Я сидел
и смотрел на поднос,
Думал с грустью
о завтрашнем дне.
Стало ясно,
что будет понос
И бурчание
всю ночь в животе.
Крошки, грязь
и разлитый компот.
Повариха-
свинячья пасть.
Пёсик маленький-
впалый живот,
Hепонятная
рыжая масть,
Hеотрывно
смотрит на стол,
Hаблюдая
протухший обед.
Hо не брошу
котлету на пол.
Hе дождёшься
товарищ мой, нет.
Вот такие
сегодня пути.
Hе поможет тебе
даже стойка.
Не старайся,
хвостом не крути.
Извини, братан,
ПЕРЕСТРОЙКА. 1991г.
Десятый месяц рифмами ваяю,
От них шизеет дом, подъезд, этаж,
Про "сиськи-письки" я от Дуньки знаю,
"Любовь-морковь"- мой высший пилотаж!
А интернет, как двигатель прогресса,
А сайт "стихи"-как шведская семья,
И вот пришел к знакомой поэтессе,
Такой же, со Стихиры, как и я.
За тридцать, все при ней, и голос сладкий,
Надежна, как Китайская стена.
Есть кошка, канарейка, фикус в кадке,
Есть грудь и ноутбук..Разведена.
Страница есть, с полтыщ стихотворений,
(Меж нами-откровенной чепухи)
И я тут-не Барто и не Есенин,
Зато, едрена вошь, не от сохи.
Под студень с пирогами и Зубровкой,
Я выдал про закаты и зарю,
Тогда она ко мне прижалась робко:
"Читай еще, я вся ужо горю".
А в компе с фоток физии алеют,
Тут Гришка, Мишка..весь стихирский свет.
"А это кто в портках, у Мавзолея?
Не грузчик из Капотни?"-"Нет, поэт!"
А я читал любимую поэму,
Как жрал, страдал и подводил итог.
Когда допе(и)л, гляжу-немая сцена,
Повис мой рейтинг, сволочь, между ног.
Но мы, ептыть, недаром из народа,
И не такие брали города.
Махнул я граммов триста молча, сходу:
"Аllons madame! Ведите в закрома!"
------
Ночь нежна. Озверела потенция,
Тело к телу, аж стонет кровать.
Я хриплю-"Напиши мне рецензию,
Или три...АААА!!!... давай сразу пять!!!"
Открыв пинком, с тоски, любую дверь,
Пути отхода мысленно отмерь -
А вдруг не спит хозяин той квартиры.
Глубоко-сладким не окутан сном,
Иль досыта не кормлен ремеслом,
И ходок за плечами – три-четыри.
Не бойся! Не за каждой дверью тать,
Коль замахнулся, надо открывать...
Вот, видишь, спит совсем-вумат-Василий
Подставим соновизор к голове:
Сплошные титры, грязно-жёлтый свет.
Таких Морфей кошмарить не осилит.
Но иногда, когда – недобезчувств,
Во сне он слышит задушевный хруст,
Который создают его купюры.
И полетав немного над землёй,
Идёт с легендой, ёжась, как зимой,
Просить взаймы у дворничихи Нюры.
Однажды в отделение милиции доставили совершенно пьяного мужика-канатоходца, утверждавшего, что он совершенно трезвый. Так как в милиции не знали, что он канатоходец, то саркастически сказали:
- А мы ща увидим какой ты трезвый, - нарисовали мелом линию и предложили пройти по этой линии. Канатоходец прошел ровно, не покачнувшись, ступая на линию серединой подошвы. Делать нечего, отпустили мужика, но так как он был все-таки пьян в дымину и не мог попасть в дверь, что бы выйти в коридор,то удивленные милиционеры предложили ему еще раз пройти тот же текст. И опять мужик прошел ровно, его опять отпустили, а он опять не смог попасть в дверь, что бы уйти на волю.Тут уже милиционеры не на шутку заинтересовались этим феноменом и провели опыт еще пару раз с тем же результатом. И тут милиция догадалась, что мужик - канатоходец, нарисовали ему линию через коридор до крыльца, с крыльца через улицу, с улицы - через площадь Ленина, потом два квартала вниз, три квартала направо, через пустырь, к дому мужика, к его подъезду, на пятый этаж до квартиры...
