Новости Хохмодрома- Самое посещаемое- Стр. 64

8

      В общем, что ни возьми из этой «Науке логики», все выглядит сомнительным и «притянутым за уши». И если вспомнить утверждение Гегеля о том, что «начало – это неразвернутый результат», а «результат – это развернутое начало», то возникает вопрос о целеполагании «Учения о бытии». Ведь вся его «абракадабра» со всеми ее немыслимыми нагрузками для ума приводит всего лишь к открытию существования бесконечности. А ведь в ее существовании никто не сомневался. Для ее доказательства достаточно знать арифметический счет.
    Правда, «Учение о бытии» это только первая часть «Науки логики», но, как говорится, «умному достаточно». По крайней мере, мне этого хватило, чтобы спросить, с чего это Гегель взял, что «Мировой дух» должен мыслить именно в тех категориях, в которых предписывает ему Гегель, да еще в последовательности развития его логики? Ведь у всякой науки есть свой понятийный аппарат, где нет места таким важным категориям как «снятие», «долженствование», «спокойная простота» и пр. Притом в любой области познания логика прежде всего ищет причинно-следственные связи, которые выражаются в дополнении, а не отрицании. По сути, Гегель предписывает «Мировому духу», как тому следует мыслить, безбожно ограничивая тем его свободу. Но сам же Гегель говорит, что «суть материи – тяжесть, а суть духа - свобода и независимость». И ладно, если бы рекомендации Гегеля имели бы какое-нибудь практическое значение. Например, он пояснил бы, откуда у Канта возникли понятия о нравственных императивах? Но вместо этого он вдруг восстает против утверждения Декарта: «Мыслю, значит, существую», поясняя, что и в Декарте, и в Канте мыслит Мировой дух. Не странно ли, что этот дух в лице столь непохожих мыслителей сам себе противоречит, а значит, в одном из случаев крупно ошибается? И где гарантии, что в самом Гегеле дух глаголит истину? И вообще, что, если этот дух предпочитает глаголить на языке заклинаний? Например, по латыни:
      «Revertatur cinis ad fontem aquarum viventium… Amen».
    Что в переводе:
    «Да возвратится зола к источнику живых вод,..Аминь».
    Вдобавок смущает бытие самого этого Мирового духа. Ведь, находя свое выражение в мышлении человека, он вместо того, чтобы вести субъекта к «Абсолютной идее», более всего обнаруживает себя в эгоистических и безнравственных помыслах, формируя, например, такие понятия как «Своя рубашка ближе к телу», «После нас хоть потоп», «От трудов праведных не наживешь палат каменных». Да и сама логика существования человека в реальном мире приводит его к совсем иным выводам, нежели наука Гегеля. Ведь ясно же, что срубить дерево легче и быстрее, чем его вырастить, что украсть или отнять имущество у другого (иного) выгоднее, чем создать или заработать. Столь всеобщие среди людского рода основания для аморальных понятий, пожалуй, еще более, претендуют на роль «Абсолютной идеи», чем логика Гегеля. Если бы это было не так, то человечеству не требовалось придумывать законы и наказания за преступления.
    Но главное, что это за Мировой дух такой, который приветствует войны? Разве кровь и смерти людей продвигают его в области самопознания? Гегель, впрочем, объясняет кровожадность Мирового духа тем, что войны сплачивают, мобилизуют, очищают общество. Но это, знаете ли, слабое утешение. Впрочем, есть у Гегеля и более основательные аргументы. Он, например, учит, что, не та жизнь, которая страшится смерти и бережет себя от разрушения, а та, которая претерпевает разрушение и сохраняется. Это, мол, и есть жизнь духа. Он, дух, и есть та магическая сила, которая переплавляет негативное в бытие. И в случае духовного произвола, ведущего к умножению зла, зло будет бесконечно выше «правильных звездных орбит и невинности растений», поскольку зло - это тоже элемент саморазвертывания духа. Зло – это тот самый антитезис, который необходим для образования синтеза добра и зла.
