Мне с чего-то пригрезилось всуе,
Отчего не могу я понять.
Будто с новенькой бабой кайфую,
Греховодник едри её мать.
Прямо-таки шикарная тёлка,
Я от вида так сразу в самца.
На спине над трусами наколка,
И красавица даже с лица.
Подбирая слюну с подбородка,
Челюсть вставил на место и вот.
Говорю, хороша мол погодка,
Предлагаю живот на живот.
И она это ж надо не против,
Бес орёт мне, чего ты давай.
Ну а я с нисповерженной плотью,
Как тут это давай начинай.
Ох беда, прямо думаю таки,
А она говорит ерунда.
Мир померк в грандиозной атаке,
Он воспрял и готов хоть куда.
Но всё это пригрезилось всуе,
Лишь солдат неуёмно в руках.
И теперь вот мы с Дунькой кайфуем,
Вспоминая и ох вам и ах.
Все мы ищем чего-то средь мути и мрака...
Будоража поросшие маком курганы
Археолог искал, где зарыта собака -
А копались одни половецкие ханы.
Да и те попадались всё реже и реже,
И его в промежутках догадка свербила -
То ли в общем и целом история брешет,
То ли летопись - дело писучих дебилов?
То, что всякая сущность во многом двояка,
Подтверждал притворявшийся мирною клячей
Зверь кентавр, нелюдимый и злой, как собака -
Хоть и в виде скелета, но тоже кусачий.
В голове рисовалась обидная штука:
Значит он, без оглядки на юные годы,
Ел собак на потребных для дела науках -
А они оказались не нужной породы?
И молился искатель, душою прекрасен,
Намекая на промысел божий при этом -
Но не слышал молитвы блаженный Герасим,
Или слушал и ведал - но мешкал с ответом!
Может, он вразумлял, что такое бывает,
Намекая по-братски, что квас - не водица:
Летописное "Псица летае и лае" -
Лишь описка писца, и относится к птицам?
И от этих открытий беднягу крутило,
И ночами, себя ощущая погано,
Он трагически выл на ночное светило
Средь седых ковылей на вершине кургана!
- Представьте: у Пушкина, в модных салонах,
Могли б лицеисты сидеть в телефонах?
- Так может и нынче, на каждой лужайке,
Увидим мажоров, играющих в свайки…
На старом болоте сидела лягушка Кончита,
Жюльен из комариков ела с большим аппетитом,
С пиявкой знакомой неспешно беседу вела...
Как вдруг рядом с нею упала зачем-то стрела.
Вздохнула пиявка: "Ох, снова к тебе кавалеры!
Послушай, Кончита, ты примешь когда-нибудь меры?
Особы кровей голубых присылают стрелу!
Ты в девках желаешь остаться, кукуя в углу?
Эх, мне бы хоть раз прилетела такая удача,
Уж я бы не стала, Кончита, как ты, фордыбачить!
Приклеилась намертво к принцу бы, не оторвать...
Да в жёны пиявок никто не желает позвать".
С досадой сказала Кончита пиявке-бедняжке:
"Мне нафиг не сдался мужчинка на маркой коняшке!
Здоровый детина, а пляшет под дудку папаши!
Эх, то ли наш местный лягух, Крокозябриков Паша...
Собою на редкость хорош, а брутальность какая...
При виде его, как желе комариное, таю.
Да только, слыхала, наш Паша надумал жениться -
На днях прискакала за ним на мустанге девица!
Кровей королевских двуногая страшная телка
Метнула стрелу и прям в Пашу попала, метёлка!
Везет же поганке - пускай и с проколотым задом,
Не муж, а мечта будет с этой разлучницей рядом"...
...На старом болоте седая лягушка Кончита
На пару с пиявкой пила ледяное мохито -
Она предпочла королевству родное болото...
А впрочем, и стрелы давно не летят отчего-то.
"И почему я совсем не удивлена?
У моих стихов тоже не один "автор"))
Когда одному товарищу на это указали, он ответил, что сочинил стишок ещё в детстве, а про меня и знать не знает"
Жми сюда
Мелисса
Пора взглянуть в седые были
И чашу мук испить до дна
Меня за рифмы внуки били,
А также, бывшая жена
Я помню, был мужчиной зрелым
И хоть , редели волоса
Стишей пять тысяч, между делом,
Я , для потомков ,написал
Когда был юн, в столетье прошлом,
Цветы любимой не дарил
Дарил стихи . И с нею ,пошло
О страсти нежной говорил
Был комсомольцем. И спортсменом
(тяни, толкай, беги скорей!)
