Вся земля наша велика и обильна,
а наряда в ней нет.
НЕСТОР летопись стр. 8
Послушайте ребята, что вам расскажет дед.
Земля наша богата, порядка лишь в ней нет.
А.К. Толстой 1868г.
1
Решил я взяться за перо,
Не знаю, стоит, и смогу ль.
Историю поднять хочу
Это ведь, не соли куль.
2
Один Толстой уже писал,
Он был умён и очень мог.
А я позвольте, уж признать
И не провидец, не пророк.
3
Простите граждане за то,
Быть может, чем не угожу,
И про историю, Родной,
Чего-то просто, не скажу.
4
Но как умею, чем могу
Заранее прошу, прости.
Но не увидел, не узнал,
Кто смог порядок навести.
5 Историю начну с того
Кого к святым уж вознесли.
Он просто Николай второй
Хотел порядок навести.
6
Но слеп, был, Николашка-царь:
Куда смотрел, чего творил?
Корону царскую и трон
Он просто взял и развалил.
7
В династии три века трон,
На крепком месте царский зад.
С Сибири прибежал мужик:
Светлейший старец или гад.
8
Григорий с царскою роднёй
Ввели в заблуду мозг царя
Взялись порядок наводить,
Но наворочали всё зря.
9
А говорил Распутин им:
«После меня, гори огнём…»
И загорелся тот огонь,
Лишь прогорели все на нём.
10
Тут царь отрёкся. Не сносить
Ему несчастному башки.
И Сашка Керенский решил:
«А не собрать ли нам вершки?»
11
Порядка не было и нет,
«Вперёд, за Родину!» «Война»
Разруха, голод, беспредел.
Большевикам же власть нужна.
12
Их лозунги везде пестрят:
«Земля крестьянам!» «Нет войне!»
«Рабочим фабрики отдать!» (матросам-воду)
И рай наступит на земле.
13
И вот Аврора, броневик,
И Ленин с кепкою в руках.
Он власть народу предложил;
К буржуям в души вкрался страх.
14
А Сашка Керенский бежал,
Покинул Зимний - стыд и срам.
И началася тут грызня,
Такой открылся тарарам.
15
Что брат на брата, кровь рекой.
«Вся власть Советам!» «Смерть врагам!»
И победили всем назло,
А по державе - ураган.
16
Болезни, голод, бунт и смерть.
Держава на коленях в путь.
Им не сопутствовал успех,
Им не давали отдохнуть.
17
И надорвался с кепкой вождь,
Хотя не плохо начинал.
Порядка не было и нет.
Но в мавзолей-то он попал.
18
Преемник строгий был грузин:
Державу быстро в руки взял.
Как рак, усами шевелил,
Лопатой Беломор копал.
19
А неугодным - пулю в лоб,
Уж очень многих на тот свет.
Ломали церкви, вот беда!
Но жил народ и спору нет.
20
Опять варяги, бросив взгляд,
Решили Сталина побить.
Но в рот и гроба, душу мать.
Вы, что засранцы, нас учить?
21
А следом вдруг ещё беда,
План «Барбаросса». Гитлер- гад
Взял вероломно, и напал.
Нарушил сука, мирный пакт
22
Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой.
Фашисты, силой тёмною,
На нас пошли войной.
23
Забыли, иль не помнили.
Что русским воевать.
Легко, зубами танки рвать,
Ни шагу, отступать.
24
Каков бы не был, тот грузин,
Но стоит вспоминать,
За Родину, за Сталина,
Шли люди умирать.
25
И тут же: политрук Клочков,
Как велики его слова:
«Огромна, велика страна,
но позади Москва!»
26
Остановились… Не смогли
Столицу захватить.
Нарвались мордой на кулак,
И ну давай вопить!
27
«Зима, - мол, - холод! Эх, бы нам…»
И снова рвутся в бой.
Нокаут – город Сталинград
Уже другой зимой.