И все это время канатоходец шел ровно , с гордо склоненной головой и чуть заметно улыбался.
Дверь открыла спортивного вида женщина, помогла милиции нарисовать линию через прихожку в зал и в спальню до кровати.
После чего милицилонеры ушли не потребовав даже денег за израсходованный мел.
Такие у нас догадливые, заботливые и бескорыстные милиционеры.
* * *
Нас контраст приводит в чувство –
На него и положись:
Чем естественней искусство,
Тем искусственнее жизнь.
* * *
Очень хочет счастье обрести
Каждый божий раб и весь народ:
Кто стоит на правильном пути,
Тот не продвигается вперёд.
* * *
Разобраться нелегко в своей судьбе,
Расширяющей всё время круг блаженства.
Если в зеркале ты нравишься себе,
Значит, ты ещё далёк от совершенства.
* * *
Всё должно быть к месту и на месте,
А пустое славить ни к чему:
Рубль достоин самой высшей чести,
Чтоб поставить памятник ему.
* * *
У избранных сердце жарче
И взгляд на судьбу острей –
Чем личность видней и ярче,
Тем гаснет она быстрей.
* * *
Мы смело в цирк пойдём
В субботу после стирки
И как один умрём
От смеха прямо в цирке.
* * *
Полезное искусство –
Услышать жизни шум.
Чем горячее чувство,
Тем холоднее ум.
* * *
За счастьем ты бегаешь по пятам,
Хватая его кусками:
Одна нога здесь, другая там,
А где ж голова с руками?
* * *
Я верю весьма
В одну из примет:
Где много дерьма,
Там голода нет.
* * *
Аты-баты, шли солдаты,
Шли солдаты на базар,
Были здоровы поддаты
И свернули все в пивбар.
Сладок грех любой сначала,
А потом - сжигает нас!
(Вову мама наставляла,
Отправляя в первый класс).
- Не кури, сыночек, вовсе,
Водку пьют другие пусть!
- Эти шалости я бросил!
Не курю!
Не пью!
...Колюсь.
20 января 2011 г. в 16.00 в концертном зале станции юных техников города Балаково Саратовской области состоится презентация книги «Афоризмы и образы Высоцкого», вышедшей в саратовском издательстве «Научная книга». Мероприятие приурочено ко дню рождения популярного поэта, певца и актёра.
Данный сборник (236 страниц) содержит афоризмы и художественные образы Владимира Высоцкого, подобранные по темам, идейному содержанию и расположенные в алфавитном порядке. Изречения поэта, сгруппированные по основным философско-эстетическим понятиям, помогают полнее и ярче увидеть поэтический мир Владимира Высоцкого, лучше понять его отношение к жизненным и культурным ценностям русского народа.
В сборнике 1740 словарных статей, более 3-х тысяч метких изречений, при составлении которых использовано 796 произведений Владимира Высоцкого.
Составитель Евгений Запяткин.
Электронный вариант книги афоризмов Высоцкого можно найти здесь:
Жми сюда
Высказывания Высоцкого о весёлых вещах:
ВЕСЕЛЬЕ
Уже дошло веселие до точки,
Уже невесту тискали тайком –
И я запел про светлые денёчки,
«Когда служил на почте ямщиком».
«Смотрины». В.Золотухину и Б.Можаеву. 1973
Веселье и успех
В почёте не у всех.
«Песня Саньки». 1967
Уступит место боль и страх
Невероятному веселью!
«День без единой смерти». 1974
А веселее пьётся
На тугой карман –
Хорошо живётся
Тому, кто атаман!
«Песня Сашки Червня».
Из кинофильма «Зелёный фургон». 1980
ВЕСЕЛЬЧАК
Воля в глотку льётся
Сладко натощак –
Хорошо живётся
Тому, кто весельчак.
«Песня Сашки Червня».
Из кинофильма «Зелёный фургон». 1980
ШУТНИКИ
Когда вы слишком чинны,
Мы вянем от тоски –
Усталые мужчины
Плохие… шутники!
«Не грусти!». 1976
ЮМОР
Ах, побольше б нам немного юморочку!
