В Европе это было,
Еще был Пушкин жив.
Весь город потревожен,
А как спокойно жил.
Откуда прикатился,
Свалился этот ком:
Парнишка появился
На рынке городском;
Оборванный, помятый,
Без обуви... Вот весть!
Протягивал он руку,
Хотел он очень есть.
Ему давали фрукты,
Но их не брал пострел;
От пышек отказался,
Хлеб черный только ел.
Немым он вовсе не был,
Но слов людских не знал.
Загадка да и только:
Дивился стар и мал.
Не знал он слов обычных:
Стол, стул, отец иль мать...
И в городском приюте
Нашлась ему кровать.
Немного обучили,
Стал парень говорить;
Из речи непонятной
Все ж уловили нить:
Жил во дворе каком-то,
Держали на цепи,
В собачьей тесной будке.
Ел хлеб и воду пил.
Кормили только ночью
При полной темноте.
Кто он и чей — не знает.
Вот сведения все.
Прожил пять лет в приюте,
Людской освоил быт.
Однажды на задворках
Был кем-то он убит.
Убит был не случайно,
Штырем прошили глаз.
Унес в могилу тайну…
Ну, вот, и весь рассказ.
За окошком вечер зимний.
Непрозрачный. Темно-синий.
Фонари.
Дом пустой. Тоска и скука.
Темнота вокруг. Ни звука.
Хоть ори.
Вспоминаю чьи-то лица.
Если что-то и случится -
Не со мной.
Стала, кажется, умнее -
Наслаждаюсь, как умею,
Тишиной...
Сказала ты: "Я девочка, не мальчик,
Поэтому боюсь, уж извини..."
Конечно, ты стараешься, не плачешь,
Но голосок предательски звенит.
А я тебе: "Ты девочка большая,
Я рядом буду. Верь мне и не трусь!"
Но ты, мне безгранично доверяя,
Лепечешь : "Мам, я все-таки боюсь!"
И - дан наркоз. Я рядышком, за стенкой.
А в голове от страха ералаш.
Трясутся руки, губы и коленки
Пока в слезах читаю "Отче наш".
Сын взрослый смотрит с легким удивленьем
Совсем не осуждая мамин шок...
Но вышел врач - мой друг, мой Бог, мой гений -
С улыбкой: "Спит пока . Все хорошо!"
И я - в один прыжок - к тебе , к любимой! -
Целую в носик деточку свою!
И ты кряхтишь, спросонья глядя мимо:
"Чего ты плачешь? Я ж тебя люблю!"
Конечно, говорить ты не умеешь -
Речь заменяет свет любимых глаз.
...Но если б в мире не было шар-пеев,
Их стоило бы выдумать для нас.
16 декабря 2011 года.
Огромное человеческое спасибо доктору А.А. Константиновскому, прооперировавшему вчера мою "девочку" Масю (на фото ):-))
Больничные покои не всегда хранят покой:
Такая катастрофа вызывает много шума.
Он комкал покрывало обгоревшею рукой,
Внимал шагам, стонал от боли, спал и много думал.
О Боге, что всегда кого то милует/казнит,
О разума/инстинкта человеческой иронии:
Придумав столько способов для массовой резни,
Стенать навзрыд, сжимая треуголки похоронные.
О том, как в юном возрасте седеет голова и
О том, как много/мало в этой жизни он достиг,
О том, как тяжело все это выразить словами,
О том, как жаль, что не бывало времени для книг.
А что бывало? Волга, детство, вяленый синец,
Увязанный пучками на гвоздях чердачной лаги,
Беспечное отрочество, которое отец,
Прервал, отдав в 6 лет в спортивный-олимпийский лагерь.
А дальше сборы, поединки, колотимый фейс,
Победы, слава, личный шкаф с медалями-призами,
Арены, города. И этот злополучный рейс…
Поганый знак, когда вся жизнь плывет перед глазами,
Но он боец! Он жив еще! И дальше будет жив!
Пока он жив, жива богатырей-героев эра!
Пока он жив, то жив хоккейный клуб «Локомотив»!
Пока он жив, живет упрямый луч надежды-веры,
Что в авиа крушениях хоть кто-то избежит
Привычно-неизменного летального конца.