28
Потом победа. Красный флаг,
Поверженный Берлин.
Восстановили всю страну,
И умер гражданин,
29
Который бдил, порядок, власть.
Усами шевелил.
Пришёл Никита лысый весь,
И вроде не дебил.
30
Ну, вроде оттепель пришла,
И зацвела весна.
Порядка ж не было и нет.
Такая уж страна.
31
Поднял Никита целину,
И кукуруза в путь
Шагнула по родной стране.
Каблук, трибуна, жуть.
32
Но Ленька Брежнев вдруг сказал:
«Никита, вам пора!»
И удалили сорванцы
Никиту со двора.
33
В ту пору уж родился я
Был очень сильно рад,
Что чтили своего вождя,
Сколь вешали наград.
34
Скажу Вам честно,
Золотой у Лёньки вышел век.
Семнадцать лет стоял, рулил.
«Пожил» наш человек.
35
Но всё не вечно: дуба дал,
Поживши много лет.
Черненко встал на пьедестал, -
Уже отживший дед.
36
Потом Андропов, что сказать?
Он многое хотел,
Но жизнь закончилась его,
В державе - беспредел.
37
И вот нашли на трон царя,
«Со звёздочкой» на лбу.
И он с трибуны клич в народ,
Рассыпав кутерьму.
38
Бороться с пьянством он начал.
И стали на Руси
Без водки свадьбы отмечать:
Сиди и хрен соси!
39
Ну что сказать, виновен сам!
И как не усмотреть???
Бориска взобрался на трон.
А Мишке - пнём сидеть.
40
Запудрил Борька нам мозги,
Державу разорвал.
Нашёл таких же мудаков,
И знамя растоптал.
41
Кричал: «Да я вас, хоть куда!»
А мы за ним, лохи.
Довёл до ручки - всё, конец!
Крестьянин у сохи.
42
Да, слава богу, кончен срок -
На пенсию пошёл.
Контрразведчика к рулю
Поставил тот осёл.
43
Володя Путин, вот дела?
Власть денег поддержал.
Приватизацию страны
Рассматривать не стал.
44
А значит здесь всё тот же путь,
Ведь Путин на пути.
И как народу продохнуть,
Неясно. Лишь идти,
45
Нам предлагают всё вперёд:
«Работай - будешь жить!»
Спасибо, разрешили хоть,
Уж можно не тужить.
46
Власть денег встала у руля,
Но только к ней народ
Не знаю, сможет ли найти
Какой-либо подход.
47
Порядка не было и нет -
Ресурсы за бугор.
Но, ни фига, переживём
И этот мы позор.
Встретил я тут молодую особу - соседка. Мечтает о принце. Пёрышки чистит, вертится.
Беззаботная вся из себя. Смотрит на меня бездонными голубыми и спрашивает сочувственно, а сама пристально так смотрит:
- А у вас что, геморрой?
- Нет,- говорю,- а сам засомневался, может ясновидящая или предсказательница.
- А с чего ты взяла, деточка? Так плохо выгляжу? Так у меня почка правая что-то тянет. Не подскажешь - что делать?
- Что я вам врач, что ли? Я ваши произведения в Интернете читала
Слово Интернет выговаривает тщательно так, складывая губки бантиком.
Ну, думаю, дела. Сижу себе, пишу, что в голову прийдёт, а тут - вона. "Вот, вам, бабушка, и Юрьев день".
Эдак, прийдут как-нибудь, и спросят:
- А чего это ты там накукарекал? "А подать-ка сюда Тяпкина-Ляпкина"...
Про что это я? Это, вроде, раньше было. Что-то я зарапортовался.
- Во-во, - скажут, - именно зарапортовался. Вот мы тебя и зарапортуем, а когда разрапортуем тебе всю твою неумытую рапортовку, тут ты нам всё и отрапортуешь, как положено. Отрапортуешь всё, как булО, а потом и, как не булО. Зарапортовать твою в дышло Читать дальше >>
Кто любит ножку курицы,а кто-то голый зад.
