Петрович был несчастным, отродясь,
По крайней мере, так ему казалось.
Но вот, однажды, счастье сверху, хрясь!
И так на нём пожизненно осталось.
Недели две он сгорбленный ходил,
Лечил проблемы нижней атавизмы.
В зелёных брюках, аки крокодил,
Зато следы не виделись от клизмы.
Потом он, ощутив приливы сил,
Расправил дюже узенькие плечи.
Костюмов от Армани не купил,
Но маме двинул каверзные речи:
- Довольно, мамо, слушать вашу бред!
То мал, а то невесты не по нраву,
Осталось влезть на тятин табурет,
А лучше выпить мышную отраву.
Про между прочим, завтра тридцать пять!
Мне щастя нагадали у подъезда.
Ну, што вы, мамо начали опять!?
Ить я не бомж и не какой-то бездарь…
От наглости мамаша впала в транс…
Минут на двадцать удалилась в кому,
Потом пришла, разлОжила пасьянс,
Изобразив осеннюю истому,
И таки разрешила малышу
Попробовать по осени жениться.
Про свадьбу я потом вам расскажу,
Решила тамадой к ним напроситься.
Невесту привела маман сама...
Невесту привела маман сама.
Не так чтоб первой свежести, пампушка.
Петрович выл, да на носу зима,
А вдруг опять запрет введёт старушка.
Изъяв у моли праздничный костюм -
Не ношенный Петровичем со школы,
Хранящий запах… Любочкин парфюм,
И пятна на карман пролитой колы,
Его надел, поморщился слегка.
Пиджак был мал в груди, а так же ниже…
Но выбросить не поднялась рука.
Отдать кому? Не будет ли обижен…
Купить другой? Да Боже упаси!
Надеть на два часа и снова в шкафчик?
Петрович выпил, чем-то закусил,
И чмокнув языком, сказал:
- Красавчик!
Невеста в платье ситцевом, в горох,
Смотрелась не совсем экстравагантно.
(Уж лучше б я в младенчестве подох)-
Жених подумал, вслух сказав галантно:
- Я счастлив, видеть Вас своей женой!
Уйти из-под маманиной опеки…
Но тёща тут возникла за спиной:
- Любимые, я ваша вся, навеки!
Мне б тут вмешаться, всё же тамада,
Иль объявить, хотя бы, белый танец,
Но, не успела. С криком: «Никогда!!!»,
Сбежал жених, а вслед неслось: «засранец!..»