И на пятьдесят пятом году жизни благородный Г****нис смирился с неизбежным, и повёл под венец юную Блятуэнью. И возложил к ногам её дородные земли и тяжёлые сундуки и многое другое, в том числе точную копию детородного органа сделанную из столового серебра. И отправился в дальние земли покрывать себя славой великого завоевателя.
И вернувшись через десять лет, он захватил супругу в семейной опочивальне вместе с мавром, купленным для хозяйственных надобностей. И нахмурился благородный дон. И повелел сделать мавра негодным к исполнению хозяйственных надобностей, и потом сжечь. И взмолилась прекрасная Блятуэнья, умоляя не вершить над ней кары. И была прощена, получив от мужа только суровый взгляд, да фамильный пояс верности, весь в алмазах и золоте, накрепко заперевший все пути к безрассудным утехам. И с чистым сердцем Г****нис покинул замок, чтобы преуспеть в битвах.
И воротясь домой через пять лет, он застал благоверную развлекающейся с дамасским кузнецом, купленным для ковки мечей и доспехов. И увидел Г****нис, что легко расклепал кузнец скрепы на которых держалось его семейное счастье, а заодно спилил с пояса золотые вставки, и все алмазы заменил на стёкла. И заскрежетал зубами благородный дон. И повелел положить кузнеца причинным местом на наковальню, да бить молотом, но после сжечь.
И вновь пала в ноги мужу, всё ещё красивая Блятуэнья, с тем, чтобы выпросить для себя снисхождения. И почти дрогнуло сердце Г****ниса, но очень уж было жаль фамильных алмазов, поэтому в костёр, где догорал кузнец, положил он серебрянный жезл, подаренный в день свадьбы. И раскалил его докрасна. И вставил в жену свою, спереди и потом сзади. И так — много раз, чтобы получившиеся ожоги не сошли, а превратились в болячки, досаждающие при отправлении всякой надобности. И покончив с этим, дон Г****нис отбыл в соседнее королевство на высочайший рыцарский турнир.
И только через три года, под покровом темноты он прибыл домой. И обнаружил Блятуэнью, принимавшую на брачном ложе лекаря из Галии, купленного по случаю у торговца невольниками. И оказалось, что галлу удалось составить особую мазь для облегчения ожогов. И он пользует несчастную этим бальзамом с обеих сторон, нанеся его прямо на фаллос. И обещал трижды обманутый идальго помиловать галла, если тот смешает для него средство, делающее мужское естество твёрже камня и неукротимее лесного пожара. И сорок дней сидел лекарь над своими ретортами, пока не выгнал требуемого элексира целое ведро. И малую толику вещества сцедил Г****нис в ладанку на груди, а остальное вкачал в задницу гальскому лекарю, используя воронку и бычьи клизмы. И сделав это, велел засношать его насмерть на скотном дворе, а следом сжечь.
И когда, порядком подурневшая Блятуэнья, пришла клянчить милости, Г****нис лишь рассмеялся. И отхлебнул из ладанки.
* * *
Средь дороги стал ишак,
Далее идти – никак.
Объяснить не может,
Что с ним стало всё же.
* * *
Не беда что из ребра,
Главное – всегда бодра.
* * *
Если папа олигарх,
В денежных делах монарх.
У сынишки папы
Важность выше шляпы.
* * *
Не признают у вас таланта
Художника иль музыканта.
На всех не надо дуться,
Тарелки бить и блюдца.
Коль всех в поэзию пихать,
Кто будет сеять и пахать?
* * *
Если лезешь ты на сцену
И себе не знаешь цену,
Публика её покажет
Забисует иль размажет.
* * *
В собственном уверен росте,
Крепок, стоек, как стена.
Только помни – на погосте
Суперменов до хрена.
* * *
Полки завалены хавкой.
Купишь от бомб до булавки.
Можно и чёрта купити
Если найдёшь тити-мити.
* * *
Верно, я простецкий с виду,
Оттого-то мне досадно.
Учинил бы "пирамиду"
Только вру весьма не складно.
Доллар скачет, как мячик маяча...
Но Володя ишачит, геройски ( ! ),
и страну ( Что, едва ли не кляча! )
тащит вдаль, за собою, по-свойски,
ублажая вполне население,
а тому: жизнь ли..., смерть ( Лишь бы мирно! )...,
поколением круша поколение,
под извечность российского: «Смирно!»,
в такт «единственно-правильной» нормы,
в соответствии с общей культурой,
где преемственность...- догма - для формы,
да и та... с кисломордой фактурой,
от Петра ли ( Того ещё, Чуда! ),
с сумасбродностью в настроениях,
не любившим Отчизны ( До зуда! ),
городя Русофобство... в строениях...