На всех козюль ведь всё-равно не угодишь.
Посмотришь трезво - третий вовсе ретроград:
Пытается поднять по горлышко обосранный престиж.
Ты хочешь выпить, а тебе суют халву.
Жизнь - не девица для засаленных утех.
Не надо слушать от завистников молву.
Те ненавидят страстно этих, эти - тех.
Счастливым может быть не тот, кто обладает всем,
А тот, которому, на самом деле, ничего не надо.
Господь к мольбам, обычно, глух и нем,
И радуйся, коль кары не послал, ведь это может быть и есть твоя награда.
И коль тебя съедает зависть или злость,
Ты вспомни - век наш безнадёжно краток.
Не парься, не грызи себя, как дикая собака кость,
А лучше наведи в душе своей порядок.
Когда ж наступит твой последний час
И ангелы споют тебе последнюю молитву,
Всем будет жаль, что покидаешь нас,
И покидаешь рано может быть не выиграв Читать дальше >>
На речке нашей встала на коньки,
Но сальто сразу не случилось.
Свидетелями были окуньки,
Как попой я об лёд долбилась
***
В биатлоне ждут меня медали
Я на лыжах обгоняю грузовик.
И пока винтовку мне не дали,
Стрельнула у деда дробовик.
***
Мне прыжки с трамплина удаются,
Прыгать с высоты я не боюсь.
Только деревенские смеются,
Как я при посадке матерюсь.
Когда морщинистый гипофиз ярит усталое либидо,
То посторонним в общем по-фиг,что из дразнилки этой выйдет.
И только самая простая недовоспитанная молодежь
Пробросит, мимо пробегая:"Ну,старый пез...ль,ты даешь!"
Ребята,с ваших малых лет вам все во мне неверно видно,
Нет этот зрелый сексатлет еще сверкнет на ринге жизни!
Ну да,ослабло притяженье - к прекрасному живому тяги нет...
Банкротство жажды размноженья - есть сатисфакция побед.
За то стал шире мир иллюзий,что можно что-то сочинять,
Иль горизонт науки сузить, или раздвинуть разов в пять.
Или,стяхнув банальность,серость,вершить с Гармонией труды
От песни,что с душою спелась, через нетленку, до ... сковороды.
Ведь вцелом мир вокруг так хрупок,а мир внутри еще нежней,
От неумелых прибауток он может схлопнуться,ей-ей.
И тут-то вот в родной юдоли во всей красе встает вопрос:
Что либидО есть? - Сила воли весь этот бред принять всерьез...
Это было пять лет назад, когда я был начинающим поэтом и
считал, что «амфибрахий» - это матерное слово.
В аккурат на Чукотке проходил литературный конкурс «Король поэтов», на который съехались все оленеводы, в том числе и я.
Места призового я, к сожалению, не занял, потому что в то время у меня не было еще связей в поэтических кругах. После того, как определились лидеры, ко мне вдруг подошел Роман Аркадьевич Аврамович, закатал мою кухлянку, поцеловал меня в животик, взял на ручки, погладил по головке и сказал:
«Это ЧУДО есть будущий ИСПОЛИН ЧУКОТСКОЙ ПОЭЗИИ!»
На том и стою…
С тех пор это стало традицией - целовать одаренных мальчиков в животик.
Пятнадцать годков, будто и не бывало,
Из жизни моей улетучились прочь,
С тех пор, как к другому жена убежала,
С собой нашу взяв годовалую дочь…
…Я стал дальнобойщиком, мерил я мили.
