Ужас пробирает до костей, -
И в ночИ такое не приснится:
От людей я слышал, что детей
Надо бы в ежовых рукавицах
Всем держать, чтоб в море бытия
Взрослым плыть они бы не мешали.
И, как наяву, представил я,
Что меня, пардон, освежевали.
Как теперь покой мне обрести?
Будущее мрачно и туманно…
Чтобы шкурку как-нибудь спасти,
Выйду я из дому утром рано.
Соберу в дорогу узелок
И в тумане утреннем исчезну…
Жизнь мою подмял жестокий рок,
Путь лежит в неведомую бездну…
…Ночью, в безопасности уже,
Буду петь медведю под гитару:
«…Сколько полегло, мой друг, ежей,
Чтобы рукавиц состряпать пару…»
А вы помните, как в детстве, сидя поздним вечером у костра, мы любили рассказывать друг другу душераздирающие страшные истории?
И как потом в темноте мерещились зловещие тени? Липкий леденящий
холод окутывал с головы до ног и от этого ужаса можно было спрятаться только укрывшись с головой одеялом. Мне как-то стало грустно
от того , что время так быстротечно, ведь всё это происходило с нами так недавно, а теперь происходит у кого-то с детьми, а у кого и с внуками...
Вот и захотелось хотя бы на чуть - чуть окунуться в то безмятежное время, когда такие истории заставляли пережить бурю эмоций, а на утро вновь вставало яркое солнце и начинался новый счастливый день детства.
Однажды, двадцать лет спустя,
Среди скопившегося хлама,
С тех пор подросшая дитя
Нашла брелок - игру с экраном.
Экран блестел, маня к себе.
И вот, хоть время было к ночи,
Она вдохнула жизнь во тьме,
Включив тот самый "тамагочи".
Случилось чудо, жизни свет
Зажёгся вдруг внутри игрушки -
Ожил сигнал.
- Привет, привет!
Шепнула дружески девчушка.
К утру нашли её скелет
И "тамагочи" рядом... сытым -
Не евший целых двадцать лет
Томился зверским аппетитом.
В Замоскворечье на полянке
Стоит избушка в три окна…
О чем я? Что несу по пьянке?
Попутал подлый сатана.
Причем же здесь Лука Мудищев,
Коль парусами шевеля
Герой наш счастия не ищет,
Но помнит долг мой в три рубля?
Однако, плюнув на погрешность,
Продолжим: Бренный мир таков,
Что в бабах грация и нежность
Пленит нормальных мужиков.
О да! Но как не вспомнить черта,
Когда, срамя дела Творца,
Фигуры дев посредством спорта
Напоминают торс борца.
Вот, и Матрена вместо танго,
Диет суровых, чтенья книг,
С младых ногтей тягала штангу
И шла в кулачный бой на ринг.
У ней от разных тренажеров
Заместо мускулов кремень,
Притом она была обжорой,
И значит, пухлой, как пельмень.
Меж тем пора давно приспела
Ей целью быть амурных стрел.
Во снах пещеристое тело
Являлось к ней насчет пещер.
Но наяву такой бабище
Трудненько спеться с мужиком.
Тут даже сам Лука Мудищев
Себя почувствует щенком.
И вот однажды слышит шепот
Матрена наша средь подруг.
Мол, некий лекарь фотошопом
Модель варганит из толстух.
Ага. Зовут его Прохожий.
Звони, и будет сей же час…
И усомняшися ничтоже,
Матрена делает заказ.
И как в известной нам поэме,
Свиданья ждет, как та вдова.
Звонок. Прохожий чешет темя
И на ногах стоит едва.
Она его в объятьях топит,
Трендит желание свое.
Он достает цифрОвый фотик:
Мол, будет вам портфолиЁ.
В Матрену прыснул фотовспышкой,
На ноутбуке поиграл,
И с равнодушною отрыжкой
Матрену вывел на экран.
Матрена смотрит. Что за чудо!
Она ль? Стройна, как колосок.
Бежит к трюмо. И вдруг оттуда
Вопит: «Ах ты, дерьма кусок!
Мошенник, выползень, безбожник,
Падлюка, сволочь, пидераст…»
Прохожий ей: «Да, я художник.