      Как хотите, но это не просто констатация неизбежности зла, каковая имела место в теологических учениях схоластов. Это прямая апология зла и даже его возвеличивание. Именно такое отношение ко злу служило оправданием солдатам рейха, на бляшках ремней которых значилось: «С нами Бог». Но тогда, быть может, то, что Гегель подразумевает под «Мировым духом», является вовсе не духом познания, а чем-то другим?
      Кстати, в «креативной философии» проблема преодоления зла, смерти и «ничто», решается посредствам выяснения принципов первородной творческой энергии, среди которых есть принципы «преодоления», «рациональности» и «любви (дополнительности, гармонии)».
      Но вот, что мы слышим от современных нам философов, например, от профессора Зубова:
      «Гегель считал, что он открыл последнюю истину христианства. Говоря о Мировом духе, Гегель называет его Богом. Но этот Бог не есть сознающий себя субъект. Он раскрывает себя через мыслящего субъекта. Впрочем, не отдельный человек, а ум человечества – есть самораскрывающийся Дух. Поэтому история – есть проявление духа в конкретной реальности. Соответственно все, что происходит под его руководством правильно. Отсюда фраза Гегеля: «Все действительное разумно. Все разумное действительно».
      Между прочим, эта фраза здорово сбивает с толку. Представляется, будто здесь Гегель говорит о результате творчества нуса, Мирового Разума, который по представлениям древних греков все создает, во всем содержится и участвует во всех процессах бытия. Но Гегель часто путает разум с мышлением, очевидно, не видя между ними принципиальной разницы. И хотя он говорит о мышлении, как о чем-то отличном от разума, но лишь в том смысле, что мышление является лучшей частью разума. Правда, это объяснимо. Ведь многие философы доказывали, что свойственные разуму чувства и интуиция слишком неопределенны, чтобы служить инструментом познания.
      Ставя мышление над разумом, Гегель опровергает Аристотеля, учившего, что «нет ничего в уме, чего бы не было в чувствах». «Нет ничего в чувствах, чего бы не было в уме», - утверждает Гегель. Исходя из этого, фразу о разумности действительного, очевидно, следует понимать примерно так: «Все действительное подчиняется логике мышления, а все мыслимое действительно». По сути, это завуалированная идея Парменида, учившего: «Все, о чем можно помыслить есть бытие. В том числе и «ничто».
    Насколько правомерно такое прочтение, говорит утверждение Гегеля о том, что реальность как таковая - есть бесконечный дух, который все в себя вбирает и преодолевает. Жизнь духа, - а значит, и процесс, в соответствии с которым развивается философское познание, - это диалектика.
    Так что, видимо, насчет смысла фразы о разумности действительного мы не ошибаемся. Но готовы ли мы согласиться с тем, что дух «все в себя вбирает и преодолевает» с помощью одних только отрицаний и противоречий? И, если мы вспомним, что в логике Гегеля мышление тождественно «ничто», то нам становится понятным, что представление
о действительности в виде арены диалектических противоречий имеет своим источником стремление мышления отрицать разум.