«Мореплаватель-одиночка». 1976
Он протянул ей руку ладонью вверх, она вложила в неё свою изящную ладошку. Рука была горячей, но не влажной и слегка подрагивала от чрезмерного волнения. Молчанье длилось не долго.
- Ты...это...ну, ты армия?, - скомкано спросила она.
Шурка улыбнулся.
- А что, похож?
- Чуть-чуть. Здесь русские не живут...
- Да, я сейчас служу в армии.
- А как так может быть, что ты здесь?
- Я убежал, чтобы встретить тебя.
Они остановились, Аста приблизилась к нему вплотную и чуть подалась вперёд...
Целовались так жадно, страстно и продолжительно, что у обоих спёрло дыхание и голова пошла кругом. Им не верилось, что такое может быть вообще, это даже было не сном, а какой-то очень смелой фантазией. Ведь ещё пять минут тому назад они даже не подозревали о существовании друг друга, или встреться в других условиях, при других обстоятельствах, обратили бы они друг на друга внимание.
Не сознавая того, они шли по направлению из города, азартно болтая о разной ерунде и пожирая глазами друг друга.
Вдруг рядом с ними притормозил грузовичок, из окна высунулся рыжеватый эстонец и глядя на Асту что-то быстро затараторил. Она в ответ бросила ему две-три фразы, после которых он с очень недовольным видом вдарил по газам и через минуту скрылся из виду. Это был её кузен, который и привёз её в Тырву
Всю дорогу они останавливались и целовались ненасытно и по-долгу, на них словно накатывали приступы и они не могли перед ними устоять. Шурке нравилась её смелость и решительность, даже некая дерзость, ей же были симпатичны его застенчивость, сила - не только внешняя, но и внутренняя, и такая уверенность, что ей сразу стало с ним спокойно и комфортно.
По пути домой, Аста рассказала, что она живёт в Таллине, заочно учится в Тартуском университете на педагогическом факультете перешла на третий курс, сейчас она гостит у дяди с тётей на хуторе, недалеко от Йыгевесте, чему Шурка был несказанно рад - всё- таки на шесть километров ближе к его части, чем Тырва - больше времени останется для того, чтоб побыть вместе...
Расставание было тяжёлым, уходить вовсе не хотелось, сердце бухало так гулко, что казалось его слышно было за версту, а ещё где-то в груди ныла большая холодная игла. Договорились встретиться завтра на мосту через эту чудную речуху Вяйке Эмайыги, после двенадцати. Еле-еле разомкнув объятья, Шурка взял в ладони её лицо и нежно поцеловал во влажные глаза и раскрасневшиеся, чуть припухшие губки, уверенно повернулся и быстро пошёл по направлению к лесу. В лесу он перешёл на бег, так как времени было вобрез - бежал легко, пружинисто, даже невесомо, душа пела что-то из Битлз, перед глазами стоял образ Асты, с его лица не сходила улыбка.
За всеми этими приятными впечатлениями, он только на территории части осознал, что одет в гражданскую одежду - быстро спустился с небес, переоделся в лесу в форму и пошёл в подразделение.
Пацаны не сразу, но заметили какие-то метаморфозы в Шуркином поведении - черт его знает, то ли обкуренный, то ли бухой - запаха нет, а весёлый гад и загадочный, хоть комиссуй в дурку, но докапываться не стали - ну его чумного, себе дороже выйдет.
Утром он напридумывал себе кучу мероприятий, о чём всех ненавязчиво оповестил, мелькнул на складе, затем близ бани и растаял в лесной глуши за оградой части, быстро сменил одежду и помчался на столь долгожданную встречу. Пока бежал, в голову лезли всякие мысли - а не мираж ли вчера это был, а как она его сегодня встретит и придёт ли вообще...
Но все дурные мысли улетучились, когда он увидел на мосту знакомую, стройную фигурку Асты. Жаркие объятья и поцелуи заменили слова приветствия, глаза смотрели жадно и внимательно, подмечая любой нюанс в мимике и настроении, стараясь запомнить всё как можно подробнее.
- Сегодня ты мой!, - повелительно заявила она.
- Хорошо, принцесса!