Поспорим, так я вижу вас.»
Матрена в шоке: «Эко дело!
Влюбился, значит, обормот!
А ну, пещеристое тело
Давай сюда! Пещера ждет!
Ему б бежать быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла.
Но он не смог. И жертву с бранью
Матрена в спальню сволокла.
И там за тело оголтело,
Взялась. Щипала и вертела,
Рвала, варила в кипятке,
Жевала, как факир, дудела,
Пока пещеристое тело
Все откровеннее чернело
В ее могучем кулаке.
Небось, Платона мы читали.
Учил философ, например:
Мы видим тени от реалий
На стенах собственных пещер.
Твори, поэт, но знай пределы,
Не верь подвыпивши, глазам,
Не то пещеристое тело
Твое ответит за базар.
Что было дальше я у Сашки
Не вызнал, но надеюсь с тем,
Его пещерные замашки
В душе угасли не совсем.
Написано на основе одной из многочисленных исповедей Прохожего о его опасном творчестве.
В красивом доме ( Вот реклама! ),
жила с семью козлами мама.
Ходила часто на базар,
купить, чтоб каждому, товар.-
Питаться, все горазды детки
( Какое там, одни конфетки! )...
Меж делом, лекции читала,
чтоб свора дверь не открывала...
Мол, серый волк, голодный вечно,
сожрёт, со злобы, всех, беспечно…
И голос у него паршивый,
и сам он, по природе, вшивый…
И лапы крупные, и пасть...
Короче, будет вам напасть!
Надумает стучаться в дверь.-
Козлёнок каждый,- ты не верь!
Не открывай же образине,
пока я буду в магазине!
Сама же, отойдя от дома
( История, увы, знакома… ),
с соседкой встряла в разговор,
где сплетни-слухи, в общем, спор...
А волк подслушал подоплёку,
ведь пребывал неподалёку...
«И ладно,- в мыслях замутил,-
пусть изо всех им тащит сил...
Пока там ходит по базарам,
сожру козлят, по факту,- даром!»
От посторонних глаз скрываясь
( с тем, на скандал не нарываясь... ),
к козлов он дому подошёл
и страшным голосом завёл:
«Я, ваша мать, пришла с базара.
Дверь отоприте,- с жрачкой тара!»
Козлята ж бдительность имели,
от грубости, в тонах, прозрели.
К тому ж и мамы наставления
имели место,- ведь внушения!
И отвечают: «Ты же волк!
Лишь в поросятах знаешь толк!
Вот и канай в свиное стадо,
А мы - козлы! Что, сбредил, чадо?
У мамы голос не противный...
Ужель не знаешь, иль наивный?
Пошёл отсюда, в поросятник,
а на худой конец, в курятник!»
Как ни стучал он, не открыли
( Козлы, всегда козлами были! ).
Но в кузню, всё же, побежал,
чтоб мастер голос подковал.
Кузнец сварганил, без обмана,-
колоратурное сопрано.
Опять, в попытке, до козлов
( А жрать охота, нету слов! ),
стучится в двери, говоря:
«Скорей откройте, мама я!»
Козлята даже растерялись.-
Её ведь голос...- Зря боялись…
Хотели было дверь открыть,
но чёрный им прикрикнул: «Цыть!»
Засомневался полновесно...-
Ведь волк не туп, а то известно!
И выдал на гора программу:
«Ногами ль ты похож на маму?
Из четырёх представь одну,
и поднеси её к окну...»
И волк поднёс, без промедлений,
одну из них ( Атас мгновений! ).
Ведь, если лапища лохмата...
«Короче, волк пришёл, козлята!
Не мама ты,- кричат,- Волчара!
Уйди же гадкий, без базара!»
Здесь волк старался так и сяк...
Но приключился всё ж «косяк».
Козлята дверь не открывали.
Что ж волку ( Слюнки то сосали! ).
На мельницу стремглав припёрся
( немного в коллектив не втёрся... ),
мешок нашёл с мукою белой,
в попытке явно, неумелой,
пытаясь лапы отбелить
( на всё пойдёшь, чтоб жрать и жить ).
Засунул их в муку, по уши:
«Приду, козлы, по ваши души!