      9.

      Однако, не кажется ли вам, что мы слишком несправедливы к мышлению, а заодно и к «Духу познания»? Ведь на самом деле мы обязаны мышлению всей нашей цивилизацией и культурой. Мышление делает нас личностью. Да и не без помощи ли самого этого мышления мы тут разоблачаем его сущность, отождествляя с «ничто, которое ничтожит», и подразумевая под ним чуть ли не происки дьявола? Разве не мышление позволяет нам защищаться от природных стихий, находить средства от болезней, познавать реальность? Разве не с помощью мышления мы создаем вещный мир, который называют «второй природой»?
      Правда, эта «вторая природа» по мысли некоторых философов порабощает человека. Это объясняется «законом возвышения потребностей», когда, например, чтобы подковать лошадь, требуется подкова, которая идентична «ничто» без гвоздей, а они – «ничто» без молотка, но тот – «ничто» без кузнеца, который - «ничто» без специальных навыков, и так далее. Заметьте, мы снова здесь сталкиваемся с «ничто». Но здесь «ничто» как бы подталкивает развитие вещного мира снизу, требуя все новых дополнений в логике расширенного производства. И человек вынужден подчиняться этой логике. В противном случае возможен вариант, когда вещный мир низведет самого человека до подобия «ничто». А это значит, что вещи способны не только служить дополнением человека, но и отрицать его. Этот эффект в «креативной философии» отражает, уже знакомый нам, тригонометрический треугольник, где степень отрицания (горизонтальный катет) зависит от творческих способностей человека (выраженные через гипотенузу).
    Столь противоречивая сущность вещей, казалось бы, должна быть усмотрена в диалектике Гегеля, но он однозначно провозглашает собственность условием свободы личности. «Раб не имеет собственности, и потому он – раб» - утверждает Гегель. По его мысли, именно собственность инициирует мораль в социуме собственников. При этом он признает, что мораль – это ограничение свободы духа. Зато мораль требует определенных норм дисциплины, которая предусматривает необходимость государства. А вот государство Гегель считает высшей формой соединения собственности и свободы.
    Это опять же выглядит странным, поскольку государство склонно регулировать и ограничивать свободы своих граждан. Но Гегель и свободу представляет в непривычном свете, говоря, что «свобода – это осознанная необходимость». То есть, для Гегеля свобода – не категория индивидуальных возможностей, которые приходят в противоречие с волениями других, а те волеизъявления, которые отвечают интересам Государства.
    «История – мрачный спектакль, - говорит Гегель, - в котором приносится в жертву искание людьми счастья, мудрость государств и достоинство личностей. Но только через эгоистические интересы и действия людей может осуществляться достоинство мира».
    Для Гегеля человеческие страсти всего лишь инструменты развертывания духа. Частное разрушается в борьбе с частным, а на их обломках возрождается всеобщее. Гегель называет это хитростью разума. Эгоистические действия индивидов – это средство достижения своей цели Мировым Духом. Но людям неведомы цели, которым они в действительности служат. И значит, человек – игрушка, или инструмент государства, которое является богоявлением Абсолютного духа, проявленным Богом.
    Как вам такая претензия государства на роль Бога. В иных интерпретациях этот Бог известен в виде чудовища по имени Левиафан. Вот, во что философская магия Гегеля превращает «ничто».
    Впрочем, «креативная философия», не возражает против того, что личность нуждается в таком дополнении как государство. Только надо учесть эффект нашего «треугольника дополнительности», когда государство отрицает личность. Впрочем, отрицает тем меньше, чем более творческой личность является. И Гегель, пожалуй, согласился бы с этой нашей поправкой. Ведь по его мысли в проекте Мирового духа есть отдельные личности, исполняющие свои особые роли. Они, такие как Цезарь и Наполеон, и конечно, сам Гегель, выражают волю Мирового духа. Через них дух осуществляет свои замыслы. На их стороне абсолютное право. Им позволено стать над законом, над моралью и нравственностью.
    Очевидно в этих-то избранниках Мирового духа и проявляется подлинная свобода, которая, как вы понимаете, граничит со вседозволенностью и произволом. То есть, в лице этих проводников «Абсолютной идеи» «ничто» достигает своего высшего состояния, когда становится «всем» и способно не только ничтожить индивидуальности, подчиняя их интересам государства, но и отрицать все, что ему угодно вплоть до Бога, становясь выше Бога. Вот, откуда произрастают корни вождизма, процветавшего в ХХ веке, и откуда доносится тревожным эхом: «Фюрер выше закона!»

