Куда шагают поколенья? Ни ты не знаешь, и ни я.
И как то все – без вожделенья и воодушевления.
Все наши лозунги нестойки. Мечты – напрасные труды.
Убрали знамя Перестройки куда-то в задние ряды.
А сколько было ожиданий среди волнующихся масс,
И устремлений, и шатаний… Вот это был энтузиазм!
А нынче новая эпоха своё явила неглиже.
Так объясните, ради Бога: мы перестроились уже?
Какую жизненную радость с утра вспевают петухи?
И наше сумрачное стадо куда воротят пастухи?
Спросить бы, что ли, ворожею: - Ты проясни-ка нам вот тут:
К чему пейзажи хорошеют и показатели растут?
Работа множится для МУРа - сужу по сводке новостей:
Эпоха кича и гламура кишит ворами всех мастей.
И даже страсть совокупленья в душе убита наповал:
Идет эпоха накопленья, как это Маркс обрисовал.
Гремит стяжательства эпоха, глуша оркестры похорон.
Стремится лох обставить лоха. Эпохи символ – лохотрон!
Зато живем демократично, смеясь от песенки пустой.
Увы, сознание вторично. Первичен слиток золотой.
… Ну, все, молчу! Поставлю чаю. Я не тяну на остряка.
А если я чего сгущаю - так извините старика.
Закат колышется янтарный. Как самовар, мурлычет кот.
Белеет листик календарный: две тысячи сто первый год.
Как самобытный феномен русского культурного наследия, порча (латинское
название "Cosyacus malissimus") известна науке давно. Неоднократно
производились специальные исследования этнографов, историков, медиков и
уфологов. В последнее время интерес к этому аспекту народной духовности
увеличился до такой степени, что вузы страны буквально затопил
диссертационный потоп работ, посвященных изучению этой увлекательнейшей
темы.
Издревле на Руси существовал обычай порчи незамужних девушек. С
принятием христианства в конце X века государство стало беспощадно
бороться с этим злом, был введен институт брака, но еще долго
продолжались языческие вакханалии, на которые отдельные девушки
приходили добровольно и долго не уходили, пока не получали определенную
плату. Этот ритуальный приход отдельных девушек на порчу назывался у
наших предков полюдьем.
Но на некоторые вещи порчу наводить было нельзя. Восточные славяне еще
во времена Рюрика знали, что порча, например, не наводится на заморские
самобеглые телеги марки "Мерседес" последних моделей. Скорее всего это
было связано с наличием особого оберега у данного средства передвижения
в виде тайных мистических покровителей, известных в мифологии под названием крышных божков (собирательный эпический образ - Братва).
Вернейшим средством снятия порчи с тягловых лошадей были простые русские
бабы. Когда кобыла подхватывала какую-нибудь порчу: переставала есть
горстями овес, саркастически ржала или чего доброго закусывала кумыс
удилами - рачительный хозяин совершал над своей испорченной скотинкой
особый обряд очищения, называемый по-старославянски эниолокацией.
Больную впрягали в огромный воз, сажали на воз как можно больше баб, а
потом по мере экстросенсорной надобности сбрасывали последних с воза, от
чего кобыле становилось все легче и легче.
Отголоски этого тяжелого положения русских крестьянок мы можем найти, например, у поэта-демократа Некрасова в его многоим из ныне живущих кажущихся бессмысленными строчках "коня на ходу остановит, в горящую избу войдет". Эпизоотии порчи на Святой Руси были часты и продолжительны, так что чрезмерные злоупотребления традиционной эниолокацией порченных кобыл приводили вот к таким сдвигам в психике у многократно бросаемых с воза баб.
Отчасти отголоском данного способа очистки от порчи можно считать и ритуальное выбрасывание персидской княжны Степаном Разиным с тонущего струга "Ласковый май". Что характерно, помогло.
Уже в Новое Время французские ученые-испытатели братья Монгольфье (урожденные Монгольевы), изобретатели воздушного шара, используя передовой российский опыт, попытались спасать свои летальные аппараты при помощи все тех же баб. Но Франция - это вам не Россия, здесь бабами не покидаешься. Пришлось заменить их на мешки с песком (балласт - это испорченное английское "bab last", то есть "до последней woman"). Но этот заменитель помогал от порчи хуже.
