17 июля Поэту Ольге Юрьевне Бешенковской исполнилось бы 65... Почти уже шесть лет нет с нами этой удивительной, талантливой женщины. Сколько бы она могла написать, сделать, помочь кому-то за это время... Вот опять – сослагательное наклонение... Единственное, что утешает, - у каждого Свой срок. Только то, что останется после нас на земле - возможно для этого и было наше предназначение. Пушкинское «Нет, весь я не умру!...» - впрямую относится и к творчеству Ольги Бешенковской.
«Поцелованная Богом» - тривиально, но очень точно. Ведь писать она начала довольно рано, в 12 лет, и сразу – вполне зрелые стихи, в отличие от тех, которыми во многом заполонены сегодняшние журналы и интернетные сайты.
«...Угрюмый дичок, прививший к себе цветущий мир, человечек с упрямой чёлкой, перечёркивающей наморщенными первыми раздумьями лоб, «девочка-наоборот», всегда идущая наперекор лжи, собственной выгоде и даже здравому смыслу...» - так писала о себе-шестикласснице, по прошествии многих лет, Ольга Юрьевна.
Такой она и осталась на всю жизнь, насколько я могу судить по стихам, прозе, воспоминаниям друзей и рецензиям на её творчество читателей-посетителей авторской страницы: «Ольга Бешенковская» на интернетном сайте «Стихи.ру».
Попробую лишь пунктирно обозначить основные моменты жизни Поэта.
Родилась и до 1992 года проживала в Ленинграде – Петербурге, где закончила факультет журналистики ЛГУ. Писала ,в основном, «в стол», а если и печаталась, то
очень и очень мало. Особой главой в её биографии стала эмиграция в Германию,
где она редактировала журнал «Русская речь», выступала на радио «Свобода», принимала активное участие в совместных литературных русско-немецких встречах и вечерах. Уже будучи смертельно больной, составила и отредактировала литературный сборник авторов–инвалидов «Люди мужества».
У самой Ольги Юрьевны, начиная с 1987 года, издано более десятка авторских книг, и после её смерти стараниями друзей и мужа – Алексея Кузнецова, вышли в свет ещё два поэтических сборника: «Голос поэта» и «Призвание в любви».
Как человек, неравнодушный к прекрасному литературному слову, и погружаясь в Поэзию Ольги Бешенковской, (с которой я, увы! познакомилась лишь после её смерти), хочу сказать, что никакие деньги, посты, чины, другие земные блага, не могут заменить её стихи, эти созвучия, необычно обретённые образы, неожиданные рифмы.
Когда я читаю и перечитываю её стихи, словно открываются глаза, и рука сама "тянется к перу, перо к бумаге".
ВОТ ПОСЛЕДНЕЕ МОЁ ПОСВЯЩЕНИЕ ПАМЯТИ О. БЕШЕНКОВСКОЙ
17.07.2012г.
Всё кажется: корчится ветка, живьём замурована в лёд...
Ольга Бешенковская
Вчера ещё ломкие тучи
Грозой забивали эфир.
О, как ты умела озвучить
Весь этот трепещущий мир!
Мы можем простить иль охаять,
Ехидство в запас приберечь.
Но корчится ветка сухая
Во льду. И её не извлечь.
Пусть слава кому-то основа,
И сытая жизнь без проблем.
Но таинство Слова взрывного
Не морок, не дым, и не тлен.
Как зёрна, набиты в початок,
Так люди, один к одному.
Кого ты спешила печатать,
Теперь - ни словечка.
- К чему?
Истаял дымок сигаретный,
Отправлены вещи в утиль.
Лишь слово Поэта – бессмертно,
Простите за выспренний стиль…
ПОДБОРКА СТИХОВ О.Ю. БЕШЕНКОВСКОЙ
* * *
Учителя, не обессудьте,
На жизнь глядите веселей.
Мы сами (мы ведь тоже люди...)
