легким, коротеньким и коварно декольтированным, а лето жарким, поэтому белья было по минимуму.
Чертила она вдохновенно, ничего не замечая, почти лёжа на столе, постепенно поворачиваясь вокруг него, подходя к схеме то спереди, то сзади.
Так же, по кругу, переставали скрипеть перья наших технологов (вы не поверите, но до 80-х техпроцессы писались тушью на листах кальки – для размножения). Шеф, вынужденный наблюдать то стройные ножки почти в полный рост, то соблазнительный девичий бюст в вырезе платья, вытерпел было насколько таких оборотов, но, почувствовав, что сектор уже не работает, отпустил студентку пораньше и облегченно вздохнул.