      10.

    Так что же это за столь могущественный дух, который в состоянии создавать государства, способен на хитрости и стратегию, имеет цели и замыслы, повелевает судьбами отдельных личностей и целых народов и претендует на роль Бога? Какое отношение имеет к нему дух познания, дух отрицания, мышление и «ничто»? Быть может, мы напрасно приписываем ему свойства «Князя Мира сего», реальность которого отрицает материалистическое мировоззрение. Быть может, этот дух вымышлен гением Гегеля? Ведь в то время понятие о духах было очень распространено в поверьях и религиозных представлениях европейцев. Кроме злых и добрых духов из средневековья во времена Гегеля были известны такие поэтические понятия как «дух свободы», «дух времени», «мятежный дух», «боевой дух» и пр. Кроме того, будь гегелевский Мировой дух полноценным духом, он должен обладать энергией, но какой энергией может обладать «ничто»? И тогда, быть может, прав Маркс, исключивший Мировой дух из реалий объективной действительности.
    Наши сомнения в реальности Мирового духа усугубляет и сама «абракадабра» Гегеля. Он, например, утверждает, будто все, что создает «Дух», заведомо отрицательно. Всякая определенность - есть отрицание.
      Как это понимать? Может быть, имеется в виду, что дух способен создавать только нечто негативное, заведомо ничтожное, потустороннее?
    Впрочем, если мы припомним, что «нечто» в логике Гегеля отрицает «иное», а качество предмета определяется еще и тем, что ему не присуще, то, действительно, все, что попадает в сферу нашего внимания и осмысления, содержит в себе некое отрицание. Тут на стороне Гегеля может оказаться даже наша «креативная философия», где мы доказываем, что истина это и процесс, и константа одновременно. Это примерно как в квантовой механике, при фиксации волны она превращается в частицу материи, которой присущи диалектические законы развития природы. Однако, скорее всего, феномен отрицания, присущий определенности, следует из самого эффекта перенесения реальных объектов в сферу фантомов мышления. И в этом отрицании проявляется агрессия мышления против реальности и разума в пользу «ничто».
      Не менее подозрительно выглядит мысль Гегеля и в случае, когда он говорит, что в отличие от античной диалектики, цель которой было достижение прекрасного, диалектика развивается внутри человека, что позволяет ему вынашивать в себе Абсолютную идею (подобно плоду?) Это спиралевидное движение с периодическим ритмом.
    Не знаю как вам, а мне этот плод в виде спирали, который вынашивает в себе человек, очень напоминает «Змея Искусителя», или «ничто».
    Кстати, на существовании «ничто», которое существует внутри личности, настаивал и немецкий философ Хайдеггер. Он представлял это «ничто» в виде бездны страха и ужаса перед смертью. Но это «ничто» у Хайдеггера выступает причиной созидательной деятельности человека.
      Спираль Гегеля, как известно, была признана и Марксом. С его подачи сторонники диалектического материализма до сих пор рисуют схему развития природы и общества в виде спирали, которая берет начало из определенной точки и постепенно разворачивается в бесконечные витки. Однако математически совершенно невозможно представить, чтобы появлению спирали из точки способствовали отрицания. Скорее всего, такая линия немедленно будет свернута в ту же точку путем самоотрицания.
    Да вот возьмите хотя бы тот же желудь, на который ссылается наш профессор Попов. По-настоящему, жёлудь может отрицать только новый, новорожденный желудь. Но до того момента из желудя, в котором заложена программа развития дуба и необходимые для этого элементы, вырастает дерево. И дерево здесь не столько отрицает семя, как утверждает наш профессор, сколько является продолжением желудя. В «креативной философии» такой процесс развития соответствует творческому «принципу преемственности», в свете которого процесс роста выглядит как «подтверждение подтверждения». В этом случае правильнее линию развития дуба выразить в виде прямой линии. Зато накопление разрушительных процессов в организме дерева и негативных влияния внешней среды следует принять за моменты отрицания растения. Эти отрицания и ничтожат дерево. Поэтому здесь уместнее говорить не о развертывании спирали жизни дерева, а, наоборот, о прямой линии, которая со временем свивается в спираль с конечной точкой небытия.
    Разумеется, найдется много философов, которые нам возразят, указав на бесспорные факты развития науки, техники и прочих показателей прогресса. И это может показаться сокрушительным аргументом в пользу восхождения общества по спирали, витки которой распространяются в бесконечность. Однако не стоит забывать, что общество состоит из отдельных людей. А вот они-то смертны, и потому их развитие мало чем отличается от развития дерева, когда разрушительные процесса приводят их в точку «ничто». И нетрудно доказать, что эти разрушительные процессы нарастают с каждым витком спирали научно-технического прогресса. Достаточно привести примеры массовой гибели людей в современных войнах и техногенных катастрофах, чтобы понять, насколько ничтожной является человеческая жизнь в глазах дракона по имени Прогресс, выращенного из «ничто» с помощью нашего мышления. Но тогда о каком же развитии общества мы можем говорить? По-моему, гораздо справедливее говорить о расширении воронки небытия, куда вовлекаются человеческие особи.
   Другой пример развития по спирали философы обычно находят в процессе эволюции. Однако после открытия «цепной реакции» представлять развитие природы и подлинных знаний в виде спирали достаточно наивно. И схема самого древа познания должна была бы подсказать Гегелю пути эволюции.
    Так что, думаю, у нас достаточно оснований усомниться в живительной силе отрицаний и их развития.
      В связи со всеми, изложенными здесь, нашими сомнениями и соображениями, нам придется уведомить Мировой дух в том, что Гегель его, мягко говоря, ввел в заблуждение. И если уж Мировой дух по-настоящему заинтересован в познании тайн бытия, то ему следует ознакомиться с некоторыми положениями русской «креативной философии».

    11.