Нашли себе учителей.
Не тех, что сонно в класс вплывают,
Защёлкнув сердце на засов,
До хруста в челюсти зевают,
Глаза отклеив от часов...
Не хмурьтесь теми же глазами,
Нам уважать себя веля...
Не в школьной сумрачной казарме
Нашлись для нас учителя:
Стучимся в двери и века,
И уважаем их. Пока...
(Из «Первой тетрадки» 1958г.)
* * *
Вот уезжают люди, уезжают...
Как будто их землею засыпают.
Как будто нас бросают, обижают.
Гипноз колдуньи: в небо – засыпают.
Ах, нос крючком, космические космы,
Скажи судьба, что это – летаргия!
Но белый шрам, срастающийся косо...
Ковры в багаж. И скорости другие.
Искать в конце пирующей развязки?
Слюнявить вязь в детсадовском запале?
Обрублен шрифт. Суровы наши сказки.
Мы в переплёт коричневый попали.
Не сразу страшно – холодно и странно
Стоять и слушать бойкие фокстроты,
Стаканный звон и хохот ресторанный
Из дома, где как не было кого-то...
Вот этот дом, чужой теперь, в который...
И выстрел двери – будто к высшей мере.
Вот уезжают – слепнут от простора,
Вот остаются – слепнут от потери.
Да было б легче, если б уезжали –
Знаком обряд: вагончик и останки...
Ещё бы тормоз – ожили – нажали
На земляничном тёплом полустанке...
Ведь уезжают, тают... Больше нету...
Строй самолётов – пепельные урны.
Окинешь взглядом издали планету,
Где жизнь и смерть - как зрелища культурны...
* * *
Я живу высоко. Подо мною – простор и уют.
Человечки снуют. И мужчина дошкольного роста
Всё играет с машиной. И очередь знаком вопроса,
Препинаясь, стоит – всем не хватит, но что-то дают...
Сколько окон в окошке! Открыла однажды – и вот
Каждый вечер теперь удивляюсь простому закону:
Сколько в доме напротив прозрачных новелл заоконных,
А в своём же, - напротив, - как будто никто не живёт.
И когда невзначай /просто выдался медленный миг/
Неприкованный взгляд подымается выше и выше,
Вижу только: дрожит, зацепившись на краешке крыши,
Жёлтый сморщенный лист или робкий космический блик.
Страшновато и странно висеть на такой высоте,
Где уже в небеса переходит житейское небо...
Только рифма спасёт –
прощебечет ко времени: „хлеба“
И спускаешься вниз, занимать своё место в хвосте.
* * *
Кому даны слова - тем четки не нужны:
Уравновесишь дух строкой стихотворенья
В молитвенном углу бессонной тишины,
На клятвенной реке в туннель столпотворенья...
Кому даны слова - тем счастья не дано
Иного: ввысь, к Нему, устами бессловесных,
Как чайки над водой, гортанно и черно,
Чьи крылья абрис губ, сожженных, бестелесных.
Кому даны слова - тех по камням в грозу
Протащит за язык Пророк за колесницей;
И бритва осмеет венозную лазурь
Анализом на миф и желтою больницей...
Кому даны слова - тем слова не сдержать:
Сорвется, и в туман заблудится белесый...
Кому даны слова - дано принадлежать
К юродивым, до слез смеющимся сквозь
слезы.
* * *
Г.С.Семёнову
Эти черточки, точки, черты
Грустной Родины...
Взгляд запрокиньте:
Крылья чаечьи -
черные рты,
Что размножены на ротапринте.
И оберточный серый туман
(Изомнется, пропитанный влагой)
Это все - нелегальный роман,
Осужденный остаться бумагой...
ВЕТКА ВО ЛЬДУ
Сухая сосновая ветка –
Обглоданной рыбы скелет.
А, может быть, – живопись предка,
Скучавшая тысячу лет?
Не знаю... Бывает, но редко.
