13 июня 1955 года по прогнозной карте, составленной геологом Н. В. Кинд,
геологами Амакинской экспедиции Ю. И. Хабардиным, Е. Н. Елагиной и
В. П. Авдеенко была открыта кимберлитовая трубка «Мир».
На сон грядущий, так как был простужен,
Махнул полста. Хотел налить ещё,
Да видно не судьба закончить «ужин»:
Совсем некстати позвонил Хрущёв.
«Есть дело, Ваня! Хоть, замечу сразу,
Всё кроме кукурузы ерунда,
Но нынче позарез нужны алмазы —
Энергия пылающего льда.
Ты знаешь сам: алмазы это круто,
К тому ж они — важнейшее сырьё.
Но как-то слабо ищут их якуты:
Нашли пока зверьё да комарьё.
Им проще рыскать по звериным тропам,
Чем отыскать, где кроется алмаз,
Сноровки нет высматривать пиропы,
Привычней — с километра белке в глаз.
Без твоего геройского поступка
Они как без руля и без ветрил.
Слыхал про кимберлитовую трубку?
Она не то, что прежний вождь курил.
Понятно, что курить её не нужно,
Но очень нужно бросить все дела
И трубку непременно обнаружить:
Алмазы в трубке, как в яйце игла.
Нам без алмазов не создать ракеты,
А без ракет в опасности страна.
И трубка кимберлитовая эта
Как трубка мира очень нам важна.
Каких-нибудь ещё ориентиров
Не знаю. Прояви своё чутьё
И помни ключевое — «трубка Мира».
Твоя задача — выйти на неё.
Жизнь отдавать всего скорей не надо.
Бросаться грудью — ты же не из тех.
Найдёшь — в любое время без доклада
Ко мне. Обмоем вместе твой успех».
Вот так всегда: не царь, а делом грузит.
Но по всему — важнее дела нет,
Уж если заскорузлый кукурузник
Заговорил почти что, как поэт.
Не помню со времён царя Гороха,
Пылающий чтоб надобен был лёд...
Хоть жизнь не отдавать — и то неплохо,
Но глупо зарекаться: как пойдёт.
Уже ведь столько раз твердили миру:
В Якутии ведётся испокон,
Что летом там мошка страшней вампиров,
Зимой морозы — полный Оймякон.
Но я — герой, мне трусить не пристало.
Пусть поиск трубки и не баловство,
А всё ж не поиск жёлтого металла,
Ведь люди, слышал, гибнут за него.
Я книжки полистал для разогрева
И вычитал у старшего Дюма
Интригу про подвески королевы —
Историю занятную весьма.
Казалось бы, одна и та же тема,
Да только вот условия не те:
Ведь д'Артаньяну к лорду Бэкингему,
Мне ж — ковыряться в вечной мерзлоте.
Якутия — ни разу не Европа,
Здесь храбрость мушкетёрская не впрок.
Поди попробуй, отыщи пиропы,
Когда ни Бэкингемов, ни дорог.
Плохое всё привык я мерять Польшей.
Не изменил привычке и сейчас.
Якутия по площади побольше
Без малого почти что в десять раз.
Такие необъятные просторы —
Хоть всё глаза до дырок просмотри.
Поэтому нужны мне мушкетёры,
Полсотни лучше, но хотя бы три.
Как раз троих помощников в дорогу
Мне предложил заслуженный якут.
Мол все они охотники от бога,
Мол каждый и сугуб, и пресловут.
Мой план был прост: пойдём плясать от печки,
А дальше — хоть на самый край земли.
Я к «мушкетёрам» обратился с речью,
Когда мы к печке этой подошли:
«Ответственное дело ждёт нас, братцы.
Искать алмазы — не тропить зверьё,
И без бутылки тут не разобраться,
Поэтому сейчас начнём с неё».
И начали... Однако очень скоро
Я волю нецензурным дал словам:
Якутам далеко до мушкетёров —
Пришли в негодность после сотни грамм.
Притом души загадочной якутской
Постичь не получилось ни хрена:
Хотя не в силах были шевельнуться,
Сумели водку вылакать до дна.
Пластом команда вся моя лежала...
Ну надо ж, срамота и баловство:
Один за всех не выпил бы пожалуй,
Они — сумели все за одного.
Ну что тут говорить... Тяжёлый случай.
Сам удивляюсь, как я не зачах,
Плутая наугад в тайге дремучей
Без водки и с телами на плечах.
Был этот путь мой и далёк, и долог.
Я плёлся, под собой не чуя ног,
Сквозь зубы бормоча: "Держись, геолог",
И на себе помощничков волок.
«Брось, комиссар! Зачем ты? Не дотащишь.
И так надежды мало на успех...»
Но бросишь их в тайге — сыграют в ящик,
А я, как ни крути, один за всех.
Дурак я, что доверился «сугубым»,
Но дуракам, как водится, везёт:
Когда горят невыносимо трубы,
Что хочешь запылает, даже лёд.
Пылая от простуды и от гнева,
На третьи сутки три в одном лице
Нашёл я: и подвески королевы,
И трубку Мира, и иглу в яйце.
Обратно доволок своих хлыщей я,
И сразу же в Москву avec plaisir*
Обмыть находку: это ж смерть Кощею,
А говоря иначе, миру — мир.