Она взяла его за руку и увлекла в лес. Через километр они очутились на небольшой, залитой солнцем поляне, окружённой молодым сосновым подростом. Запах раскалённой, смолистой хвои висел над поляной, от чего дышалось легко и приятно.
- Хочу то сено здесь,- приказала она, наигранно капризно указывая на небольшой стожок на краю поля.
В пять-шесть заходов стожок перекочевал с обочины поля на сосновую поляну, было сделано что-то вроде большого гнезда-перины. Аста нарвала бутонов различных лесных и полевых цветов и равномерно разложила эти бутоны по всей перине, встала в центр гнезда, протянула к Шурке руки и позвала:
- Иди!
Сегодняшние поцелуи отличались от вчерашних большей нежностью, чувственностью, плавностью, но не меньшим желанием. Одежда начала сползать сама, одновременно с обоих - так естественно змеи теряют кожу, руки и губы позволяли себе всё...
Это было так красиво и гармонично: два молодых, загорелых, стройных тела на фоне разбросанных по сену цветков и это всё в окружении пушистых небольших сосен. Они не стеснялись своей наготы, даже наоборот, смело и беззастенчиво ласкали и разглядывали друг друга не то любуясь, не то внимательно изучая, стараясь не только насладиться встречей, но и запечатлеть в памяти столь романтический момент...
Шесть часов пролетели беспощадно быстро. Расставаться не хотелось, однако
обстоятельства были сильней и до следующей субботы была целая вечность.
Всю неделю Шурка ходил, как потерянный, Аста занимала все его мысли, это было похоже на болезнь, вроде влюбчивый, но не настолько, что башку должно снести напрочь. Представить всё в виде проходного флирта, каких до армии было не мало, у него не получалось. Она занозой влезла ему в душу и ныла там и зудела, не давала покоя ни днём, ни ночью...
Следующие субботу и воскресенье они провели в их лесном ложе, им даже не хотелось его покидать, жажда друг друга была так сильна, что пресыщения так и не наступало.
- Знаешь, я кажется влюбилась, - тихо сказала Аста, когда они усталые лежали на душистом сене и смотрели, как по н*** проплывают редкие облака.
- И со мной творится что-то непонятное, я всё время думаю только о тебе и больше ни о чём не могу думать.
Они раскрывали друг другу не только объятья, но самые сокровенные переживания и чувства, два пылких сердца стучали вунисон и казалось нет на свете такой силы, которая сможет теперь разлучить их.
В часть Шурка вернулся усталый, но в блаженном, приподнятом настроении.
Неделя тянулась издевательски долго, служба висела кандалами на душе, от чего он не находил себе места. Всердцах он повесил на складе боксёрскую грушу и когда одолевала тоска, срывал на ней вселенское зло. И с этой грушей он как в воду глядел.
После утреннего развода к нему на склад пришел майор - физрук полка и заявил, мол через две недели под Ленинградом состоится чемпионат армии по боксу, и ему выпала радость защищать честь полка.
- Вот тебе на! Честь полка! Я же больше года на ринге не был и даже перчаток не надевал за это время ни разу. А там будут выступать ребята из спортивных рот, они ежедневно тренируются, - начал было Шурка, но физрук напомнил прописную истину, мол мастерство не пропить и что он на две недели освобожден от любых нарядов и работ. А чтобы подкрепить свои слова делом, гордо сказал, что спортивный зал в его личном распоряжении в любое время дня и ночи, только один ньюансик - прибраться там нужно.
Да говно-вопрос! Что такое прибраться для солдата - плёвое дело, зато в распоряжении будет целый спортивный зал, о существовании которого многие даже не подозревали. Вдохновлённый Шурка сей же час вприпрыжку отправился принимать спортивное хозяйство. Вопрос и правда оказался говно - спортзалом называлась пристройка к клубу по самые выбитые окна врытая в землю, со стойким запахом отхожего места, поскольку в каждом углу было навалено по несколько куч, видимо от больших спортивных достижений.