Фантазии мелок полёт.
Всё кажется: корчится ветка,
Живьём замурована в лёд...
* * *
Как на синем снегу – удлинённость любого штриха:
От сосновых теней – до крыла промелькнувшей пичуги,
Отчего перед сном обнажается чувство греха
И пронзает, хоть мы родились в серебристой кольчуге?
Но иронии блеск измочален как ёлочный дождь,
Рядом с лифчиком он провисает на стуле скрипичном.
И под звёздным драже на душе или мятная дрожь,
Или страха росток пробегает как пламя по спичкам...
И скрипит простыня, и слепит, как мерцающий наст,
И клубящийся сон поневоле замыслишь пристрастно...
Или снег – это совесть всех тех, не дождавшихся нас?
Оттого так тревожно, и стыдно, и, в общем, прекрасно?
Или, свет отключив, и движенье, и органы слов,
Вдруг задержишь дыханье...
У воздуха – привкус хмельного...
И почувствуешь, что еженощное таинство снов –
Даже страшно подумать – прообраз чего-то иного...
* * *
Как хочется, отринув графоманов,
перечитать восторженно словарь...
Он сам – роман (взаимней всех романов),
он в полутьме блистающий алтарь.
Я подхожу с волненьем к полке книжной,
Протягиваю руку наизусть...
И больше нет назойливой, облыжной,
придуманной реальности...
И пусть
слова бессвязны – так ещё острее:
последний шёпот... нежный монолог...
И это – жизнь. Галоп её хорея.
И взорванный дыханьем потолок.
Я все пятьсот страниц читаю слитно,
и смысл, и ритм, и фабулу нашед....
Осколки слов, сверкнув метеоритно,
опять срослись в Божественный сюжет.
ИЗ ЦИКЛА «ДИАГНОЗ» (Последние стихи, 07-10.12.2005г.)
* * *
Ну не торопить же эту дату...
Просто жить, любуясь на зверей.
Белка, лира тёплая, куда ты?
Мы с тобой придумаем хорей!
Сочинить бы солнечную книжку,
Чтобы листья на деревьях – в пляс,
Чтобы кошка в рыженьких штанишках
С холмика за домом поднялась...
Но опять нездешним острым светом
Взгляд мой тихий режет и болит.
Отчего суров Господь к поэтам,
А подонкам так благоволит?
Не ропщу – сравнив судьбу с другими,
Просто жжёт навязчивый вопрос...
Пусть моё бесхитростное имя
Станет маркой новых папирос:
Господа, курите на здоровье,
Пейте жизнь! Танцуйте в гололёд!
Опрокинет шприц с нечистой кровью,
Или в небе лопнет самолёт.
У Неё в богатом арсенале
Войны, наводнения, слова...
Ну а душу – как бы ни пинали,
Всё равно, упрямая, жива!
х х х
Я в белый коридор ступила,
шелестя,
Отметив на ходу, что здесь не мел,
а мрамор...
Один порыв – туда, где сын – ещё дитя,
Второй – туда, где ждут,
обнявшись, папа с мамой.
Вот так бы и застыть:
ни взад – и не вперёд...
На этой высоте – дыханье
с перехватом...
Невидимый другим
пронзительный полёт,
Где чувствуешь себя
смертельно виноватым.
09. 12. 05
* * *
Всё будет также, как при мне,
хотя меня уже не будет:
щербинка эта на луне
и суетящиеся люди.
И золотое Рождество
с его цинизмом, китчем, сказкой,
и детской правды торжество
в тетрадке, названной «раскраской».
Мы наполняем трафарет
беспечной зеленью надежды.
Шальной прибой, полночный бред,
зимы весёлые одежды.
И вдруг в предчувствии конца
печаль под сердцем шелохнётся.
И от Небесного отца
лицо к земному обернётся.
Какой отчаянный бедлам
трудов и дней беспутно ленных...