    Так вот, в представлении «креативной философии» миром правит вовсе не мышление, а разум в виде Творческой Энергии Вселенной. Эта энергия является началом всему, пронизывает все сущее и участвует во всех процессах бытия. Как видите, энергия эфира напоминает тот самый нус, о котором знали мудрецы древней Греции. Однако древние философы представляли нус мыслящим духом. Но у разума нет необходимости в мышлении. Разуму в виде творческой энергии для его созидательных актов достаточно, присущих ему «креативных принципов». Об этих принципах мы знаем из факта их проявления в произведениях природы, как знаем, например, о наличии света по присутствию тени. Среди них есть «принцип преодоления», «принцип преемственности», «принцип восхождения от сложного к простому», «принцип новизны». А главным из «креативных принципов» является «принцип дополнительности (любви)». Благодаря последнему все элементы бытия образуют логос гармонии, где каждый элемент зависит от общего состояния среды, как слово зависит от контекста. А так как согласно «принципу новизны», гармония в природе постоянно нарушается, как нарушаются погодные условия местности, то тут уместно сказать о категории «становления», но не в том смысле, который имеет в виду Гегель, а том, что взаимное соответствие элементов бытия постоянно восстанавливается в новом согласии, что напоминает гармоничные аккорды в музыкальном произведении.
      Особо следует сказать о «принципе новизны». Этот принцип творческой энергии, как впрочем, и все другие ее принципы, связан с остальными принципами в их системе, и особенно с принципами «преодоления, преемственности, дополнительности, непохожести и разнообразия». При этом он подразумевает творческое развитие каждого «нечто», но не путем отрицания «иного», а с учетом и даже сообразно с окружающей средой. Меня, например, не раз удивляло, что виноградная лоза выпускает свои усики с явной целью зацепиться за конкретные предметы. Подобные целесообразные действия живых организмов и есть проявление разумной новизны.
      Если вспомнить о понятии тождества, столь любимом Гегелем, то Разум Вселенной тождественен разуму живых организмов. Особенно полно разум проявляется в личности человека, где становится источником творчества, представлений о прекрасном и основой нравственности. Так же, как и Вселенский разум, разум человека представим в виде логоса, где знания и понятия выводятся большей частью дедуктивно, когда частное выводится из общего. Это обеспечивается всей системой «креативных принципов», но первую скрипку здесь играет «принцип дополнительности».
    Пример такого рода познания мы находим в лингвистике, когда пытаемся установить значение непонятного слова из контекста. Конечно, ошибка при таком познании не исключается, но, во-первых, здесь многое зависит от правильности и внятности текста, во-вторых, система представлений в логосе предусматривает компенсацию ошибки за счет других внутренних связей, а в третьих, для творческих актов разума человека, не обремененного мышлением, точных знаний не требуется. Наоборот, разум человека недетерминированный точными знаниями позволяет ему быть свободным художником собственных впечатлений. При этом для него понятие о Боге столь же естественно, как естественно для птицы вить гнездо. Этот феномен является произведением таких основополагающих понятий, как благо и красота, которые доступны разуму согласно принципу любви.
      Впрочем, к основополагающим понятиям следует отнести понятия о дне и ночи, о вкусном и невкусном, о похожем и непохожем, о быстром и медленном и т. д. Как вы понимаете, эти первоначальные понятия в виде представлений и переживаний совсем не обязательно формируются в определенной логической последовательности. Во всяком случае, их зарождение и развитие вряд ли объяснимо с позиций науки Гегеля. Скорее их источником является сама природа, где существует законы и принципы диалектического характера, такие как принцип симметрии, принцип маятника, принцип противодействия действию, принцип относительности и пр.
    Человек без мышления в природе существует в виде человека, воспитанного животными, или в виде младенца, каким был каждый из нас. Но младенцу люди прививают способность мыслить, то есть, оперировать своим разумом. Поэтому мышление – это что-то, вроде прививки, которая является дополнением разума. Соответственно, мышление должно быть несоизмеримым с разумом как, например, в математике, несоизмеримы два и корень квадратный из двух. Иначе мышление будет просто дублировать разум, что не имеет смысла. И мышление, действительно, несоизмеримо с разумом, поскольку в отличие от разума строит змейки логических умозаключений, да еще по законам диалектики, развивая познание путем восхождения «от простого к сложному». И здесь Гегель, как будто, прав, говоря о неизбежности противоречий. Ведь всякий конкретный предмет, например, камень, может быть рассмотрен с самых разных позиций. Относительно дерева он может быть