(В армии, в целях маскировки и дезинформации брезгливых разведслужб противника, объект, который остаётся без присмотра более двух дней, обязательно будет обгажен внештатными армейскими засранцами. Эта, в некотором роде консервация объекта, позволяет сбить с толку противника и тем самым обеспечить военную тайну)
Народное армейское наблюдение
На хорошо выкрашенном полу валялись несколько почти новых матов и всё. Знакомый сержант земляк-москвич выделил ему в помощь семь молодых батарейцев, силами которых спортзал быстро избавился от чуждого запаха и приобрёл чистый и опрятный вид, в углу была повешена груша и процесс подготовки к соревнованиям из начальной вошёл в завершающую фазу. Тренировался Шурка азартно, ведь ему помимо всего прочего, было обещано три дня увольнения, которые он планировал провести с Астой.
Наконец-то!!! Вот она долгожданная суббота! Счастливый, он нёсся что есть сил, чтобы снова заключить в объятья ту, с которой его свёл счастливый случай, ту которой он уже бредил, ту с которой хотел быть рядом и...
Ни в этот день, ни на следующий, и вообще, больше ни разу в жизни он её так и не увидел. Он прождал её безрезультатно два дня на их поляне, бегал к мосту, справлялся о ней во всех ближайших хуторах, но никто даже не слышал о такой девушке или делал вид, что не слышал - она исчезла таким же чудесным образом, как и появилась.
Тем временем в Таллине, в уютной комнатке, на постели лежала и горько ревела Аста. Среди недели за ней приехал отец с матерью - тётка позвонила им и нажаловалась, что она спуталась с каким-то русским, по виду военным и, что пока не поздно, родителям нужно её увезти - ведь, что хорошего можно ждать от военных, тем более русских? Все уговоры и мольбы не подействовали - предки были непреклонны. С русскими у них были свои счёты - дед в войну против них по лесам партизанил, за что его после упекли на Соловки, где он и умер.
Не раз в течение жизни они будут вспоминать те дни и благодарить судьбу за то,что она подарила их друг другу пусть и на короткое время, зато так ярко, словно вспышка метеора в ночном небе, как благодать, как наивысшее проявление чувств мужчины и женщины.
Не знаю, как в других городах, а в нашем - в ГИБДД очередь. Причём, не змейкой вдоль стены, а плотной толпой из мужиков, подпоясанных широким "народным" словцом, и время от время выясняющих свою позицию: кто из них впереди, а кто сзади. Что-то здесь не так.
Еще лет двадцать назад, в этом, регистрирующем лошадиные силы, подразделении, такая исключительно мужская компания являлась устоявшейся нормой. Но сейчас, когда водительские курсы заполнены на семьдесят процентов прекрасной «большеполовиной», когда, подкатив на перекресток, понимаешь, что окружен не автомобилями, а гримерками – всплывает логический вопрос: «А почему они в ГАИ меня не окружают?»
Я же вам говорю: что-то здесь не так. Без машин я их, знаете, как люблю. Представляю, насколько приятней подставлять свои ноги не под охотничьи ботинки, а под модельные женские туфельки, пусть даже с каблучком:
- Ой! Я, по-моему, наступила вам на ногу. Простите ради Бога, - и расстояние до её губ равнялось бы расстоянию до губ толстого усача, который застрял возле меня, продираясь «только спросить». Ему намерено перекрыли дорогу такие же усачи - уговоры и доводы не показались им весомыми или хотя бы немного приближенными к весу их нервов, стекших на пол этого госучреждения. Но этот рассказ посвящен не банальным стычкам и перепалкам, а чуду, которое заметили еще на улице, когда оно только потянуло на себя ручку полупрозрачной двери. Оно вошло, как солнце, и внутри стало светлей и просторней. Для застрявшего возле меня толстяка чудодейственно отыскалась ниша, и я, воодушевлённый увеличенным пространством, выбрав из всех возможных позиций самую удобную, стал наблюдать за…
Это была молодая женщина лет тридцати с распущенными волосами, цвет которых застрял где-то посередине между фиолетовым и красным. Едва касаясь зеленого воротника, они создавали иллюзию пестрого дождика на новогодней елке. Лицо скрывалось за смело и щедро нанесенным макияжем, а всё, что было ниже, теряло значение, по сравнению с безумной яркостью интерфейса. Довольно громко разговаривая по телефону, она вошла так, что все толкающиеся и давящие, разящие перегарам и упертостью мужики одновременно повернули головы, будто принадлежали одному туловищу немыслимого зверя – очередеОзавра.