И сердце рвётся пополам
на Здесь и Там, на две Вселенных...
* * *
Мне опостылела кровать
И смирный саван шить...
Мне надоело умирать –
И я решила – жить!
Вернуться к прерванным делам,
К укладке кирпичей.
Наперекор антителам
И выдумкам врачей.
Любой нарост – не больше гланд,
И, значит, скажем: нет!
Что знает бледный лаборант
О силе наших недр...
О сопромате от Стиха,
О рифмах начеку...
Проснёмся раньше петуха:
Весна, ку-ка-ре-ку!..
* * *
От первой строчки всё,
от первой строчки...
Всё заморочки,
и дойти до точки.
И вдруг себя увидеть из трамвая:
Живая! Ещё живая!
Ещё друзьям протягиваю руку,
Ещё успею выучить науку.
Залечь бы только с книжкой на диване...
Кто там шепнул: «науку расставаний...»?..
С творчеством Ольги Бешенковской можно познакомиться на её персоzальном сайте:
[] и на её странице на сервере «Стихи.ру» по адресу:
Жми сюда
Я тут впервые внука своего четырехлетнего, этого короеда и спиногрыза Игореху батьковича, на рыбалку вывез. Заранее червей на даче накопал – немного, правда, штук с десяток всего. Жарко же, вот он, твари, и попрятались.
Ну, приперлись мы на озерко мое любимое. Я пока тачку в тенечек ставил, рогулины для удочки вырезал, внучара тем временем на берегу играл, чего-то там выкапывал, закапывал.
Ну, вот, я все приготовления вроде закончил, удочки размотал, шумлю внучаре:
- Игореха, ну-ка притарань мне ту банку круглую жестяную, с червячками которая. Да шевели помидорами шустрее!
- Щас, деда, щас! – отвечает он мне. Смотрю, покопался опять в земле, покидал что-то в банку, и бегом ко мне.
- Вот, - базлает, - принес.
Я сунул глаз в банку – а там червей штук с пяток всего и осталось!
- А где остальные? – спрашиваю.
- Ушли погулять, - отвечает мне этот мелкий урка.
Вот шпендик! Это же он с наживкой моей игрался! И чего я теперь поймаю, на этот пяток оставшихся червей?
«Ай, ладно! – думаю. - Будет мазево клевать – можно и на пяток червей, если их рвать на части, неплохо поймать».
- Ну-ка, – говорю, – паря, давай мне одного из них.
Игореха выудил из банки самого жирного червя.
- Вот, - говорит, - деда, познакомься, это Петя.
Я удочку уронил.
- Где, - говорю, - Петя? Какой еще, на фиг, Петя?
- Да вот же, – сует мне руку с извивающимся червяком внучара. – Скажи ему: здравствуй, Петя!
- Здорово, Петя! – машинально поприветствовал я червяка. И даже руку протянул, да вовремя отдернул – чего я ему там пожму, червю этому?
- Ну, бери же его, а то сейчас вырвется, - топнул ножкой Игореха.
Ну, перехватил я у него этого червя Петю. А сам в полном отстое: ну, не знаю, что с ним дальше делать. Был бы просто червяк – все понятно, на крючок его, и в воду, на фиг А тут – Петя. Вроде уже как познакомились, за что же я его крючком-то ширять буду?
- И что ты с ним будешь делать? – спрашивает внучек.
- Ну, как… На крючок его насажу и в воду закину, - уже без всякой решимости говорю я наследнику.
- Петю? На крючок? И в воду? – выпучил на меня свои синие шары Игореха – точь в точь такие же, как у меня.Одна ж порода!
- Ага! – говорю.
- Но ему же больно будет!
- Будет, - вынужден был я признаться. – Но немножко.
И тут внучара выхватывает у меня из руки червя. И делает такую заяву:
- Нет, деда! Не дам я тебе Петю колоть крючком.