твердым и тяжелым, а относительно топора он непрочный и тупой. Однако, если вы заметили, эти противоречия скорее взаимно дополняют знания о камне и окружающих предметах, но никак не отрицают друг друга. Притом, сама логика выстраивает цепочку выводов из одного другого, то есть, в логике, прежде всего, действует креативный «принцип преемственности». Но это не значит, что одни выводы не отрицаются другими. Тут все зависит от того, что принимается в расчет и от хода рассуждений. Кроме того, отрицания полученных знаний обусловлено потребностью человека в исчерпывающих, абсолютных знаниях. К недостаткам логики следует отнести и то, что она часто консервирует заблуждения, не будучи способна приводить к революционным открытиям. Поэтому на помощь логике в мышлении приходит диалектика, которая как будто учитывает физические принципы равновесия, симметрии, относительности, отрицания действия противодействием и пр. Но и диалектика с ее отрицаниями, синтезом и накоплением знаний, если брать ее в чистом виде, то есть, без участия разума, не способна привести к истине.
      Открытие того, что наша планета шарообразна, не являлось логическим следствием из знаний о Земле на тот момент. Но это новое знание не было продиктовано и отрицанием известного. Ведь таких отрицаний может быть великое множество. Например, существовало мнение, будто Земля похожа на цилиндр. То есть, антитеза в виде диалектической противоположности не открывает подлинного знания. Притом настоящей антитезой в логике развития мысли всегда служит отрицание истинности знаний. Ведь излишне отрицать заведомую чушь. Зато продуктивную мысль отрицать имеет смысл, например, в целях ее проверки или в поисках новизны. Быть может, догадываясь о таком недоразумении, Гегель вынужден отрицать логику своих отрицаний, говоря о каких-то удержаниях, наподобие необходимых объятий «хулигана в храме».
    Словом, механизм познавательной деятельность, как впрочем, и развития природы, не могут быть сведены к закону «отрицания отрицания». В процессах познания обязательно участвует творческая энергия разума с ее «креативными принципами». Но где же тогда наше «ничто»? Куда оно делось? Или мы идем путем Маркса, отменяя это дьявольское семя?
    Примеров существования «ничто» предостаточно в математике. Любая ошибка в вычислениях ничтожит результат. Сама же такая ошибка по сути – «ничто», если не представляет собой новые данные. Притом возможность таких ошибок нарастает с нарастанием неизвестных величин под знаком Х и У. Между тем, с расширением круга знаний расширяется круг незнаний. Соответственно, увеличивается и количество неизвестных величин, что допускает множество неверных решений, и значит, существует необходимость установления этих величин, а это установление осложняется новыми вопросами. Результатом накопления объема знаний и их усложнения является эффект их непостижимости для логики, когда она, идя от «простого к сложному», погрязает в противоречиях и отрицаниях. И опять мы здесь встречаем наше «ничто», ничтожещее знания. Впрочем, на помощь мышлению здесь вновь приходит разум с его креативным принципом «восхождения от сложного к простому».
    Приведенный довод лишний раз доказывает, что мышление с его анализом, логикой и диалектикой ущербны и даже бессильны в познании без разума, которому свойственны креативные принципы творчества. То есть, «чистое мышление» тождественно «ничто». Но если «чистое мышление» мы можем уподобить «ничто», то мышление в виде дополнения разуму, где разум участвует во всех его процессах, отождествить с «ничто» мы не можем, как не можем отрицать и его созидательную роль. Поэтому не лишне выяснить, что заставляет мышление отрицать разум.
      Здесь необходимо вспомнить о том «ничто», которое служит чем-то, вроде «ядра конденсации» при образовании первочастиц материи. С этого момента ничто сопровождает материю, организуя ее диалектику противоречий.
    Что же касается мышления, то источником его зарождения, очевидно, явился страх смерти, которая на самом деле «ничто», покуда человек жив. Страх отвергает внешний мир, искажает реальность, сужает и парализует сознание, экранирует способность к эмпатии. Соответственно, страх отрицает внешнюю реальность в пользу мнимых образов. Но ведь мы и мыслим образами, уже воспринятыми нашим разумом. И эти воображаемые образы всегда из прошлого, и уже потому фантомы, призраки реальности, и значит, - «ничто».
    Вы скажете, развитое мышление не нуждается в страхах и ненависти, а образы, полученные с помощью нашего восприятия, позволяют нам мыслить логично. Это, конечно, так. Но, как вы убедились, даже в учении Гегеля мы находим массу погрешностей его логики. И вообще, в логике многое зависит от точности и выбора данных, хода решения, целеполагания и многого чего прочего, что делает выводные знания сомнительными. Притом логика, если она не уничтожается отрицаниями, предполагает определенную законченность решения, а это свойственно лжи, или «ничто», поскольку всякое знание неполно, в то время как правда ветвится подобно живому древу: из ветки растет новая ветка, а из нее другая. Поэтому человеку в его познавательной деятельности свойственно мыслить расширенно, не останавливаясь на достигнутом результате, когда всякое дополнительное знание человек стремится увязать с известными сведениями. Но на этом пути всегда есть опасность встретиться с «ничто» в виде ошибки.