На этот раз всё ж обману
( обильную сглотнул слюну )! -
Не ел неделю, голод, ясно...
Сожру козлов, и жизнь прекрасна! -
сказал себе, со стуком в дверь
( Ну, что ж придумают, теперь? ) -
Козлята, отпирайте двери!
Я ваша мама ( спят тетери... )»
А голос, в общем, был похож...
Козлы ж не верили... Так что ж?
Короче, тут же попросили
( Уж волка фразы их бесили! ):
«Ты покажи нам ножку, мама!»
( Лохматому, чем не реклама? ).
С тем поднял лапу им, в муке...-
Открылись двери..., налегке…
О, ужас! Вмиг, застыв глазами.
Ведь пасть огромная с зубами,
с когтями страшными, где лапы,
схватить добычу ( как сатрапы )
тянулись здесь к козлячей доле...-
Прощай же жизнь! Не скажешь боле...
Козлята в шоке! Ведь угрозой,
явилась смерть, жестокой прозой!
Все в стороны: под стол, кровать,
в буфет, и в печку ( Жар - плевать! ),
козлёнок пятый в бочке скрылся,
шестой, в корзине схоронился...
Козлёнок чёрный ( Вот хитрюга! ),
в часы залез, найдя там друга
( Кукушке ль жизнь желал продлить,
чтоб за неё ку-ку вершить? )...
Но волк ведь тоже не простак.-
Козлята - в доме! - Чуя смак,
их отыскал, построил в ряд...
Сожрал затем ( Таков обряд! )...
Искал седьмого..., не нашёл...
«Куда запрятался, козёл?
( Не догадался, что в часах. )
там место мало» - Да и птах,
прокукарекал ( явно в тему ),
свою ведь волк решил проблему...
«Однако, сваливать пора,
с козлами кончена игра!»
Тем временем с базара мама,
пришла, ко зрелищу бедлама,
была предчувствий уж полна,
с тем, ей, навстречу, пелена...
Ведь в доме их раскрыта дверь...
И мама внутрь: «Ужели зверь...?»
Она боялась,- сердце билось...
О, горе ей! Но всё ж случилось...
Съел гадкий волк, увы, детишек...
В том и следы его делишек...
Заплакала коза, в печали,
Но тут часы, как пробренчали...-
Козлёнок, сверху, с них свалился,
и возле мамы суетился...
«О, мама, мама! - плакал чёрный…
Как страшно! Волк пришёл позорный.
Наверно, братиков всех съел!
А я, один, лишь уцелел...» -
«Ах, бедный, ты, сыночек мой...
Остались мы вдвоём, с тобой...
Конечно, страшный съел их зверь!
Что ж делать дальше нам, теперь?»
Коза с козлёнком вышли в сад.
А здесь, вдруг, жизнь им невпопад...-
Как песню кто-то, в кайф, свистел.
То волк, нажравшись, аж «балдел».
Обед был сытен,- в сон склонило...
Коза, здесь, вмиг сообразила:
«Ступай сынок скорей домой.
Возьми там ножницы с иглой,
и ниток не забудь моток...
Сейчас, скотине, будет шок!»
Вспорола волку брюхо, ловко
( У мести есть сестра,- сноровка! ),
ведь так надеялась, в желудке,
найти козлят живых, в рассудке...-
Голодный волк их проглотил
( Жевал бы вряд ли, нет уж сил! ).
Козлята в очередь, из брюха...
А волк объелся,- не до нюха,
лежит себе, сопит блаженно...
Козлы ж вокруг него, мгновенно!
«Теперь бегите, торопитесь! -
то мама им,- да нет, вернитесь!
Тащите камни, волк ведь спит.
Вошьём ему аппендицит!»
Булыжники в нутро втолкали,
зашивши, нитку оборвали...
А тут и волк проснулся в тяжбе.-
То организм, стремился, в жажде...
«Что за дела? - Как тяжесть давит!
Жратвы избыток, вмиг, отравит!
Понятно, семь,- то не котлета...
А делать что? Сезон то,- лето!»
И к речке прямиком, напиться...
А тут, козлы, над ним «резвиться»...
Копытами под зад пинают,
да наставления внушают:
«Что, слопать нас желал, скотина?
