Кашевар- Смешные истории- Нахимоза- ХОХМОДРОМ

Другу Коле Фокину

Подводный атомный ракетный крейсер «привязан» швартовными канатами к пирсу. Однако, через несколько часов его «привязанность» закончится.

Ракетоносцу из гулких коридоров Главного штаба пришла «повестка» с боевой задачей, и он, «отвязавшись» от родного причала, уйдет в глубины обозначенного этой самой «повесткой» квадрата Мирового океана для ее выполнения.

Уже три дня экипаж ракетоносца находится на борту. Он производит последние проверки готовности всех частей и частиц своего «железного дома», в котором ему предстоит провести не одну неделю служебной жизни.

В этом «железном доме» действует не писанный канонический Закон – «Один за всех и все – за одного!»

Сейчас, за два часа до выхода в океан, когда у штаба дивизии уже собирался военный оркестр, на ракетоносце этот самый не писанный канонический Закон был нарушен. На его борту отсутствовал один человек. Нехватка этого человека очень ощущалась матросскими желудками, что в свою очередь нервировало командира и его заместителя по политической части.

Об отсутствии «нехватчика» командир обязан доложить командиру дивизии, который в этот момент прогуливается по пирсу, готовясь произнести напутственную речь экипажу «уходящему в глубины мирового океана». Командир медленно переходит по сходням с борта своего корабля на пирс и направляется к командиру дивизии. Тот, по выражению командирского лица, понял – «На борту не порядок. Скорее всего, кого-то нет».

- Ну? Кого нет? – задает вопросы командир дивизии.

Свернуть
- Главного кока, якорь ему… в… в…в глотку! – Отвечает командир ракетоносца. Он старается идти с дивизионным начальством в ногу.

- А ты, вообще-то, откуда его достал, этого кашевара?

- Из ку-ку-кулинарного техникума, – заикаясь, бормочет командир.

Командир дивизии остановился. Он пытается понять услышанное. К сожалению надо заметить, что с чувством юмора у него не все в порядке. Как-то дивизионный доктор обронил фразу по этому поводу: «Когда у англичан, постоянно живущих во влаге, появятся между пальцами плавательные перепонки, тогда у нашего командира дивизии и, одновременно с ним у немцев, появится чувство юмора».

- Не понял! – и после небольшой паузы, не давая командиру лодки ответить, продолжил, - Говоришь из кулинарного? Может быть, его фамилия мичман Хазанов? Ты мне тут кончай мой ум напрягать! Шутник! Шутничок! Запомни! Извилины начальника надо напрягать осторожно! Иначе, - он делает многозначительную паузу, - они могут… Что? Правильно! Выпрямиться! И не будет тогда у тебя… Кого? Правильно! Не будет тогда у тебя начальника. Понял? Не будет! Анархия будет!

Командир дивизии продолжает ходить по пирсу. За ним семенит, все еще пытаясь подстроиться под его шаг, командир подводного крейсера.

- Кок на самом деле окончил кулинарный техникум, - начал он шепотом оправдываться, - Это ему уже потом мичманские погоны на плечи нацепили.

Он хотел еще что-то добавить, но внезапно уперся носом в спину остановившегося командира дивизии. До дивизионного еще не дошел смысл сказанного командиром экипажа, а он уже начал хохотать:

- Это ж надо! Сам Хазанов при мичманских погонах! У меня в дивизии! А я и не знаю! Почему? Почему не доложили? – разговаривал он сам с собой.

Дивизионный резко поворачивается к командиру подводной лодки:

- Так Вы хотите доложить мне, что подводный ракетоносный крейсер к походу не готов? - В голосе командира дивизии «загремело железо», - По причине отсутствия главного кока? Боитесь голодной смерти? Людоедства?

- Так точно! – жестяным фальцетом проблеял командир экипажа.

В этот момент с берега на пирс сошел небольшого роста мичманенок. Он своей фигурой напоминал героя известнейшего русского народного бестселлера - Колобка.

Таких как он, обычно, называют – обтекаемый. Такой он был весь аккуратненько круглый.

В руках у мичмана была масса чем-то заполненных полиэтиленовых пакетов, за спиной топорщился, словно парашютный ранец, вещевой мешок.

Он шел неспешно, что-то насвистывая в ритме марша. По лицу мичмана гуляла блудливая улыбка. На строящийся оркестр мичман даже не обратил внимания.