Строчил поэзию отменно
Сбиваясь с ямба на хорей
Когда был юным пионером
И красный галстучек носил
Писал стихи в любых размерах
Поскольку мне хватало сил
По зову матушки-природы
И в будний день, и в выходной
Поэмы создавал и оды
Во чреве матери родной
(Стихотворение основано на якобы реальном эпизоде, описанном в книге воспоминаний Т. Егоровой «Андрей Миронов и я»)
Любовь настигнуть может, где угодно –
В театре, в магазине, в гараже,
И в аэропорту международном,
В библиотеке, на курорте модном
Или, как здесь - на первом этаже,
Где каждый день у ящиков почтовых
ОН и ОНА встречались поутру,
Друг другу говорили два-три слова,
Не зная, что амур кудреголовый
Уже затеял хитрую игру.
ОН жил на пятом со своей женою,
ОНА – одна, на первом. Как-то раз
Поднёс ЕЙ сумку раннею весною,
И разговор сложился сам собою,
И вот отсюда, собственно, рассказ.
Они встречались у НЕЁ украдкой.
ЕГО супруге было невдомёк:
В "командировки в экстренном порядке"
Охваченный любовной лихорадкой,
На лифте ездил шустрый муженёк.
Вот как-то раз на праздник Первомая
Уехал ОН на "выставку в Тамбов"
(Для благоверной версия такая,
Но мы-то с вами, безусловно, знаем,
Что до «Тамбова» – несколько шагов).
ОН и ОНА отметили на славу
Весенний праздник мира и труда –
Икра, шампанское и прочие забавы
(О времена, товарищи, о нравы!)…
И лишь когда последняя звезда
Исчезла с небосклона ранним утром,
ОН и ОНА решили отдохнуть.
И хоть ОНА соображала смутно,
Привычка к аккуратности подспудно
ЕЙ не дала бы ни за что уснуть,
Пока посуда в мойке не помыта,
И всё лежит не на своих местах…
И ОН, себе под нос ворча сердито,
Схватил ведро, однако, деловито,
Отправившись во двор в одних трусах.
Был мусор выброшен, и ОН пошёл обратно,
Довольно напевая на ходу,
Всё было так спокойно и приятно…
И в этот миг, проснувшись, вероятно,
Амур шепнул ехидно: "Я иду!".
С ведром в руках, в одних трусах и майке,
ОН в лифт зашёл, как делал сотни раз,
Нажав на пятый (ах, нетрезвый зайка!),
Поехал вверх, к своей домохозяйке
(Забыв, что он "в Тамбове" в этот час).
...И долго помнил дворник дядя Федя,
Хотя ему не верили сперва
(Но есть свидетели – неспавшие соседи,
А также перепуганные дети),
Как впереди помойного ведра
Летел жилец (наш непутёвый мачо),
По каменным ступеням грохоча…
…А за углом стоял кудрявый мальчик,
В руках держащий стрелы и колчанчик,
Сквозь слёзы непрерывно хохоча...
Был дядя самых честных правил,
Что от КОВИДА опочил
Его поэт , для нас, прославил -
Свою поэму настрочил
Племянник оного, повеса
По воле бурного Зевеса
Скитался, бедный, много лет
Потом, прочистив пистолет,
Направил дуло в сердце друга
Увы, не плакала "супруга"
Взглянув на хладное чело
И понесло ! И понесло...
Страдая страстью эрогенной
По градам-весям наш Евгений
Плыл без руля и без ветрил
Приплыл ... В малиновом берете
Блистала Таня в высшем свете
С послом испанским говоря.
Приплыл Евгений... Поздно. Зря.
Уже Татьяна, а не Таня
И чашу мук испив до дна.
"Онегин,я с кровать не встану!"
Его надорванную душу
Весь май врачует алкоголь,
Схлебал от браги даже гущу.
У всех один вопрос: — Доколь?!
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Лопатя жизни мишуру
Раз в квартал, но надолго,
Летал охотно в «бухару»,
А что возьмёшь с подонка.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Когда совсем нет сил держаться,
А белый свет вдруг стал немил,
Пришла пора вам в хлам нажраться,
Об этом знает и дебил.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Для мужика-то всё едино,
Что пулемёт, что самогон.
Но главное – необходимо,
Чтоб наповал валить смог он.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Любовь испортила всю кровь,
Не зная в этом меры,
Надежда обманула вновь,
Теперь бухает с Верой.
Как обухом по голове
Купила водки мне жена
Да не одну, а целых две
Похоже выходным хана
Я не забуду прошлый раз
Её ехидную ухмылку
Навозом доверху камаз
А за разгрузку лишь бутылку.