    Заметьте, мы говорим «опасность». То есть, мы знаем, что логика может нас подвести. И это не может нас не беспокоить. Ведь, как сказано в популярной кинокомедии, иные «ошибки смываются кровью». А не в этом ли страхе перед ошибкой, которая, как мы уже говорили, есть «ничто», заключается приводной механизм диалектики с ее паталогическими сомнениями и отрицаниями?
      Диалектика, как следует из «Науки логики», предполагает противоречие и отрицания тезисов, а наилучшим отрицанием тезиса, если верить Гегелю, является их зеркальная противоположность. В последнем, впрочем, я сильно сомневаюсь. Разумный антитезис не может быть полной противоположностью. И если я говорю: «Это свет», то возражение: «Это тьма», может быть только мнением слепого или любителя поножовщины. Так что, противоречивые тезисы в норме обычно обоснованы, типа «брито-стрижено». Но даже такие тезисы обречены на самоуничтожение без дополнительных доказательств. Приведение же таких доказательств осуществляется с помощью творческих возможностей разума. То есть, сама по себе диалектика, как взаимное отрицание тезисов без вмешательства разума – «ничто». Более того, диалектика в чистом виде обречена на ошибку. Ведь даже если один из тезисов отражает истину, то обязательный антитезис способен его уничтожить, обеспечивая в синтезе тезисов ложный результат, который, разумеется, представляет из себя «ничто». То есть, в рамках диалектики любая истина может и должна быть оспорена, а значит, как минимум, сведена к сомнению.
    Примерно этот эффект мы имеем в случае, когда Гегель отрицает идеи Шеллинга. И это, между прочим, очень показательно, поскольку открывает тот факт, что в диалектике всякой истине на самом деле противостоит «ничто». И только разум способен восставать на пути этого Велиала.
    Как видите, «ничто» постоянно угнетается разумом. И если под «ничто», мы и впрямь подозреваем некий дух, то для такого духа естественно отрицать разум и стремиться к свободе от тирании его логоса и нравственных принципов. Не потому ли Мировой дух Гегеля высшей своей целью считает свободу?
      Однако можем ли мы говорить о «ничто» как о духе? Что это за дух такой? Какова его сущность?
      Ответ на этот вопрос мы находим в русской сказке про Кощея Бессмертого. Я, правда, не берусь говорить о ее старинном варианте, но в современной интерпретации, если вы помните, смерть Кощея находилась на конце иглы. Понятно, что сам Кощей – образ зла и смерти, и потому его жизнь и смерть, говоря в понятиях Гегеля, тождественны. Но почему символ его жизни – игла, а не какой-нибудь гвоздь, или подкова? Игла подразумевает нить, которую она тянет за собой, чтобы шить строку. Если этот образ иглы применить к мышлению, с его логикой, весьма схожей с нитью, то получается, будто мышлением руководит нечто, присущее Кощею, а именно зло и страх смерти. Отсюда ясно, что червоточина мышления заключается в страхе и сомнениях. Именно эти страхи и сомнения требуют абсолютных знаний, якобы, способных обеспечить человеческому Эго бессмертие и богоподобие. В сравнении с этими абсолютными знаниями все прочие знания – «ничто». А поскольку абсолютные знания невозможны ввиду бесконечного развития знаний, то и само это абсолютное знание – «ничто».
    Кстати, игла Кощея была в яйце, а яйцо было в ларце под дубом, который если бы не его плоды, вполне может сойти за древо познания из райского сада. Само же яйцо было в утке, а утка в зайце, а заяц… В общем, думаю, не нужно пояснять, что в нашей сказке мы имеем пример диалектических отрицаний, и потому, несколько перефразируя Ленина, мы можем сказать: «нельзя понять, как добыть иглу Кощея, не поняв, не проштудировав всей логики Гегеля».
    Таким образом, вся суть диалектики сводится к действию иглы «ничто», которая ведет мышление от отрицания к новому отрицанию, и потому Мировой Дух Гегеля – это всего лишь дух страхов и сомнений. Находясь на острие мышления «ничто» является источником ошибок и заблуждений, которые способны изменять разум вплоть до извращения его принципов. Это позволяет мышлению паразитировать на разуме, подобно вирусу. Так «ничто» и находит источник энергии, которую трудно назвать творческой, но которая необходима для того, чтобы «ничто» стало полноценным духом. Именно этот дух «ничто» мы и имеем в мистических образах и явлениях.
    Так что, вся эта «Абсолютная идея» «Мирового разума» и сама «Наука логики» - плод заблуждения гения, который, быть может, никогда не встречался с Мефистофелем, но в реальной действительности оказался прямым воплощением Фауста.