В настоящее время, в связи с поголовной порчей уже самих женщин
эмансипацией, положение с вышеописанным народным видом снятия порчи
сделалось критическим. Уходит старина в лету, все рвутся и рвутся
ниточки, соединяющие нас с собственной этнической традицией, новые
поколения получают опустошенную в культурном плане ментальность. Рушатся
вековые устои народной самобытности.
Олаф Сукинсон, к.м.с. общественно-политических наук
Так хорошо быть тихой пристанью,
Куда большие корабли,
Устав от бурь и волн неистовых,
из дальних странствий подошли,
чтоб переждать и успокоиться,
доверясь сильным якорям,
и к новым бурям подготовиться
и неизведанным морям.
… Не видно блеска карнавального,
И стих вчерашний звон литавр,
Лишь шепчет гладь воды зеркальная,
Что сможешь отдохнуть, устав....
Повзрослела дочь в одну неделю
И приехав даже на пол-дня,
Говорит - "Остаться не сумею,
Как-же там ребята без меня?"
Я ей форму ночью постираю,
Феном (чтоб быстрее) просушу.
Я не то чтоб недопонимаю -
Просто по глазам её сужу...
Вновь остались мягкие игрушки
На неделю без любимых рук.
Вновь ко мне звонЯт её подружки -
"Что там слышно? Позвонила вдруг???"
Я конечно передам приветы,
Про себя кляня весь белый свет,
А пока-что - новости.., ракеты... -
"Хайфа, Кармиэль - убитых нет..."
Дорогие друзья, 54 года назад я закончил школу. Вчера, 22 марта встретились 10 моих одноклассников. Этой встрече посвящено приводимое ниже стихотворение. Фото 1945 г. Я - в среднем ряду второй слева
ИСПОВЕДЬ
Каждому из нас за семь десятков.
И признаюсь честно, без прикрас:
Наступает нам уже на пятки
И в затылок дышит грозный час.
Время мчится, главное итожа,
В тень уходят горечи обид.
Хорошо, когда тебя не гложет
Мысль о том, что ты не знаменит.
Что ты сделал в этом бренном мире?
И какой ты в нём оставил след?
Доказал, что дважды два четыре,
На кроссворд дал правильный ответ?
Нет, не только. Вырастил детишек,
Дерево взрастил. И не одно.
Прочитал хороших много книжек.
То, что нужно. Самое оно!
Сам себе скажу: «Ништяк! Терпенье!
Будем жить, пока возможность есть.
Стричь купоны с наших достижений,
Сохранив достоинство и честь."
Под зонтом, как под самою доброю крышей,
Мы бредём в беспросветных потоках дождя.
Не хотел ты сначала, но всё-таки вышел:
Дождь со мной всё же лучше, чем дом без меня.
Мы побродим чуть-чуть, мы совсем не промокнем,
Дождь поплачет и смоет с души всякий сор.
Не заменят мне самые тёплые окна
Это тихое счастье - с тобой. под дождём.
Небесная столешница, стило
и шелест опадающих светил,
Мы будем жить и ждать, а в остальном…
Нас вызволят. Извилины сети
витиеваты, Постум. Во стальном
поскрИпе кистеперого стила
есть доступ к удаленности стола
иных пиров.
По улице моей который год
Бредёт девИца, а быть может бредит.
Не встретившись со мной, но если встретит
Полюбит и взасос с ума сойдёт
ДорOгой, что зимой медведю светит
Вдоль улицы моей который год...
Это синее, в белые пёрушки пьяное небо!
Ветры стихли... Балдёж! И деревья торчат в немоте...
Чой то, братцы, давно я, видать, в таких трезвостях не был -
Чой то, братцы, на нас снизошло... Даже мысли не те!
Чой то хочется... Блин! А чево - ну никак не пойму я...
Поскакать по асфальту мне штоли уставшей ногой?
Прицепиться б к вон той? Да подклеить девицу шальную?
Или в оперу б, штоль... На балет лебединый какой!
Но судьба-бедовуха не дасть нам пропасть с страсти пылкой...
Ну куды ж тут - в побег, коль прописан ей нашенский путь!
Вон маячать навстречу Васяня и Мишка... С бутылкой!