И лишь иногда, если был «под шафе»,
Любовь мне свою «плечевые» дарили,
Да девушки из придорожных кафе…
Однажды, в какой-то «дыре» на стоянке,
В обычном поселке на Волге-реке,
В процессе одной расслабляющей пьянки,
Девчонку в дорожном я «снял» кабаке…
Смазливое личико, плоский животик,
Упругая грудь- отнимали покой…
Она предложила, а я был не против,
Чтоб к ней мы поехали вместе домой.
-А с кем ты живешь?
-Только с мамою Раей.
Она на дежурстве, лишь утром придет…
-А, как же отец?
-Да его я не знаю.
С рождения с нами отец не живет…
Быть может, виною флюиды здесь были,
А, может, ударивший в голову хмель,
Едва мы квартиры порог преступили,
Нам тут же объятья раскрыла постель…
…И «в хвост» я её там, и сразу же «в гриву»,
И сзади, и сбоку, и дал посос@ть...
И страстно стонала девчонка с надрывом,
И вторила ей удивленно кровать…
Стонали пружины в ритмичных прогибах:
Им не был тот танец доселе знаком.
-Меня никогда не забудешь ты, ибо
Со мною не то, что с прыщавым дружком.-
Шептал я ей в ушко, сжимая в объятьях…
Еще раз свой «поршень» в нирвану мокнул,
И взрыв естества, не сумев удержать, я
Отпрянул устало, и сразу заснул...
…А утром, когда из оранжевой кружки,
На кухне я пил бергамотовый чай,
Меня обнимая, ночная подружка
Сказала: «Я в душ, ты смотри не скучай»…
Приятно тепло растекалось по телу
Слипались глаза, и хотелось мне спать…
И тут я услышал, как дверь заскрипела:
С ночного дежурства вернулась вдруг мать.
Её я узнал, хоть прошло лет не мало…
И понял: узнала меня и она…
На кухне в дверях предо мною стояла
Когда-то сбежавшая с дочкой жена…
Из ванной на кухню вернулась девчушка
-О, мама, привет! Ты пришла наконец…
-Знакомься, родная…И выпала кружка
Из рук непослушных…-Вот он - твой отец…
На Привозе снова шухер, бегают менты.
И для Мони вновь непруха - это не понты.
Тетя Роза настучала в местный райотдел.
Что случайно, мол, узнала - Моня - нарккуръер.
Понаехало ОМОНа, блин аж пять возов.
Люди делают карьеру, бабки будь здоров!
Всех шерстят и вызывают, прямо на допрос.
С Молдаванки бабу Раю довели до слез.
Дури, да на всем Привозе, не нашел никто.
Кто ответит паровозом, ведь не Дед-Пихто?
И сказали Моне честно: - Слышишь, господин?
Хорошо, что все прелестно - платишь за бензин!
Тете Розе свое "фи!" выражали домом.
Даже старая Софи разразилась громом.
Было все, но чтоб такое - не было в квартале.
Ни бандитов ни героев, сроду не сдавали...
Кто выносливее в современном мире, городской или сельский житель? Какие могут быть сравнения? Конечно, городской!
Помню, работников нашего цеха эксперимента ради в колхоз посылали, на картошку — выживем или нет. Выжили! Мало того, каждый по два ведра клубней домой привез. По приезду в колхоз, правда, от деревенского воздуха всех поташнивало, головокружение наблюдалось. Потом все как рукой сняло, когда по поллитровочке лекарственной жидкости во внутрь приняли.
А что случилось с сельскими жителями, которых в наш город, в порядке культурного обмена, прислали? Как только эти самые сельские жители из автобуса на городскую площадь ступили, так сразу же добрая половина сознание потеряла, на асфальт упала. Окружающая среда им не подошла. Машины скорой помощи понаехали — увезли пострадавших. Все еще, говорят, несчастных в реанимации отхаживают. Ну, с этими все ясно — им никогда к городской атмосфере не приспособиться.