Не обращая на это внимания, а может специально, чтобы все слышали и не переспрашивали, дитя бурлеска добавило громкости:
- Мама, я ж тебе объясняю: открой большой шкаф, там стоит желтая коробка… А я говорю – стоит! - еще уверенней вступила в дискуссию дочка со своей маман.
Мужики оживились - видно опять сработало единство организма – заулыбались, начали обмениваться остротами. Кто-то позади меня, резанул полушепотом: «Это на неё стоит, а на маманьку – только думает.»
-Нашла? Бежевая? Какая разница, мама! Хорошо! Пусть будет – бежевая! Открой её и поройся. Где-то, на самом дне, найдешь старые колготки…
Представляете… Разогретой предыдущим перлом толпе хватило бы что-нибудь и полегче для полного высвобождения в виде хохота.
- Чё вы ржете? Дураки! Моей маме пока объяснишь, - она и не думала смущаться. Напротив. От такого количества внимания, эта раскрепощенная особа сверкала, позабыв про маму и телефон, про коробку и дранные колготки, а убедившись, что «монстр» повержен, она облегченно вздохнула, и на выдохе из нее вышел очередной шедевр:
-Как всегда, крайнего среди вас не найдёшь. Пропустите девушку без очереди, - и с томной улыбкой, но уверенно она стала пробираться к регистрационному окошку.
-Да, разве таким красавицам отказывают…
-Проходи, солнышко…
-Ну, рассмешила,- расступаясь, по-очереди заводили разговор обитатели тесного коридора.
Во время прокладывания фарватера меня оттеснили во второй ряд, но это не помешало разглядеть её полностью: зеленый воротник принадлежал «ну очень» короткой шубке того же цвета, слегка прикрывающей… - да ничего не прикрывающей! – если бы она подняла обе руки вверх, то эта шубка подскочила бы ей под грудь. Завершали композицию стройные ножки в черных, блестящих лосинах и сапоги-ботфорты.
Лично поприветствовать «великую актрису» мне не удалось, зато толстяк, проявив наигранную галантность, оказался вместе с ней у заветной цели. Его уши и щеки горели, и, подбирая сбитое дыхание, словно ногу в строю, выпалил:
- С Новым Годом тебя, крошка!»
- Это что, вы меня в ресторан пригашаете? Я люблю вкусно покушать.
Залп хохота разразился ещё сильней, остроты летели со всех сторон. Толстяк неуверенно, как-то по-диагонали мотнул головой, но был спасен от неожиданного вопроса строгим голосом из окна:
- Прекратите базар, мешаете работать!..
Оформляя документы, наша общая подруга стала более сдержанной и адекватной, спокойно отвечала на вопросы, хотя желание офицера ГИБДД получить свою порцию удовольствия от общения с ней проскальзывало в его попытках заговорить на отвлеченные темы.
«Мы своих не предаем и по ту сторону баррикад не бегаем», - слышалось в её сдержанности. А какие могут быть шутки, когда претерпеваешь такое унижение концентрационной регистрации. Конечно, если развести философию, то выйдет: «причем тут офицер?», но философов в народе не любят и посему часто бьют им морду.
Закончив с оформлением, она быстро сложила документы в тонкую, прозрачную папку, повернулась к нам лицом и с жалобным кокетством пропела:
- Бе-едненькие, голо-одненькие! Как мне вас жа-алко. Вы мне так помогли, а я ничего не смогу для вас сделать.
- Да если б не ты, половину из нас увезли бы психиатры…
- Тебя надо зачислить в штат ГИБДД – ободрительницей, - сквозь толпу опять образовался довольно широкий проход и она, махая рукой и раздавая воздушные поцелуи, направилась к выходу.
- Как тебя, хоть, зовут, добрая фея? – уже в спину выкрикнул восстановивший дыхание толстяк.
- Я – любовь твоя, пупсик, - с улыбкой, не останавливаясь, ответила «фея». - До встречи на перекрестках, мальчики!
- Тогда уж лучше в ресторане…
- Ты ещё и машину водишь? – продолжали лететь сквозь смех острые стрелы иронии.