И кинул червяка Петю подальше в траву. Петя, не будь дураком, тут же уполз куда подальше.
- Ну, дай же мне кого-нибудь другого, - взмолился я. – Того, с кем еще не успел познакомиться.
Но этот мелкий эколог уже вытряхивал из банки и оставшихся червяков.
- Деда, - сказал он. – Я их тоже знаю. Их зовут Гриша, Коля, Паша и… И Маша.
- А как ты узнал, кто из них Маша? – только и успел я задать пошлый вопрос своему не в меру жалостливому внуку. На что Игореха резонно заметил:
- Ну, должна же быть в их компании хоть одна девочка?
А ведь прав, сучонок – как же без баб? Даже червям!
Так и навернулась наша рыбалка. Но я почему-то не расстроился. И всю дорогу, пока ехали домой, лыбился. Как, наверно тот червяк Петя и его корешки, которым сегодня ну просто офигенно повезло!
В Богемии старой,
Любуши царства
Наследницей стала
Некая Власта;
И, видно на то
Были причины,
Решила, что в царстве
Нет места мужчинам.
Изгнали мужчин.
Крепость крепко закрыли,
Чтоб эти пройдохи
В неё не входили…
Год – мимо, два года –
Дам не заботит.
А эти пройдохи
Всё ходят к воротам.
Водой горячей
Их поливают,
Они не уходят,
Они изнывают.
Пускают в них стрелы,
Пускают в них пики,
А те им приносят
Розы, гвоздики.
Отборную брань
В них гвоздят амазонки,
Всё переносят,
Лишь щурят глазёнки
Но всё же однажды
Прошлёпала стража.
Теперь если вспомнить –
Вверх волосы даже, -
Пробрались мужчины,
Залезли без лестниц…
А как целовали
Затворниц-прелестниц!..
А может, и не было
Вовсе такого,
А может, всё это –
Для красного слова.
Покуда мужчин зов
Сладок и звонок,
Не быть на земле
Стране амазонок.
Зачем искать врагов повсюду?
Ты только свистни – набегут,
Они тебя не позабудут,
Ударов не поберегут.
Не лезь ни в свору и не в свару,
Чихай на явный мордобой.
Оставь лихому комиссару
Вести толпу вслед за собой.
Зачем тебе толкучки мука,
Суть политических основ?..
Будь комиссаром чудных звуков,
Будь командиром дивных слов.
* * *
Насладившись жизнью едва,
Понимаешь ты без экстаза:
Жизнь – изделие № 2,
Не используешь больше раза.
* * *
Мы все живём ещё пока,
Открыв просторные ворота
От пессимизма дурака
До оптимизма идиота.
* * *
Душа по полёту тоскует,
И разум нам вторит: «Не мешкай!»
Стремящийся к солнцу рискует
Дымящейся стать головешкой.
* * *
Веками выяснялось и не раз,
Какой товар вредней, какой полезней.
По первости табак ходил у нас
Как средство против всяческих болезней.
* * *
Не всегда поэт физически здоровый,
Так как он сидит на хлебе и на квасе:
Слишком просто получить венок лавровый –
Очень сложно удержаться на Парнасе.
* * *
Все хотим мы экстремала,
Чувства свежего, иного!
Хлеба, зрелищ – это мало:
Надо нам ещё спиртного!
* * *
От ловли благозвучного момента
Едва ли отречётся кровь и плоть:
Когда зовут Володей президента,
В стране растёт количество Володь.
* * *
Пусть в работе будет тело –
Были чтоб с душой лады.
Если сделал ты полдела,
Получи и пол-еды.
* * *
Не сокрушить устои наши:
Мужчинам многим по нутру
С работы сматываться раньше,
А приходить домой к утру.
* * *
Не возгордись, что от сохи
Идёшь к судьбе Кощея:
Поэта любят за стихи,
А не за шарф на шее.
И не летчик, не зенитчик,
И не Горбачева зять,
О тебе, братан лимитчик,
Захотелось рассказать.