Другая половина прибывших оказалась повыносливее: она опасаясь участи первой сразу же кинулась в очередь за сорокоградусной лекарственной жидкостью. Но и ей не повезло. Согласно достоверным слухам, из этой половины еще половина неприспособленных к городской окружающей среде, через пятнадцать минут была перетерта очередью до мелкого песка.
Об оставшихся сельских жителях пока ничего неизвестно, существует научная гипотеза: они все еще томятся в очереди — жидкость не подвезли.
Так что нечего восхищаться образом жизни сельского жителя, этого баловня первозданной природы. Сельский житель стоит перед выбором: либо вымереть, либо приспособиться к окружающей среде. А современная окружающая среда — это хлорные реки, натриевые горы, кислотные дожди, серные туманы, азотные удобрения, мышьячные отношения с соседями по лестничной площадке.
Сейчас я в отпуске. У матери отдыхаю в деревне. Не столько отдыхаю, сколько приспосабливаюсь к окружающей среде: кто знает, может и в нашем городском воздухе появится кислород.
Кирпич пропал. Силикатный. Два самосвала. Больше года лежал на обочине всеми ветрами обдуваемый, всеми дождями обливаемый. Казалось — никому он не нужен. Украли. Теперь понадобился. Роберт Матвеевич старшего техника-смотрителя в кабинет пригласил.
— На вашем участке пропал, — говорит, — ищите.
Что старшему технику-смотрителю, Надежде Васильевне, делать? Дворников своих собрала. Дворники все должны знать. Собрала дворников. Обстановку обрисовала. Свои мнения высказывать предложила.
Тут Лепехин свое мнение и высказал. Издалека начал.
— Недавно, — говорит, — сороку видел. А сороки, по части воровства, народ ушлый. Так вот эта сорока прямо у меня на глазах паклю из пазов деревянного дома вытаскивала.
— Причем здесь пакля? — перебила Лепехина Надежда Васильевна. — Мы не о пакле ведем речь, а о силикатном кирпиче. А это две совершенно разные вещи.
— А вы меня не перебивайте! — обиделся Лепехин, — я ведь не все сказал. Помните, я у вас просил паклю? Вы сказали — нету. Вот. А она воровала. Прямо у меня на глазах. И не в первый раз, между прочим. А однажды заметил — возле печной трубы крутилась, носом кладку ковыряла.
— Ну и что?
— Ну и что! Доковырялась — в тот же вечер труба на земле оказалась, по кирпичику разобранная. А к утру и кирпичи пропали.
— Сорока утащила! — усмехнулась Надежда Васильевна.
— Я этого не говорил, — снова обиделся Лепехин. — Только труба упала не без помощи сороки.
Надежда Васильевна махнула рукой, словно отогнала от себя большую зеленую муху.
— Глупости! — сказала она, — пожилой человек, а такое говорите.
Лепехин обиделся окончательно. замолчал. Его поддержала Макаровна — дворничиха с двойным рабочим стажем.
— И на моем участке дымовые трубы с кровли валятся, прямо на головы прохожим. Кто их сваливает — не знаю. Только ремонтировать трубы нужно.
— Вам — о кирпиче, а вы — о параличе! — не выдержала Надежда Васильевна. — Где я печника возьму? Где? Сами знаете — старого за пьянку сняли, нового — не нашли...
— Ну, что? — спросил шеф Надежду Васильевну, когда та на другой день предстала перед ним. — Нашли кирпич?
— Где же найдешь? — ответила недовольно Надежда Васильевна вопросом на вопрос.
— Значит — без следа пропал?
— Выходит — так.
— Дворников расспрашивали?
— Разумеется.
— Молчат?
— Станут они молчать. Лепехин, например, про сороку глупости нес.
— Про кого?
— Про сороку.
Шеф вскочил со стула — заходил по кабинету.
— Сорока! Сорока! — повторял он. — Ах, паразит! И как я раньше сам не догадался?