12.

    После публикации этой статьи один из читателей задал мне такой вопрос: «Так что же, получается, Гегель преступник? Ведь его идеи способны служить оправданием и мотивом злодеяний, которые в контексте его философии обретают рациональные формы. И даже если он заблуждался по причине одержимости бесом своего «ничто», это его не оправдывает. Многие преступники признаются в том, что их действиями руководили потусторонние сущности».
    «Вопрос, - как сказано в одной юмореске. - Конечно, интересный.
    Разумеется, я далек от мысли, будто Гегель разработал свое учение, имея целью посеять в мире семя зла. Но, используя любимое словцо Гегеля, я готов утверждать, что его философия «тождественна» преступлению. И как всякое преступление, оно требует некоторого расследования. Меня, например, интересует механизм преступления Гегеля, то есть, что привело его к его идеям, и почему они были всерьез восприняты многими учеными. Такое расследование, конечно, удобно поручить какому-нибудь детективу. Но за неимением подходящего, придется мне самому войти в образ комиссара Мегрэ, и выдвинуть кое-какую версию, убедительность которой я предлагаю оценить вам.
    Итак, очень возможно, что Гегель завидовал карьере и популярности Шеллинга и стремился превзойти успех своего друга. Но чтобы этого добиться, Гегель должен был разработать новое учение, которое опровергало бы идеи Шеллинга. Для этого необходимо было выдвинуть нечто им противоположное. Так Гегелю приходит в голову противопоставить «Мировому Разуму» Шеллинга «Царство истины». Ему ведь было известно, что многие философы, полагали, что только строгая логика мышления способна давать точные знания. Опираясь на труды древних мудрецов, таких классиков жанра, как Аристотель, Парменид, Гераклит, он пытается обосновать необходимость и возможность взглянуть на мир с позиции «чистого мышления», то есть, полностью исключив участие разума с его чувствами, эмоциями и интуицией. С этой позиции ему кажется, что материальном мире царствует логика. А что же еще? Ведь все взаимосвязано и имеет свои основания и причины. Остается установить причину развития материи. Этот механизм он находит в диалектике Гераклита. Казалось бы все просто. Но при подробном описании диалектики что-то не сходилось. «Ничто» проступало сквозь бытие и проявлялось, подобно радиоактивности на фотопластинках Беккереля. А дело вот в чем.
      Помните, мы говорили о нашем треугольнике дополнительности? Так вот, с помощью этого треугольника, отражающего диалектическую связь между энергией и массой, мы можем показать взаимоотношение разума и мышления. Так, гипотенуза у нас обозначает творческую энергию разума, а вертикальный катет показывает то, что несоизмеримо с разумом и служит ему дополнением. И это мышление. Тогда через горизонтальный катет выражается величина отрицания разума мышлением. Чем выше гипотенуза, тем меньше линия отрицания. А теперь представьте, что гипотенуза имеет нулевой градус угла с горизонтальным катетом. В результате она сливается с линией отрицания, которая в этом случае достигает максимума. Это, очевидно, следует понимать как то, что творческая энергия разума направлена на отрицание самого разума. Так мы исключаем разум, руководствуясь условием Гегеля. Но тогда ведь и катет мышления исчезает. Это как раз и показывает, что мышление без разума – «ничто». Остается одно отрицание отрицания. То есть, никакое «чистого мышления» не может существовать в принципе.
      Но если нет разума и нет мышления, что же остается у Гегеля? А у Гегеля остается только внимание. И это следует прямо из его рассуждений, где он нисколько не врет, свидетельствуя о том, что ему открывает конец иглы «ничто». Ведь внимание, оно и в самом деле отрицает все то, на что оно не направлено. Вот он смотрит на какой-то предмет, но для него это чистая абстракция. Бытие, которое никак не определяется без участия разума. И оно в этом случае тождественно «ничто». Если внимание снять или переключить, то наблюдаемого бытия вообще не будет. Оно перейдет в «ничто». Если же акт внимания продолжается, то это будет «становление». Из эффектов внимания следует и все прочие понятия, описанные Гегелем. Такие, как «прехождение» и «возникновение», «нечто» и «иное». Очевидно, в этом свойстве внимания и скрывается причина того, что Гегелю трудно возразить. Ведь все мы пользуемся вниманием. Оно в основе восприятия. Без актов внимания не обходится ни одна наша мысль. Так что заметить подлог Гегеля довольно трудно, а учитывая сложность его учения вообще невозможно. Впрочем, скорее всего Гегель и сам не сознавал, что совершает подлог. Ему казалось, что мысль уводит его по спирали развития в космос истины, хотя на самом деле его разум был вовлечен в поток воронки небытия. По сути дела он и впрямь был одержим.
      Вот теперь и подумайте, следует ли признать Гегеля преступником? Но при этом прошу учесть, что Гегелю удалось заглянуть в бездну «ничто», где ему открылась тайна нашего мышления. И в этом смысле он схож с Беккерелем. Как вы помните, Беккерель случайно открыл радиоактивность. И это привело к созданию атомных электростанций и ядерного оружия.

Новости Хохмодрома: самое посещаемое: стр. 64

Виртуозы рифмы в Шале

2 500 000 читателей

Поэт не против получить...

ФАУСТ ПО ИМЕНИ ГЕГЕЛЬ (окончание ...

Линченко Лёша - отзовись ...!

КОНЦЕРТ БЫТЬ РЯДОМ

Ширли мырли

выставка зверева

Полная версия романа ФАРТ

ФАРТ_news-2

Новости из США (ко дню ЧК)

Ладно, я пошутил.

АЛЫЕ ПАРУСА

Юмориналии

Вечерние стихи - испытание для К ...

ФАРТ (живой роман-стихия)

День перед Рождеством

Мне снова разрешили быть Компото ...

На смерть Ильи Олейникова…

С Праздником, милые женщины !

Если стану... вы мне помогите!!! ...

Смехом печень не испортишь. 30-й ...

100% изобретение

ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ХОХМ ...

Выступление в Москве