"Я повешусь на заре, отрублю себе я голову,
выпью яды эти все, запалю себя дотла.
Потому что в ноябре слишком громко ходят голуби,
по малиновой росе у зеркального стекла.
Их огромные глаза смотрят на меня, как на воду,
клювы острые скрипят, лапки тонкие дрожат.
Я люблю их, так сказать, что неправильно, но надо бы.
С головы до самых пят. От себя не убежать."
У меня была коза - вечно хмурая и сонная...
Две коровки и овца. Кобылица да свинья.
И любил их, так сказать, не вполне традиционно я.
Чаще прямо с утреца. То бишь с самого ранья.
Если в корень поглядеть, как прекрасно было вместе нам!
Я любил их всех подряд. Пусть, как будто бы, слегка,
Вероятно, кое-где не совсем, порой, естественно...
Может быть, на первый взгляд, нестандартно вроде как...
А, бывало, вечерком, типа в сумерках, по времени,
Затворял в сарае дверь, и конкретно всех любил.
Выражаясь языком стихо, в общем-то, творения,
То завою, словно зверь, то заплачу, как дебил...
Я сожгу себя дотла, а останки брошу в озеро -
Вся скотина без следа вдруг исчезла по весне...
Всех жена распродала - видно, что-то заподозрила.
Эгоизма никогда не смогу простить жене!
Я, как красный следопыт, иль как хочешь, назови меня,
Тёлку выследил в кустах и увёл её в луга,
Чтоб познать тепло копыт, ощутить упругость вымени...
Видеть плавный взмах хвоста, полумесяцем рога...
В предрассветной тишине сверху метко ходят голуби...
Я смахнул с лица слезу и в который раз уже
В беспокойном полусне свиноматку вижу голую,
Обнажённую козу и корову неглиже...
...Постучали в дверь, и я открыл засов.
На пороге вижу лошадь без трусов...
В беспокойном полусне свиноматку вижу голую, Обнажённую козу и корову неглиже... (с)
Да простит меня Господь за сии мои художества, Но иной поэт и впрямь хуже всяческой свиньи... И пародии писать - тоже как бы скотоложество Вот такие вот дела, дорогие вы мои...
по благословению митрополита Хохмодромского Дейтерия
О порочности зверей рассказать едва смогу ли вам, потому что, зуб даю, не поверит ведь никто. Тут у дома моего две недели конь разгуливал, а намедни, подскочив, распахнул, пошляк, пальто...
Трудно вот так однозначно и категорично сказать, нужны ли они здесь.
Но если взять во внимание, что они, как лычки младшего сержанта, верой и правдой прослужили на этом (пусть даже и последнем) месте 10 лет (да, у этой вещи - юбилей в этом году), то у меня, чесслово, как-то и рука не поднимется, такие вот дела...
Я повешусь на заре, отрублю себе я голову,
выпью яды эти все, запалю себя дотла.(с)
Выпил йаду, отрубил на заре себе конечности,
Задней левой взял перо, косячок забил борщом,
Гениальность разложил прямиком у самой вечности,
И апстену хоть убей, но напишет он ещё ...
Пребываю на заре в настроенье мизантропа я: будит грохот наглой тли в оглушительной листве, да вдобавок по ночам комары, как кони, топают и неистово орут тараканы в голове.
Я кастрирую себя сзади, спереди и начисто,
Напишу на лбу "мудак", посажу себя на кол...
Как же можно, не любя, в списке здравствующих значиться?
Не пойму, увы, никак, хоть апстену, хоть апстол!
Алексей Березин, 2017-11-20 16:12:31, поправлено 2017-11-20 16:16:37
Поглядел с холма на луг. Там коровы, видно, рады мне - Замычали в унисон. И, как знатный зоофил, Неспеша, спустясь с холма, полюбить хотел всё стадо я, Только сил не рассчитал, и об них себя убил.
...Постучали в дверь, и я открыл засов. На пороге вижу лошадь без трусов... (с)
Ой! Забьют, забьют копытами меня Ой! Рогами мне истыкают бока Смерть приму я от ревнивого коня А возможно от ревнивого быка Мне от ревности каюк со всех сторон Только боров спит – кастрированный он