Жил ты где-то под Рязанью,
Как твои сестра и брат,
Но мечты тебя связали, —
Захотелось в стольный град.
Ясно, что Москва — не ряска,
Если посмотреть ладом,
Что ни вывеска, то сказка,
И хоромы, что ни дом.
В магазинах — все, что хочешь,
И сосиски, и коньяк,
Пивом горлышко промочишь,
Коль в кармане звяк да бряк.
Можешь Брежнева там встретить
(На плакате шесть на пять),
И плевком его отметишь,
Коль менты не доглядят.
Словом, сразу жми в контору,
Можешь даже и в стройтрест,
Документ неси, который
Даже ржавчина не ест.
Примут, примут — не пугайся,
(Но с пропиской — полный дым),
«С ломиком покувыркайся,
А потом и поглядим».
До шести встает лимитчик,
Темнота еще — вай-вай,
Не споласкивая личико
Забирается в трамвай.
Через пару остановок
Окунается в метро,
Обмануть при этом ловок
Автоматное нутро.
Сэкономил пять копеек,
Вот и весь властям ответ,
Лезет вновь в трамвай потеет,
Где не люди, а паштет;
А с трамвая на троллейбус,
На автобус петушком.
Словом, размотал он ребус:
В восемь прикатил пешком.
До шести копал траншею;
А длинющая-то — жуть...
Чуть умылся, вытер шею,
И давай — в обратный путь.
Был в общаге ровно в девять,
Булку хлеба съел, икнул
(Тут, признаться, не до девок),
Свой в подушку рог воткнул.
Не по нраву жизни скрежет?
Кости ломит — просто ой?..
«А тебя никто не держит,
Можешь уезжать домой».
штормы получаются и в спокойных заводях,
смерчем подымается ил с речного дна…
хлопнет дверь парадная, заведется "ауди"...
шорох шин по гравию… и опять одна…
скорбная, как будто бы снятая с распятия,
с телефоном включенным сядет на кровать….
у приличной девушки есть свои понятия -
чести и достоинства ей не занимать...
доверяет искренно сильным ощущениям -
даже если женщина в чем-то не права,
у нее обязаны попросить прощения…
час оттикал с четвертью...в общем то пора...
в мыслях даже не было, что в разлуку выльется
ссора бестолковая...., с гордостью в разрез
не звонить же первой ей? это - дело принципа...
отправляет сдержанно сорок смс...)))
Душа моя наполнена отчаяньем
От боли сердце рвётся на куски
Ты мучаешь меня своим молчанием
Где мне найти лекарство от тоски ?
Чтоб выпить и забыть твои черты
Чтоб в памяти навеки стёрлась ты ?
- Сходи, любимый, в винный магазин
- Тебе лекарства там отпустят ящик
- Ты принимай, по 200 грамм, один
- Три раза в день...
-Но лучше - даже чаще !
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Сначала труд сделал человека человеком, а уж только потом к этому историческому процессу
подключились деньги...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Ах, Соломон, вот здесь накладка:
Ты вспомни, жили мы не сладко,
Растили хлеб, крутили гайки,
Но получали только пайки.
И историческим процессом
Был Беломор, был Днепрогэсс нам.
Мы по-ударному трудились,
Хоть деньги людям только снились.
Вот это чудо, чудо века:
Без денег - сделать человека...
х х х
ХАПНУТЬ -ЭТО ЕЩЁ ПОЛДЕЛА...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Хапнуть это ещё полдела. Главное, чтобы потом другие не отхапали, ведь кругом - одно ворьё...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Это точно, ё-моё,
Что кругом - одно ворьё.
Лишь пристроишься к корытцу,
Глянь, а там уже копытца,
И ещё - поганы морды,
Всё хватают, бьют рекорды,
Им никак не налакаться.
Караул! Спасите, братцы!