и в умах ( До сих пор ощущаем! )...,
всё на Запад стремясь ( Там лишь, люди! ),
знать, чужбину, как Рай привечаем,
русской гнилью..., балдея от Чуди,
да от Рюриков ( Кто из Варягов... ),
но, сейчас, не о них...- В прозе нашей,
доллар скачет, а сборище «магов»,
издевается, явно, над Рашей,
где, к примеру, Исаев Андрюша:
«Пятьдесят - это крайняя ставка! -
Ну..., за баррель - один...» - Где же, хрюша,
затерялась судьбины удавка ( ? )
или пуля в висок ( Влёт, с мозгами! ),
дабы слов не ронял, ты, напрасно,
а иначе, за баррель, местами,
в двадцать шесть, повстречают, злосчастно,
двадцать шесть же ( Под жажду эпохи! ),
не иначе...- А может и больше! -
Комиссарам ли знойные вздохи
по пройдохам ( ? ), чтоб жить, оным, дольше...
и плести ахинею с экрана...
о стране ( Но её-то не зная! ),
где вся жизнь - обнажённая рана,
в геноциде..., от края до края,
под геройство, к сомнительной цели,
вкупе к жертвам, в масштабе немалом,
под надежды..., в их жалобной трели,
но в бесправии, опять, злым финалом,
чтоб Исаевых слушать, внимая,
их брехни поглощая ушаты,
и, едва ли себя понимая,
их же, вновь, выбирать в депутаты,
чтоб ишачить, подольше, Володе,
и подобным от властной когорты,
а подвластным, в естественном сброде,
Колыму признавать за курорты,
там, где Русь раскрывает объятия,
привечавши, порою, столь люто...,
где Исаевых ждёт Демократия...-
Только нет, там, таких..., почему-то!
Шли как-то В.И.Ленин с Н.К.Крупской по коридору Смольного. А навстречу им - Ф.Э.Дзержинский. Надежда Константинна его поприветствовала:
- С коммунистическим приветом, Железный Феликс!
Ильичу это стало слегка взападло, и он осадил Наденьку:
- А эт мы щас пьёвеим!
И обратился к Дзержинскому:
- Феликс Эдмундович, батенька, а сможете ли вы для дела еволюции спъигнуть с 5-го этажа?
- Смогу, Владимир Ильич!
- Тогда впеёд!
Дзержинский спрыгнул, а Владимир Ильич подозвал Надежду Константинну и указал на большое мокрое пятно внизу:
- Железный Феликс! Железный Феликс! Язмазня! "Догони, догони, -
Ты лукаво кричишь мне в ответ." А.Новиков "На катке"
... Была в б/СССР такая развлекушка: начальство учиняло во главе с собой и при своём личном участии балансовую комиссию (слово «аудит» тогда отдыхало). Эта комиссия десантировалась в какую подведомственную организацию для подведения итогов года.
Вестимо, немаловажным для положительной оценки была не столь производственная деятельность в течение отчётного года, сколь
качество приёма балансовых комиссаров во главе с Высоким Начальством.
Так, в столовой каждого института открывали спецзалик, напрямую связанный с каким крутым городским рестораном, расслабляться возили в лучшие сауны в эскорт-сопровождении дам, приятных во всех отношениях, а поселяли в лучшей гостинице.
И в этот раз нас поселили в самом-самом отеле города в нумерах-люкс. А поскольку всё было лучшим, то и за прусаками дело не стало – огромные, усатые, длинногие статные блондины. Все упрёки по поводу живности администрация гордо парировала:
- Но зато у нас нет клопов! Добавляя,- если вы не завезли. Ездют тут всякие, а потом клопы заводются и графины со стаканами пропадают!
Хотя прошла добрая четверть века, и, не сомневаюсь, гостиницу не раз модернизировали, вроде даже стала 5-хзвёздным отелем, но прусаки были 5-звездными уже тогда и вряд ли изменили своей малой родине. Вот потому и не называю оный отель, а то ещё обожающие судиться послемайданные власти Нэзалэжной засудят за антирекламу.