Пока он жив, еще пылает этот луч, еще горит,
Еще пускает свет, еще искрит, еще мерца…
Белый прибой зажигает над скалами флаги.
Море штормит, но ему не хватает красот -
Ластик дождя беззастенчиво стер горизонт
До фиолетовой мелкозернистой бумаги.
Выел пятно километров пятнадцать на шесть,
Может, на семь – глазомер недостаточно точен.
Продемонстрировав, как уязвим и непрочен
Видимый мир. И приходится это учесть.
И надлежит позаботиться нам о себе.
Мне о тебе. А тебе обо мне (я надеюсь).
Вам же, друзья, я дарю эту супер-идею -
Ориентир в занавешенной ливнем судьбе.
Выставив облако, словно таранящий бивень,
Смяв паруса, голубые леса поглотив,
И напевая суровый и мрачный мотив,
Грозен и дивен над морем бушующий ливень.
Вернулись с базы отдыха вчера,
Неделю там прекрасно отдыхали.
Но, как известно, от добра - добра
Дождаться получается едва ли.
Квартира вскрыта. Полный тарарам.
Шмотьё и книги на полу пылятся.
Разнесена вся хата просто в хлам, -
Куражились, как будто, здесь паяцы.
Так быстро, - через два почти часа, -
К нам следственная группа прилетела.
Всё явки выбивали, адреса, -
Мол, кто мог провернуть такое дело?
Мы ж хатой этой взломанной своей
Статистику ухудшили конкретно.
Ну в плане там квартирных грабежей,
Которых без того у них несметно.
Экспертши две каким то порошком
С поверхностей снимали отпечатки.
А следаки ходили вчетвером,
Свои вопросы вторя по порядку.
Но "пальцы" наши вскоре "откатав",
Заметно к нам душою потеплели.
За три часа, минувшие стремглав,
Могли бы не сродниться мы ужели?
И вот следак гитару взял мою,
Перебирает струны неумело.
Но я ему, пожалуй, подпою, -
Душой то, явно, чел не зачерствелый...
Экспертше же понравился кондей.
"Где брали? Сколько вышло с установкой?"
Пока о том рассказывал я ей -
Писала всё исправно под диктовку.
Для следаков - лишь повседневный труд...
Для нас же - стресс, плевок паскудный в душу...
А тем, кто по понятиям живут, -
Скажу я так, втирайте, "дорогуши" :
Спасибо, что не тронули кота!
Системник не похитили - спасибо!
В котором до последнего листа
Мои все графоманские изгибы...
Ну взяли обручальные - чего ж!
Вы в следующий раз раскройте веки!
Я что, на Абрамовича похож?
Пятнадцать лет ещё мне в ипотеке....
Навеяно интервью замглавы администрации президента, в котором он говорил об отсутствии смысла декабрьских митингов, поскольку все проблемы, обсуждаемые оппозиционерами (внимание, каламбур от господина Суркова…) УЖЕ РЕШЕНЫ ВЛАСТЬЮ (!!!)
А в России День сурка
выпал на четвёртое.
Возвращай-ка, власть, сполна
у народа спёртое.
Все проснулись точно в срок,
как и полагается.
Будет злыдням дан урок,
если не покаются.
Порадейте наверху
вы о бедных, братушки,
А не то, как шелуху
заметут вас бабушки.
Признали рак. И шансов больше нет. "Пока ещё возможно без коляски,"-
- сказал Иван зарёванной жене, - "Поехали, Танюха, на Аляску?
Хочу одним глазком я на Клондайк взглянуть. Любимый автор был Джек Лондон.
Я жизнь свою прожил как рас****яй. Прости за всё, но сделай мне в угоду:
Давай получим визы, все дела, продай наш сад, теперь он на*** нужен.
Ты сроду там работать не могла. Возмешь другой - со следующим мужем."
"Окстись, Иван!" -супруга говорит, -"Аляска далеко, и мы в Сибири.
У нас такой же климат да и вид. Давай спокойно доживёшь в квартире?"
Разбил мужик посуду всю что есть, жене же повезло, что промахнулся.