Пусть мы козлы, но ты то - псина!
Принадлежим ведь к разным видам!»
( Уместны ль ссылки по обидам? )
Взялись копытами дубасить,
а волк от них бегом колбасить,
чушь несусветную им плёл:
«Семь одного?!» - «Молчи, козёл!»
Беда, в оттенках мракобесия,
а волк, в утрате равновесия,
упал, где в речке глубина,
и груз сказался... Чья ж вина?
И камни потянули сразу...
Козлам же счастье, ведь заразу,
со света сжили,- праздник в доме...
Иначе ль радость ( как в истоме… )?
Мораль: Опасно волку, жить средь них,-
зараз сжирать, аж семерых...
История любви Принцессы из приличной семьи к реальному пацану...
Словно горечь в сахарной облатке…
Наших нежных чувств ростки больны…
Вновь на фоне мраморной луны
Он заходит плавно на посадку.
Подлетит и сильной головой,
Ткнётся, ласки требуя, в колени.
Пусть клыки опять в кровавой пене.
Наплевать.
Мне лишь бы был живой.
* * *
Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.
Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.
Грезила, с какой весёлой злостью,
Наводящий ужас, темнокрылый,
Он сожжёт к чертям весь двор постылый.
Захрустят обугленные кости
Тех, кто нанести посмел обиду,
Говоря, что это невозможно.
По костям легко и осторожно
Я сама к нему навстречу выйду.
Дни упрямо складывались в годы.
Во дворце - пиры, интриги, казни…
Шут - проклятый карлик, снова дразнит -
«Видимо, нелётная погода!»
Что случилось с ним, никто не понял -
Умер прямо посреди веселья.
Знала я рецепт старинный зелья.
Не шути – не будешь похоронен.
Эстафету приняла гранд-дама -
Распускала сплетни, но не долго.
Быстро ведьма старая умолкла,
Тихо умерла. В постели прямо.
Умирал любой, кто усомнился,
Смертью часто неопределённой.
Продолжала верно ждать дракона,
Зная, что дракон бы мной гордился.
К счастью женихи не донимали.
Принцы королевства сторонились -
На соседских дочках всё женились.
Да и Рыцари коней не гнали.
Мой отец был страшно недоволен -
Не на кого будет трон оставить!
Сына нет и это не исправить,
Потому что стар уже и болен.
Я ж его надежд не оправдала.
Довела, что от меня отрёкся.
Пару дней спустя папаша спёкся.
По нему я сильно не рыдала.
Понаехали дядья и тётки.
Началась грызня, кто будет править -
Кто кого заколет, иль отравит,
Иль любя посадит за решётку.
Ну а мне, сочтя, что не опасна,
Предрекли монашескую келью,
Но об этом скоро пожалели.
Пострига не стала ждать напрасно:
Ключницу тихонько задушила,
Двери в замке накрепко закрыла,
И горящий факел обронила.
Все проблемы разом порешила.
Долго крики слышались и стоны…
Едкий дым вдыхая пепелища,
Будучи уже простою нищей,
В небе я увидела дракона…
В Севастополе июльская жара.
Утюгами раскалились крейсера,
Да и прочие бедняги-корабли
В адмиральский час совсем изнемогли.
Вот спускается за борт железный трап,
Разрешается купание, ура.
Покупались, возвратились на расчёт,
Все в строю, но одного недостаёт…
И Комфлота в тот же день издал приказ,
Чтобы доктор был и чтобы водолаз
Омовенье обеспечивать и впредь
Утопления в командах не иметь.
Ну, естественно, по округу всему
Отработали так точно.
Одному
Моряку однако вновь не повезло
Или сам он утонул кому назло.
Адмирал вошёл в большой ажиотаж:
Стервецов отныне вывозить на пляж,
Тот же доктор и к нему же водолаз!..
Третий канул, игнорируя приказ.
И тогда строжайше было решено:
Срочной службе прекратить купаться!
Но
Вот выходит в увольненье экипаж,
Все рассыпались, у каждого свой пляж.
А по пляжам-то дрейфуют патрули,
Чтоб от берега матроса отрулить.
Мореплаватель к девчонке подойдёт,
Сделав корпусом изящный разворот:
"Я прошу у Вас добро, мадмуазель,
Швартоваться в Вашей гавани на мель!"