И когда мы покидали гостеприимную гостиницу, уже в холле, на выходе, принялись перетряхивать свои вещи, чтобы, не приведи Господь, не привезти домой такой «гостинец» как воспоминание о поездке на всю жизнь.
Увы, предосторожность тщетной не оказалась: немало честолюбивых провинциалов возмечтали переселиться в столицу в наших папках, портфелях и чемоданах. Мы вытряхивали наглых насекомых и тут же беспощадно давили, пока те не успели удрать или, ещё хуже – вернуться в наши вещи.
Но один, видать, самый шустрый, избежал сурового наказания зампреда Госстроя УССР, 120-килограммового дяди – у того не хватило реакции, да с бодуна, видать, утратилась меткость, хотя и топнул так, что сейсмографы зафиксировали небольшое землетрясение с эпицентром в центральной гостинице Днепропетровска. Оплошавший шеф кивнул мне как самому молодому, а ну кось, покажи себя в настоящем деле!
Довелось исправлять начальскую оплошность, и я с высокого старта резко спуртовал за беглецом, который рванул к стойке администратора – под защиту или в укрытие? Легкий, на длинных стройных ногах, которых у него было то ли втрое, то ли вчетверо больше, чем у меня – поди сосчитай, когда он ими мельтешил, как вентилятор, легкоатлет хренов!
Конечно, у прусака было явное превосходство не только в количестве ног, но и хорошее знание местности, родные стены, полы и потолки. Короче, мне достался сильный, необыкновенно резвый соперник. К тому же он отчаянно спасал свою жизнь, разумея, что пленных брать его враг не намерен, и он будет расплющен как Ф.Э.Дзержинский после прыжка с 5-го этажа (по просьбе Крупских).
Но, чего там скромничать, и я парень не промах, особенно на глазах у Большого Начальства. К тому же у меня у меня были свои козыри: спортивная закалка, резвость не по годам, куда шире шаг, целеустремлённость, заряженность на подвиг, влелеянная пионерией, комсомолом, партией. Да тоже спасал, ну, не жизнь, но репутацию в глазах начальства - в конце концов, решал вопрос.
В общем, на финише острого, захватывающего спринтерского поединка виктория пришла на мою сторону: успел прихлопнуть беглеца у самой стойки старшего администратора, в каких-то сантиметрах от спасительной щели, едва не врезавших в группу немецких товарищей из ГДР (вроде, это были первые послевоенные немцы в закрытом городе Днепропетровске). Они наблюдали за нашим забегом с самого начала, потому успели отскочить, и, когда выяснили, что победитель забега больше никого не задавил, даже развеселились.
И тут на меня заорал администратор. Возможно, ему было жаль прусака, коллектив с ними так сжился, что, даже во время моей лекции о международном положении по просьбе администрации по столу президиума шастали рыжие-усатые, а директор нежными пинками под тощие зады отечески смахивал их на пол.
Администратор, однако, не стал выставлять на первый план корпоративную обиду, а закосил на патриотическую, дескать, позорите страну! Я было испугался: щас вменят иск за порчу гостиничного имущества, может, в пылу преследования не разглядел на таракане инвентарный номер?
Но тут попала на глаза табличка с фамилией старшего администратора: Прусак! Я тут же, не отходя от стойки, находчиво огрызнулся, типа, вы что, с этим тараканом, не только в производственных, но и родственных отношениях?
... До ПЕРЕСТРОЙКИ – семейного подряда Горбачёвых, семейственность в СССР не поощрялась, и товарищ Прусак сразу попритих. И нормальным голосом объяснил, дескать, вот поселяется группа из ГДР, все товарищи понимают по-русски, и повторил, что своим необузданным поведением позорю нашу великую страну.
Тут уж я возмутился – как это позорю? И громко напомнил администратору и товарищам из ГДР знаменитую фразу генералиссимуса Александра Васильевича Суворова:
У парня в Склифе шея в штопор, как морская волна.
- Что это было? - врач дивился, чиня.
- Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она,
Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я.
На стрелке промеж двух полян
Безвременно ушёл Колян.
Три пули в бошку залетели
Да штыковвая рана в теле.
Успели рану взять в зажим,
К хирургу довезли живым.
Хирург проделал всё, что мог:
Все пули быстренько извлёк.
Они удачно пролетели,
И моск ни капли не задели.
Но всё окончилось печально:
Штык в сердце сделался фатальным.
Коляну наступил капец...
Штык – молодец, штык – молодец!