Надежда Васильевна смотрела на него, совершенно ничего не понимая. А он продолжал:
— Вот, оказывается, откуда у него кирпич взялся! Из ворованного себе огородный домик с верандочкой построил. И меня еще к себе на чай, по этому случаю, приглашал.
— Кто?
— Сорока – сосед по огородному участку.
Сидим с Мишей. О недостатках говорим: кому чего не достает. Мне, например, двадцать девять лет до пенсии не достает, Мише — тридцать. Выходит, я его на год старше.
Тут Колосков подходит.
— У меня, — говорит, — пятака не достает.
Мы сразу поняли, куда он клонит. А я сказал:
— У нас нет пятака, зато есть прекрасная идея.
— Давай идею, — говорит он.
Я, конечно, сразу тонко намекнул:
— А нальешь?
Колосков вместо точного ответа философствовать начал:
— Одной идеи мало, надо еще в магазин бежать. А я не побегу, мастер и так на меня косо смотрит...
— Хорошо, — перебил я Колоскова, — это пусть тебя не волнует.
И я изложил свою идею: «Дорогое лучше не покупать. Можно купить дешевое. Дешевое, на пустой желудок, ни чуть не хуже, чем дорогое на полный».
Колосков согласился. А за покупкой побежал Миша. Он все-таки меня на год моложе, ему тридцать лет до пенсии.
Миша ушел, а мы с Колосковым остались. Сидим — молчим, Мишу дожидаемся. Долго сидели, долго молчали. И Колосков говорит:
— Когда фрезу вернешь?
А я:
— Какую фрезу?
А он:
— Сам знаешь какую. Запрятал в собственный ящик...
— Дурак! — перебил я его, — нужна мне твоя фреза. Я ее в инструменталку сдал.
Короче, поссорились. Тут и Миша появился, сам не свой, расстроенный.
— Ты что? — испугался я.
— На проходной задержали, — сказал он, — две бутылки отобрали. Плакали денежки.
Колосков обидился на нас и ушел.
А Миша достал две бутылки вина, и мы продолжили разговор о недостатках.
Нетрадиционное решение
Олег Нагорнов
У девушки были густые каштановые волосы, серые глаза, и она плакала. Мужчина был так красив, что мог бы сниматься в кино, но вместо этого он собирал вещи в большую дорожную сумку, бросая иногда виноватые взгляды на, трогательно вздрагивающие, плечи и произнося фразу, уже самому надоевшую за этот вечер:
- Лия, успокойся. Не плачь, пожалуйста.
Но девушка не хотела успокаиваться. Когда вещи были упакованы, мужчина присел на край зеленого диванчика, и робко погладил её каштановую головку.
- Лия, не надо, - несколько отступил он от текста, - это не конец света. Все будет хорошо. Ты умная, красивая, самостоятельная девушка и обязательно встретишь кого-нибудь, достойного тебя. А я еще не готов. Когда-нибудь буду, но пока...
- Когда? - мгновенно отозвалась Лия, тут-же перестав плакать.
Мужчина вскочил, как ужаленый.
- Вот! Всегда ты так! Ничего сказать нельзя! Только заикнешься о будущем, или, не дай бог, о детях, ты сразу: "Когда?"
Девушка зарыдала еще громче. Мужчина снова сел на диван.
- Ты мне нравишься, Лия. Правда, нравишься. Но ты слишком давишь на меня. Мы встречаемся, вернее, встречались, всего пару месяцев. И всё это время ты говорила только о детях.
- Я люблю детей.- отозвалась, всхлипывая, Лия.
- Так и я люблю! Кто же их не любит? Но я пока не готов. Это такая ответственность! А еще это пеленки, подгузники и... конец карьере!
- А если тебе не придется ничем жертвовать? - спросила девушка, вытирая слезы.
- В смысле?
- Ну, пеленки, подгузники... нам же не обязательно жить вместе. Ты даже можешь не приходить, если не хочешь.
Красавец позеленел.
- Так я только для этого был тебе нужен? Как бык-осеменитель? Прощай!