И девица понимает, что к чему,
Укрывает форму флотскую ему
Сарафанчиком своим…
И в этом суть!
Под прикрытием не стал моряк тонуть.
Тут и осень показалась на виду.
Адмиралу дали новую звезду.
10.11.07
СПб
------
ДВЕ МАЛЕНЬКИЕ ДЫРОЧКИ
Много женщин есть красивых, каждая своей красой.
Пароход красив не носом, не кормою, а трубой.
На сторонний сухопутный взор труба – бревным бревно,
А ведь сколько в ней науки и любви заключено!
По динамике расчетной обустроено жерло,
Чтобы газы усмирялись турбулентности назло.
В ней внушительность и сила, и фривольность корабля,
Проплывающего мимо, сизой дымкою стеля.
И вот в это совершенство свой зенитный автомат
Зафигачил два снаряда на учении подряд!
Как зенитному расчету удалась такая прыть –
Угол сектора обстрела завернуть и перекрыть?
"Комендор Сардинашвили, что ты натворил, кацо?"
"Вах, нэ знаю!" – отвечает закавказское лицо.
Два отверстия по сорок миллиметров на трубе,
А внутри, как говорится, стало – ни хрена себе!
Там снаряды и рванули арматуру на куски…
На аврале днём и ночью застучали моряки.
В общем, грустная картина, кто бы как ни посмотрел.
По команде доложили: приключился самострел.
Прибыл флагманский начальник и спокойно произнёс,
Глядя с палубы: "Две дырки? Заварить и весь вопрос!"
Просидел он с командиром три поллитры коньяка
И послал доклад шифровкой, что беда невелика.
Не прошли и три недели, как закончили ремонт,
Вновь труба струями дыма опыляла горизонт.
Кочегар Нечипуренко, что при взрыве спал в трубе
И едва живым остался, был полгода не в себе.
Комендор Сардинашвили может быть в запасе горд:
Ни один ещё зенитчик не побил его рекорд.
Говорят, сегодня кризис, но беда невелика…
Вспоминаю о докладе под парами коньяка.
- Что объясняю непонятно я?
Ведите себя тише, вы ж больной!
Доставка в морг у нас пока бесплатная,
Леченье в соответствии с ценой…
*
Уфф! Наконец в больнице место получил!
Мне хвастала сестра, ведя в палату:
-У нас великолепные врачи,
Особенно – паталогоанатом!
*
Консилиум собрался у постели.
Анализы. Осмотр. Спор и торг.
- Больной, да вы покойник, уж с неделю.
Решайте, подлечить вас или в морг?
*
- Эй, санитары, что вы прёте, как на танке?
Беднягу в морг? Вы карточку проверьте!
Сидит и курит! Пиво пьёт из банки!
- Последнее желанье перед смертью…
Погиб поэт. Стрелял паршиво.
Был близорук, недальновиден.
Забыл лорнет. Упал с обрыва
И тем противника обидел.
Противник чешущейся правой
Пальнул с размаху в секунданта,
Тот недодумал: «Девять ставок.
Непло…» – и рухнул в лужу бантом.
Вернулся лекарь от поэта.
Глядит – час от часу не легче –
Стрелявший капнул на штиблеты.
А у него больная печень,
А у него больные почки,
Чахотка, жаба, инфлюэнца,
К тому же очень скверный почерк,
И муж сестры немецкий герцог.
А вдруг война? Припомнят мигом,
Собак навешают дворовых,
Пойдут наветы да интриги.
«Впредь буду пользовать здоровых.»
Сказал и тут же поскользнулся,
Да головой – по саквояжу.
Стрелок лениво обернулся
И был слегка обескуражен.
Пошарил взглядом по поляне,
Ища второго секунданта,
Нашёл у первого в кармане
Всю сумму, что на дуэлянтов
Друзья поставили по дружбе,
Чтоб этот день отметить водкой.
«Напьюсь один.» И в той же луже
Утоп от приступа чахотки.
Кто виноват? Что делать? В смысле:
Где деньги, да и был ли мальчик?
Нашли тут одного за Вислой, –
Мычит и тычет средний пальчик.