Увидев эту картину, командир ракетоносца рванул к главному коку своего экипажа, напоминая в своем порыве «Супермена», летящего на спасение всего мира.

А тот идет, не ускоряя шага, насвистывая бравурный мотивчик.

Над пирсами, водой и сопками, окружавшими бухту, оглушительно разрастаясь, раздается «гул извергаемого вулкана». Естественно, с военно-морским акцентом:

- Вы! Вы что себе позволяете? – ну, тут мы включим станции глушения, - пи, пи, пи, - Где Вы шляетесь? …пи, пи, пи… Экипаж три дня на борту! …пи, пи, пи… Готовится к походу! …пи, пи, пи… А вы!?

Далее «пи, пи, пи» мы опустим, т.к. это заняло бы минимум листов пять-шесть мелким почерком.

Музыкальный свист мичмана прекратился. Мичман замер, как бандерлог перед удавом Каа. Его взгляд начал потухать, как будто его душа собиралась оставить его тело, а само его тело вот-вот упадет к ногам его командира.

- Скоро у меня не будет головы, - к мичману внезапно пришла, откуда не возьмись, шальная мысль, - и мне нечем будет думать. Его голова инстинктивно вжалась в плечи.

В этот момент к ним, чуть ли не бегом, дабы поучаствовать в экзекуции главного кока, подходит командир дивизии.

- Да, мичман!? Ваша фамилия, случаем, не Хазанов? Да, мичман!? Где, Вы, вообще? – Задал он первый пришедший в голову вопрос.

- Ах, вот где хунде граппен - собака зарыта, – быстро сообразил мичман.

Он встрепенулся и уставился своими округлыми глазами на обоих командиров:

- Вы, ошиблись, товарищ комдив. Я не мичман Хазанов. Я мичман, - он на секунду задумался, вылезая из испуга и вспоминая свою фамилию, - Мазепа! – Вдруг рявкнул он, - Да, Мазепа! Да, и родился я Мазепой! Да, и родные все Мазепы! Да, и, надеюсь, дети мои все будут Мазепами! Да, и дети моих и их детей тоже буду все Мазепа! – Голос его сошел на нет.

Командиры опешили. Их шок длился считанные секунды. Они снова пришли в себя.

- Так, все-таки, где Вы были, товарищ Мазепа? – задал вопрос командир дивизии.

- Дык, это, - начал докладывать главный кок, - дык, это, ходил по магазинам. В одном нашел йодированную соль, в другом прикупил перчик, в третьем еще приправ – кориандру, гвоздички, лаврушки. Вот разжился майораном. Трудно было, но у меня заведующая секцией в гастрономе знакомая. Команду-то кормить надо вкусно!

- И Вы три дня ходили по магазинам? – спросил удивленно Мазепу его командир.

- Да, мичман, три дня по магазинам это, по-моему, многовато, - к удивлению командира лодки добавилось удивление командира дивизии, - Вы не находите?

- А я ходил только два дня! – Уже храбро ответил мичман.

- Но Вас не было три дня! – хором продолжили удивляться оба командира.

- А в третий день, - тяжело и с грустью вздохнув, продолжает мичман, - ну, как бы это сказать? Ну, Вы должны меня понять, - он мнется, - короче, я объяснял своей молодой жене, что в кровати рядом с ней находится мое место, а не кого другого. Объяснение слегка затянулось. Она все никак этого не понимала и не понимала. А я все объяснял и объяснял. Пока до нее дошло, вот и прошли сутки.

Командир дивизии после такого объяснения заржал, словно лошадиный табун:

- Ха! Ха! Ха! Да Вам, командир, на корабле развлечения не нужны, когда у Вас есть такой главный кок, как Мазепа! Вот, командир! А ты говоришь, что крейсер к походу не готов. Так бы все готовились.

Комдив оглянулся. На пирсе выстроился оркестр, и собрались провожающие.

Он снова повернулся к командиру подводного крейсера:

- Все! Идите! Идите! Идите! Удачи Вам в походе!

Он махнул рукой. Принял строевую стойку «смирно» и приложил к фуражке правую руку в воинском приветствии. Оркестр грянул марш «Прощание Славянки». И через мгновение над пирсом прозвучала команда: «Отдать носовой и кормовой! Лево руля! Правая малый вперед!»

Поход подводного атомного крейсера-ракетоносца начался. И все были на борту.