Приехал быстро с долларами тесть и тут же отсчитал за сад по курсу.
Потратили на сборы пару дней. В Москву летели даже самолетом.
В посольстве было, правда, посложней, но, к счастью, там от рака умер кто-то
У консула в родне и он помог: за две недели получили визу.
Да вот мужик уже почти что слег, стал опухать он сверху, да и снизу.
Московский врач сказал:"Недели две ему осталось, злые метастазы..."
И спрятал триста баксов в рукаве за эту новость, не моргнув и глазом.
"Успею..." - прошептал себе мужик. Билеты на руках, бабло в кармане.
Купили кресло, в нем полулежит Иван и стонет, сзади - его Таня.
И вот таможня. Кашляя в свой шарф, сотрудник буркнул: "Выезд вам закрытый.
Не заплатили вы когда-то штраф. Поэтому, ребята, извините."
"И сколько долга?" - Ваня заревел. "Да сотня баксов, если в пересчёте."
"Давай, я долг свой заплачу тебе?" - "Ты что, меня считаешь идиотом?"
"Но что же делать? Я вот - вот умру!" И дрогнуло таможенное сердце,
И взял он из жены Ивана рук оставшиеся в долларах все средства.
А это тысяч пять. Летят они, никто им не сказал, они ж не знают
Одной простой известной всем ***ни: без денег в Штаты просто не впускают.
Иван уснул. Бежит река Клондайк, на русский переводится Таможня.
Кричит жена:"Привет всем передай!" Плывёт мужик...Пусть Бог ему поможет.
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А.Пушкин.
Здесь никого давно не ждут,
Бурьян уже как пирамида…
Нашли последний здесь приют
Потомки славного Давида.
Речь, впрочем, нынче не о них,
Лежащих чинно и без звука,
Я говорю об их родных,
Мужьях и женах, детях, внуках,
Что допустили сей бедлам,
Кто предпочел – и этих тыщи –
Любовь к заморской сытной пище
Любви к отеческим гробам.
Вдохновилась здесь Жми сюда и здесь Жми сюда - что-то немыслимое!!!
А во мне сегодня Гордость повесилась,
Не оставив и записки: "Прости...".
Поначалу даже было мне весело -
Пригласила я Любовь погостить.
Сообщила ей: "Жилплощадь свободная
И живу теперь почти что одна,
Поделюсь с тобою всем, чем угодно я:
Накормлю, одену, выпьем вина..."
Но почти к исходу вечера зимнего
Услыхала укоризненный вздох.
Мне Любовь: "...да это Стыд! Прогони его..."
Я портвейном залила - он и сдох.
Обольщала я Любовь перспективою,
Как мы славно заживем, то да сё...
А она ушла, скотина брезгливая,
Говоря, что мертвечиной несёт...
Нам бы встретится с тобою чуть пораньше
Может меньше было боли,
было фальши
И ошибок меньше и обид -
Мне тихонько кто-то говорит...
Раньше на каких-то десять лет
Ты была не замужем тогда
Но назад, увы, дороги нет
Нам не встретится с тобой там никогда...
Время вспять не воротить - ну и пусть
Много лет у нас с тобой пропущено
И в глазах твоих печаль и грусть
Грусть проблем
и грусть возможностей упущенных
Я в глаза твои красивые гляжу
Ты устала, милая, устала
Обещаю, я теперь прослежу
Чтобы ты почаще отдыхала
Чтобы счастье наше, как лучём
Твоё сердце согревало нежно
Если станет от любви горячо
Я не остужу его небрежно
Ни изменой, ни кусочком льда
В наших отношениях горячих
Буду я любить тебя всегда...
А ещё в метро - собак бродячих.
Наверно, если б я был там,
Махнув для храбрости сто грамм,
Вскочил в атаку самым первым
С истошным воплем (минус - нервам).
И фриц, бывалый, хладнокровный,
Прицельной очередью ровной
Прошил бы мозг, меня не мучая.
(И это в самом лучшем случае).
А в худшем? Драпал бы, как трус,
Или в концлагерь шел на органы.
Что, впрочем, делал весь Со Читать дальше >>