Мужчина схватил сумку, и выскочил из дома, естесственно, хлопнув дверью. Лия всхлипнула еще раз, встала с диванчика, взяла телефон и быстро набрала очень длинный номер.
Если бы не клыки и большие, заостренные кверху уши, капитан Аз Ди очень походил бы на Клинта Иствуда. Тот же холодный взгляд, волевой подбородок, голос с хрипотцой. Сейчас он внимательно слушал сообщение по А-связи. Профессор Муа находился вне зоны слышимости, но вполне догадывался, от кого было сообщение.
Дослушав, Аз Ди аккуратно убрал серебряный диск переговорника в карман, и с иезуитской улыбкой повернулся и профессору.
- Лия? - спросил Муа, - снова провал?
Капитан утверительно кивнул.
- Да, дорогой профессор, опять неудача. Кандидат сбежал. Зачатие не удалось. Даже не знаю, что говорить сенату. Полгода мы висим на орбите этого чертового Юпитера, полгода наш лучший агент бьется над такой простой задачей.
Эх, как хорошо было раньше! Каких-то сто лет назад! Взял особь, изучил, вернул. Все просто и красиво. И никаких дурацких маскарадов! Это все вы, яйцеголовые, со своими идиотскими запретами!
Профессор Муа задумчиво почесал лысый череп, действительно, формой напоминающий яйцо, поправил моноколь. Ему очень хотелось сказать капитану, что он дурак и солдафон, и что вообще непонятно, как такой операцией может заправлять военный, но он, как всегда, сдержался.
- Во-первых, запрет на изъятие наложила не раса ученых, а Галактическая Лига. Во-вторых, вы не можете помнить, что было сто лет назад. Вас тогда еще и на свете не было.
- Зато были вы, Муа! И большинство своих наград и званий вы получили как раз в это милое время! Так говорится в вашем досье.
- А в моем досье не говорится, что мне до сих пор за это стыдно?
Аз Ди открыл клыкастую пасть для ответа, но Муа опередил его. Для выяснения отношений время еще не пришло.
- В главном, вы правы, капитан. Величайший эксперимент под угрозой. Ребенок земного мужчины и тесорианской женщины... Это был бы звездный ребенок! Это был бы прорыв! Объеденение двух великих культур, общее будущее землян и тесорианцев!
Профессор мечтательно прикрыл все три глаза.
- А наоборот - нельзя? - зло буркнул Аз Ди, - наш мужчина и их женщина?
- Мы это уже обсуждали, дорогой капитан. Это невозможно. Может быть, Лия слишком торопится?
- Последнего она обхаживала два месяца. Куда уж больше? Земляне категорически не хотят детей. Чего они бояться? Или в их генетическом коде заложен план вымирания?
- А если поменять континент?
- Опять??? Мы перепробовали уже все континенты и все национальности! Кроме русских, разве что.
- Да, кроме русских, - кивнул Муа, - а с ними было бы легче... Но! Их земное происхождение пока не доказано. Откуда их вообще занесло?
- Мы перепробовали все, - вздохнул Аз Ди, - к тому же не так просто найти на Земле стопроцентно здоровую особь. Лию придется отзывать. За полгода - ни ребенка, ни даже капельки спермы. Проклятые резинки!
Что скажет сенат?
Это конец эксперимента. Слишком многое против нас. Включая растущее увлечение землян однополой любовью. Какая мерзость!
Профессор до этого момента не обращал внимания на стенания капитана, но тут с интересом взглянул на Аз Ди.
- Вы правы, капелька спермы нас бы вполне устроила, - задумчиво произнес он, - слушайте, капитан! Немедленно отзывайте Лию! И, кстати, как вы смотрите на то, чтобы, на время, конечно, расстаться с клыками и своими милыми ушками, и превратиться в красивого землянина, с изысканными, но несколько женственными, манерами?