Ни хрена дружаны не дадуть нам лирично вздохнуть...
Я тёплым зверьком по пушистому меху
Проедусь рукой по душистым волосьям.
Лишь запахов связка мне станет помехой,
Для пальцев бесчисленных многоголосьем.
Талантливой россыпью глаз эротичных,
Рассаженных вдоль омывающих губок,
Кричит механизм (в нём рассвет ироничен)
Амурно-сердечно-сосудистых трубок.
Подёрнуты бровки узлом хаотичным
И змейками в пИнг-понг играют реснички...
Своё настроение счёл неприличным
И чистой любви вырываю странички.
А Глеб Жеглов (он тоже, мент),
Наглажен и ангажемент
Отложен. Он на службе (только кофе).
Шарапов морщится, но пьёт (ещё не профи)
Шестую чашку… Что-нибудь ещё?
Погуще! А по гуще – счёт
Казённый, ну и дальняя дорога,
Фургон, горбатый карл, берлога,
Портрет любимой (как очаг
У папы Карло) и в очах
Печаль…Ну да… Добро – оно, такое…
А Клары нет… Приём покоя
И выдачи. С обратной стороны
Медали. Непарадное крыльцо.
Кораллы? – не было. Кольцо,
Согласно описи… А если несогласен?
И гулкий кафель. Гной, бинты,
Не ной, Шарапов, мы ж менты!
-Вам «Голд»? Нет, мы, надолго.
– В долг и «Классик».
***
«Ещё не поздно, ещё не рано…»
«Арбат». «Трабант» у ресторана.
Гарсон (она), минуя твердь
тройных витрин (зачем нам дверь?!)
взмывает ввысь под визг и брызги…
не по-английски… и Анискин,
сквозь треск неона междурамья,
орденоносец (трижды ранен,
который – Фокс) и понятые,
цыгане (табором), гнедые,
медведь (рычит, но, очень добр)
«Кирпич», врачи, ОМОН и СОБР
Швейцар с пробором (напомажен-с!)
Же не ма па с…(в джерсИ). Мессаже
От гражданина Варенухи.
«Танцуют все!» Котлеты, мухи…
Заморы(«Ххаммы!»), Вухи(«Ухи!»)
Смешалось всё в последнем кличе:
Аривидерчи, Беатриче!
А небо? – Буря. - Мглою? – Крыто!
Ну, полетели, Маргарита!
Вух, Замора, если обижаться надумаете - @@@@! Вычеркну, на-фиг! Других впишу.
(палату на просмотр художественной киноленты водили. Впечатлительный очень. В печали, особенно.)
Счастливец тот, кто на закате лет,
Переборов препоны и коллизии,
Не проклинает путь свой трудный жизненный,
И, не боясь за свой авторитет,
Без страха быть соседями пристыженным,
Готов резвиться словно юный шкет:
Забыв на время возраст и здоровье,
Ремень отцовский, порку от родителей,
Скользить по ржавой, частью сгнившей кровле,
На зависть всем внизу стоящим зрителям.
Два пальца в рот и молодецким свистом,
Встревожив тучи белых голубей,
Поднять их ввысь, туда где небо чисто,
Как это было в юности своей.
Пусть безвозвратен будет день вчерашний,
Но старость - не помеха, говорят.
Счастливец тот, кому "срывает башню",
Когда ему давно за шестьдесят.
Я молиться не устану,
Дай им бог на небесах...
Хоть ушли из жизни рано -
Не за совесть, не за страх,
Защищая близких, хату,
Жертвуя, в последний час!
Но смогли, смогли когда-то,
С именами на устах
Дорогих и очень близких,
В логове добить врага...
Лишь осталось, зубы стиснувкть,
Крикнуть громкое - Ура!
О, Боже, окунулся снова в детство,
Где кекс, зоилы, дамы в мини-юбках
И Примо "осуждает" моё бегство...
И жизнь стирает рифму словно губка.
А Ф Эдуард каков? Падлюка, гад в ударе.
Смешит жену мою, меня и попугая...
В каком-то сумасшедшем все угаре
Смеются суки даже не моргая.
Перекрестился. Да простит их Юля.
Я их пойму. Поймёт и Бог.. Наверно.
И жду я мира первого июля.
А зараз выбачайтэ... Как-то скверно.