Ходят в массах пересуды,
Может правда, мож брехня,
Что в Москве, Перми, Сургуте
Ждёт поэтов западня.
Появился Черный Критик,
Мом - с Олимпа нелегал,
Без подробных аналитик
Критикует наповал.
Он хватает графоманов
И поэтов всех мастей,
Давит их, как тараканов,
За хищение идей,
За синкопу и шаблоны,
За ненужный солецизм,
За базарные жаргоны
Да излишний популизм.
Там в лесу, где лесопильня,
Как маслята от дождя,
Появляются стабильно
Из поэтов штабеля.
Кардинально я - не нытик,
Но творится произвол!
Вдруг меня пришьет тот критик
За рифмованный глагол?
Он чтил УК, содействовал Закону!
Но липкий страх - остаться не у дел
Погнал правозащитника на зону,
Туда, где жил (по слухам) беспредел.
О нём всегда умалчивает пресса,
А правящие партии - глухи.
Ему хотелось приоткрыть завесу
Над тайной "паханы и петухи".
Заласкан, засмакован заголовок:
"Как поживает наш российский зэк?"
Умён еврей, необычайно ловок,
Отличный семьянин и человек.
Уехать в глушь, подальше от столицы,
Куда любил с концертами Кобзон -
Мечта любого. А сегодня снится
Наивный, лёгкий и приятный сон.
Себя он видит на пороге славы,
В венках лавровых эго, прыть и суть,
Как "Отче" знает и УК, и Право,
Способен выпить, то бишь чифирнуть.
Ему, что Слово, что блатная "феня",
Второе даже слаще для души.
Огромный сейф, большая куча денег,
И граммов сто ферганской анаши.
Открыл глаза, не понимая, кто ты -
Колчаковец, или герой Лазо?
Оправившись от спячки и зевоты,
Откушал каши и пошёл в СИЗО.
Дотошный "кум" и главный надзиратель
Прочёл записку и глаза на лоб:
- Катитесь вы отсель, к "едрени мати",
Куда, неважно, но подальше, чтоб.
Обида жгла, душили злость и слёзы,
Горела репутация, статья,
Рассеивались призраки и грёзы,
И опускалось собственное Я.
Часть 2
В подвале Эрмитажа замечена пропажа:
Картины, книги, яйца Фаберже…
В разгул ажиотажа исчезли пыль и сажа,
И статуя на верхнем этаже.
В подсобке, спозаранку, мордует мент Иванко -
Охранника дела не хороши.
Дела по "делу" шатки - нашли в углу перчатки
И кучку экскрементов (от души).
Журналисты лютуют, исходят слюной,
Тему мнут, как в притоне девицу.
Начинает один, а кончает другой -
Наготы, ни один не стыдится.
С каждым днём вой всё реже и тише,
И заглох бы совсем на века...
Но, Господь есть – он видит и слышит!
Не мешают Ему облака.
Часть 3
Герой наш снова стоек – не бьёт его мандраж.
Он, как отважный воин, идёт на абордаж.
Штурмует МВД потоком репортажей.
- По вашей, мол, вине не найдена пропажа.
Былых обид река забилась в новой пене,
Могучая рука сдавила горло лени.
В Структуре - дело «швах»: размолвки, перепалки,
Брожения в верхах, в низах - всё из-под палки.
Подумать, кто бы мог, что всё так обернётся?
Менты не чуют ног, не спится и не пьётся.
Вновь поднятое "Дело" приобрело размах.
Но "Директива" съела: в сейф и на тормозах...
Часть 4
Идёт еврей в СИЗО с надеждой новой,
Как шут к принцессе, но уже без роз.
А там дела совсем идут хреново –
Не служба, а хронический невроз.
"Тюремный бог" был крепко озадачен:
"На кой тебе сдалась сия статья?
Займись рыбалкой, чем-нибудь на даче,
Стихи пиши и слушай соловья".
И посмотрел надменно и сурово,
Как на автобус, резвый паровоз:
"Своруй, хотя бы старую корову,
Или весною стибри сена воз.
Тогда шагай себе по бытовухе,
Пяток годков держи по ветру нос."
- Мне быстро надо - со статьёй непруха!
- Официальный делайте запрос!
Часть 5
Год пролетел, второй уже проходит.
От МВД - ни слуха, ни вестей.
Он «Дело» уголовное заводит
Сам на себя, в угоду двух статей.
Одна статья за кражу в Эрмитаже,
Вторая – за хранение и сбыт.
И хорошо придуманную лажу
Отправил почтой, прямо в лапы МИД.
Без направлений и рекомендаций
Пошёл этапом, прямиком в Тагил.
Пиши свою статью, мой друг Гораций,
Твой трудный путь никто не проходил!
Трёхцветный стяг над нами гордо реет,
Свободы ветер низко древко гнёт.
Мне очень жаль дотошного еврея,-
Вот истинный в России патриот!
Будто я египтянин,
И со мною и Солнце и зной,
И царапает небо когтями
Легкий Сфинкс, что стоит за спиной...
Э. Шклярский
Не в восторге от жизненной дряни,
от реального не в барыше,
пропою « Будто я египтянин»,
И уютнее станет душе.
Для душевного полного лада,
дабы слить все проблемы во тьму,
прошепчу вожделенно: «Хургада»,
и тебя, разомлев, обниму.
И картинкою от априори
восхитительный вид пирамид.
Заглядевшись на Красное море,
забываешь про взятый кредит.
По участку локального рая,
по песку в неглиже босиком,
мы гуляем с тобой, загорая,
а акула идёт косяком.
Полонённый древнейшей культурой,
забывая, что ты патриот,
наслаждаешься архитектурой,
но отчизна обратно зовёт:
всё туда, где размер гонорара
начисляется слабым рублём,
где облезут остатки загара,
где мы мёрзнем, но, всё же, живём…
От всего того, что так достало
и засыпанных снегом аллей
нужно спрятаться под одеяло,
где вдвоём, несомненно, теплей,
ни начальства, ни хамства, ни горя,
лишь мечта затаилась, как тать,
о далёком и ласковом море.
А о чём ещё больше мечтать