Подойдя к выходу, она подняла вверх руку, как бы останавливая парадное шествие:
- Вау! Какие люди - конкурирующая фирма!..
Только теперь все увидели, что за дверью стояла еще одна женщина: молода, недурна собой, но из другого...Нет, скорее "звезда" была из другого мира, а эта - из нашего, но никого не интересующего в данный момент.. Она крепко прижимала к груди папку с документами, а в широко открытых глазах легко читались одновременно возникшие чувства – ужас и растерянность, а главное - недоумение:
- Неужели я должна туда зайти?!...
(Если солдат не хочет есть, то это солдат армии противника!)
Народная армейская мудрость
Свинарником оказалось довольно милое подсобное хозяйство, в десяти минутах ходьбы от территории части, единственное подразделение вне колючки, расположенное на большой поляне, окружённой девственным хвойным лесом. В данное хозяйство входили: две большущие теплицы - одна для помидоров, другая для огурцов и зелени, также два свинарника на шестьдесят лиц каждый, в каждом из которых нагло разгуливали по четыре десятка рябых кур-несушек и охреневший от своей значимости петух. Ещё был летний выпас на пару гектаров, щитовой хоз блок, собачья будка с добрым псом неизвестной породы по кличке Дембель, и чуть поодаль от всего этого богатства, огромная гора свиного дерьма, которая прирастала ежедневно и за многие мили своей вонью позорно выдавала расположение особо секретной части ракет стратегического назначения наземного базирования. Видимо, из-за этого запаха НАТОвские спецы окрестили данный вид ракет - "Сандал"
Как и положено в секретных войсках, никто не знал сколько и чего производит данное хозяйство, а тем более, куда всё произведённое девается. Редкая свинка доходила до столов солдат и офицеров, а помидоры и огурцы не доходили вовсе - вся продукция данной фермы предназначалась для личных нужд высшего командования и, конечно, для командиров хоз-взвода.
Это стратегическое хозяйство доблестно держалось на мощных плечах двух солдатиков: старослужащего по фамилии Бокало и молодого старо-оскольского паренька, Шуркиного призыва, с кличкой Афоня. Поскольку гвардии Бокало готовился по страшной силе на дембель, (оформлял геройский альбом и обшивал цацками парадную форму) то вся эта радость висела на горемыке Афоне, которому Шурка сразу сказал, что весь интелектуальный труд, заключающийся в раздаче параши и чистке клеток, он оставляет на его совести, а сам он займётся ремонтом ранчо, до которого у Афони просто не доходили руки, а также организацией бытовых мероприятий. Афоню это предложение вполне устроило и данный договор был скреплён рукопожатием.
Полтора месяца прошли словно в сказке. Каждое утро Шурка делал овощной салат, в который входили помидорчики, огурчики молочной зрелости, такие пупырчатые корнишоны, зелёный лучок, пёрышки чеснока и непременно укроп. Вся эта прелесть крепко солилась, сбрызгивалась постным маслом и посыпалась молотым перцем. Пока салат настаивался и давал сок, готовилась яичница с помидорами, после чего к импровизированному столу подтягивались Бокало с Афоней и все вместе с удовольствием начинали поглощать эту диетическую, здоровую радость.
Воинская сиеста наступала сразу после завтрака. Минут на сорок на солнце выносились из хоз-блока поролоновые маты, неведомо откуда там взявшиеся, вся тройка раздевалась и принимала солнечные ванны под мерное хрюканье подопечных.
А после наступало время трудовых подвигов - раздетый Шурка забирал ящик с инструментами и шёл ремонтировать ограду летнего выпаса для поросят. Через месяц такого курортного режима, он выглядел свежим, отдохнувшим и очень загорелым, даже официантки из офицерской столовой стали делать ему комплименты.
Но хорошо в армии долго быть не может и, видимо, подчиняясь этому закону, в запас был уволен заведующий вещевым складом Трофимов, а замену ему уже полтора месяца не назначали. И вот начальство на общем собрании взвода, за неимением другой штатной единицы, решило доверить раздолбаю-Мишину вещевой!!! склад, а в нагрузку, чтоб жизнь не казалась мёдом, еще и баню.