х х х
ОЧЕНЬ БОГАТЫЙ ЧЕЛОВЕК - ОЧЕНЬ ГЛУПЫЙ ЧЕЛОВЕК...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Очень богатый человек - очень глупый человек, потому что умному человеку так много богатства не надо, он же - не резиновый...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Нет, не зря сказал народ,
Только дуракам везёт...
Умный же, он строит планы,
Как за пазуху, в карманы,
В сейфы, яхты и дворцы,
Пухнет он во все концы.
Раздаётся оболочка,
Ведь жена есть, тёща, дочка,
Лапа-сын и зять, чтоб взять, -
Той родни несметна рать.
Пусть богатство прибывает:
Денег много - не бывает!
х х х
ПОКА ЕСТЬ ЧТО УКРАСТЬ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Пока есть, что украсть, предпринимателем может быть каждый, а потом - не каждый...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Точно, праведным трудом
Не построишь ты хором.
Будешь жить в простой избушке,
Спать на тоненькой подушке.
Но вот дали вроде старт,
Тем, кто смел и тароват,
Кто в торговле понимает,
Кто хоть что предпринимает.
И пошли дела такие,
Загудела вся Россия.
Очень много, для примеру,
Завелось миллиардеров.
И пока, что есть украсть,
Всё они хватают всласть.
Если ж ты не тароватый,
То они - не виноваты...
х х х
НАВОРОВАЛ, ТАК ХОТЯ БЫ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Наворовал, так хотя бы владей по-человечески, тогда может быть тебе и простится...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Прихватили, стащили, сховали,
Всю Расеюшку обворовали.
Им простится, а может и нет,
Полагаю, что это секрет.
А теперь вот идёт передел,
Кто у власти - тот жаден и смел,
Щука в речке - не спи, караси...
И пощады, увы, не проси...
х х х
ТОТ, КТО МОЖЕТ ВСЁ КУПИТЬ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Тот, кто может всё купить, может всё и продать, а потом - наоборот...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Сегодня тем в России рай,
Кого зовут:"купи-продай".
Скупают недра и леса,
Электората голоса,
Скупают совесть и умы,
Потом их продают, увы...
х х х
ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ РИСОВАТЬ ДЕНЬГИ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Очень любил рисовать деньги...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
На долларах портреты ему так удавались,
Испробовал он масло, сангину, карандаш.
Но, к сожаленью, денег совсем не прибавлялось,
Стал жертвой реализма художник бедный наш...
* * *
От мыслей снова вам не спится?
Мозгами хватить бы пахать:
«Душа обязана трудиться...»,
А разум должен отдыхать.
* * *
Бесконечно дурью маемся,
На своём всегда стоим:
Мы всё время занимаемся
Важным делом – не своим.
* * *
Остатки прошлого людские души сушат –
И всё равно их нам приходится принять:
Сначала памятник истории разрушат,
Потом развалины берутся охранять.
* * *
Я не могу любить без слёз
И землю обнимать готов.
На фоне клёнов и берёз
Ещё немало есть дубов.
* * *
Досталось нам тяжкое бремя,
Однако мы пляшем-поём:
Живём мы в прекрасное время!
Но как-то хреново живём.
* * *
Жизнь у богатых острей майонеза,
Есть чувство страха – не локтя:
Даже высокий забор из железа
Вряд ли отмоешь от дёгтя.
* * *
Мужчин всех бесы за нос водят,
Над их послушностью смеются –
Мужчины к женщинам приходят,
Но лишь под мухой остаются.
* * *
У всякого собственный путь –
И это процентов на сто:
Кому суждено утонуть,
Того не застрелит никто.
* * *
Нам никто дорогу не покажет,
Чтобы счастье вечное найти.
Камень преткновения подскажет
Мысль о продолжении пути.
* * *
Миру я не раз сказать успею,
Сам себе судья и господин:
Если двое пишут эпопею,
Автор всё равно всегда один.