Вся приёмка склада произошла прозаически быстро - ему кинули связку ключей и печать и...и всё!!! Ни что делать и как делать, и делать ли вообще - ни слова, ни пол-слова - полная свобода действий.
Перво наперво он навёл на складе идеальный порядок, завёл книгу учёта, чего небыло отродясь, Но, вдруг выяснилось, что в точном учёте кроме него вообще никто не заинтересован (после он поймет почему), но он продолжал наводить идеальный порядок и настырно вести учет вверенного ему имущества. За фальш-потолком он нашёл тайник уволенного гвардии Трофимова со спрятанными там в большом количестве различными армейскими кожаными и меховыми изделиями, которые можно было использовать как обменную валюту на всё, что угодно. Всё это богатство Шурка посчитал наследством от "дедушки", чем остался вполне доволен.
Вот когда поговорка "пустить козла в огород" оправдалась в полной мере. Шурка стал одним из пяти солдат в дивизионе, которые еженедельно выезжали в город, а значит стал одним из главных поставщиков спиртного в часть. В первой же поездке он попросил прапорщика Володченко (мирового мужика), мол у кого-то день рождения - попросили... Тот фыркнул, сказал, что молод ещё зелёнка и...свернул к магазину.
На фоне пустых, вонючих и грязных московских магазинов, с жирными, замызганными продавщицами-хамками, эстонский сельпошный магазинчик выглядел минираем. Полки и витрины были аккуратно заполнены очень хорошим (да, что там хорошим - великолепным) ассортиментом товаров, белоснежная, как медсестра, продавщица без симпатии, но культурно обслужила военных не швырнув в морду товар, а бережно упаковав его.
В её движениях было столько достоинства, и любви к своей работе, что Шурка не первый раз поймал себя на мысли, что эстонцы довольно приятные люди и все те сказки про фашиствующих и ненавидящих русского брата прибалтов - всего лишь сказки. А первое впечатление, как первая любовь - самое яркое и правильное, что ли. Кому понравится, когда в твоём доме будет хозяйничать пъяный, разнузданный, равнодушный хам? То-то же!
Как-то осенью, зайдя в казарму, он вдруг почуял недоброе. Собрание дедов и черпаков не несло гуманитарного начала - у всех лица были весёлые, но как-бы с двойным дном. Взглянув на своих одногодок, всё стало ясно - вышел приказ и неминуемый перевод из "духов" в "молодые", "молодых" в "черпаки" и так далее, состоится в любую погоду, а потому он сам (раз так заведено) улёгся на кровать и...
Все, кто имел на то право, накинулись на него с ремнями.
Такой режущей боли он ни разу не испытывал - за минуту черпаки и деды припомнили ему всю строптивость и дерзость. Били вохоточку, с огоньком, с толком - пряжками то есть, как родного... Минута показалась полярной... Шурка с трудом поднялся с койки - всё, что относилось к понятию "сзади" пылало. Он оглядел всех до одного экзекуторов слева направо, медленно, поворотом головы, неожиданно широко улыбнулся.
- Ну вы черти оторвались!
- А ты, Москва, думал тебе всё с рук сойдёт?
- Нет, вовсе, просто не ожидал такой душевности...
Со спины и ляжек эта душевность сходила ещё минимум месяца два.
ходы и выходы прописаны…
корзинка, сладкий пирожок…
на тропке, как всегда, извилистой,
зевая, ждет все тот же волк…
жизнь днем сурка уныло тянется:
закат.. восход… и все одно…
ну как не стать с расстройства пьяницей,
не отыскать в бутылке дно?…
сто первый раз попросит маменька
к бабуле сбегать до темна…
и, попой подперев завалинок,
девчушка отхлебнет вина…..
(сей суррогат весьма не марочный,
не Херес «Крымский», ясен пень…)
она ж хихикнет и загадочно
шляпец наденет набекрень,
почувствует себя красавицей,
ведь в шляпке красной что-то есть…
походкой шаткой в лес отправится,
фальшивя, выдаст миру песнь…
вспорхнут испуганно воробышки,
рванут ежи семьей в поля…
и, будто оглушенный обухом,
волк, обалдевши, скажет: "бляя"