ХОХМОДРОМ- смешные стихи, прикольные поздравления, веселые песни, шуточные сценарии- портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ - портал авторского юмора
 Авторское произведение Ироничные стихи  | Сообщить модератору

ПРО РУССКУЮ ДЕРЕВНЮ

Грех незнания (детективно-приключенческая повесть)



 
   



Первая редакция. Для второй необходимы замечания, подсказки и критика.
       Надеюсь авторы не оставят своего собрата, Моголя, без помощи.



1.
    Большая серая ворона закапывает клювом какой-то сухарь на пустыре перед замком. Очевидно, готовит себе пропитание на черный день. Значит, она знает, что такой день может наступить и делает запасы, полагая отыскать сухарь среди городских ландшафтов. Для этого нужна очень хорошая память. Разве поведение вороны не свидетельство того, что она разумна? Соответственно, у нее есть душа…
    Впрочем, подобные мысли лучше припрятать подальше. Не дай бог, о них станет известно епископу. Тогда уж эпитимией не отделаешься. Обвинят в ереси обожествления животных, а это совсем не то, что слухи о моих плотских прегрешениях.
      А вот интересно, поручил бы мне епископ эту миссию, не будь моих прегрешений? Скорее всего, нет. Секретность миссии предполагает, что исполнитель должен всецело быть в руках его преосвященства. Если мой визит в сей злосчастный городишко окажется неуспешным или как-нибудь скомпрометирует епископа, он тотчас донесет генеральному капитулу о моих похождениях и отречется от всякой связи со мной. Кроме того, он понимает, что мой опыт близости с женщинами, может мне пригодится в порученном расследовании.
      Кстати, почему епископ принимает столь деятельное участие в судьбе этой несчастной Мелисс? Прежде, как мне известно, преподобный никогда не вмешивался в дела святой инквизиции. Он и сам не прочь уличить какого-нибудь еретика, чтобы сгноить его в подвале или сжечь. В наше время жестокое обращение с еретиками – лучшее доказательство преданности Католической Церкви. По всей Европе горят костры, испепеляющие колдунов и ведьм. Несомненно, такой очистительный огонь укрепляет веру. Но по здравому разумению, если дьявол воистину «отец лжи», то его прислужники должны обладать достаточными средствами и коварством, чтобы лучшим образом воспользоваться услугами инквизиции в целях погубления христианских душ. Так что, на кострах, скорее всего, оказываются невинные, а то и истинно верующие. Собственно, на этом строится мое сомнение в виновности Мелисс.
       Может быть, Мелисс родственница епископа или кого-нибудь из магистров Ордена Цистерцианцев? Нет, тогда бы сюда прибыл не я, а отряд воинов во главе с рыцарями, и от этого замка графа Трюфо остались дымящиеся руины. Все ж наш Орден самый богатый и влиятельный в Европе.
       Скорее, родственником самому епископу является жених Мелисс. Как его там? Реми. Ведь это он написал письмо епископу. Посмел бы он написать о своей трагедии сановному лицу без протекции. Письмо, впрочем, трогательное. Потому-то преподобный и зачитал мне его, показав, таким образом, что его желание помочь бедняге продиктовано исключительно христианскими чувствами. Правда, епископ прочел мне только часть письма. Это как раз подтверждает, что в письме содержится что-то личное. Тогда понятно, почему преподобный хочет разобраться в деле Мелисс, оставаясь в тени на случай, если девица и впрямь окажется ведьмой.
      Только вот разобраться не так просто. Методы дознаний инквизиторов таковы, что обвинение целиком зависит от их воли. При этом к своим расследованиям они стараются никого не допускать. Зато с помощью пыток легко добиваются самооговора жертвы перед трибуналом. Конечно, я могу вмешаться в расследование, предъявив грамоту генерального капитула, которой снабдил меня епископ. При ее виде сам этот граф Трюфо повалится мне в ноги, но тогда очень возможно, что минуты жизни Мелисс окажутся сочтены. Она, например, внезапно умрет от какой-нибудь хвори, оставив вдобавок неопровержимые свидетельства своей вины.
      Ворона продолжает закапывать сухарь. И я нахожу сходство этой неуклюжей и угрюмой птицы с замком, скрывающим за своими серыми стенами роковую тайну преступления против невинной души. Впрочем, возможно, не столь уж и невинной.
      Кстати, я не один взираю на замок. Как я и предполагал, Реми тоже здесь. Тот парень со взглядом скулящей собаки, наверняка он и есть. Его-то мне и надо.
    - Месье, - окликаю я незнакомца и, подойдя, продолжаю. – Я впервые в вашем городе. Вы не могли бы мне сказать, чей это замок?
    Через пару минут я уже знаю все подробности злоключений Мелисс, известные Реми. Человек в несчастии обычно откровенен. Он сам обостренно переживает чужую боль, и ему кажется, будто все ему готовы сочувствовать.
      Однако сочувствие не входит в мои планы. Сочувствие допускает, что я проникнусь отчаянием бедняги, а от этого недалеко до сомнений в собственных силах. Я же предпочитаю сосредоточиться на поставленной задаче и безоговорочно верить в наилучший исход. Ведь нами движет вера. Например, я верю, что сделаю движение рукой, и я его делаю. Значит, чем сильнее вера, тем реальнее достижение результата. А сомневаться, сожалеть и каяться я всегда успею.
    По завершению своих откровений Реми признается мне, что если Мелисс казнят, то он уедет в Испанию и наймется матросом на корабль. Именно из таких поверженных жизнью парней получаются жестокие морские разбойники. И это значит, что к жертвам святой инквизиции прибавится еще одна заблудшая душа.
    - Послушайте, Реми, - говорю я самым вкрадчивым тоном, - Не стоит сейчас думать об этом. Так вы готовите себе пути для отступления. Меня тронул ваш рассказ, и я хочу вам помочь.
    - Помочь? – горько усмехается Реми. – А кто вы? По виду вы странствующий монах.
    - Так и есть. Монах. Но разве этого мало. Что, если твоя встреча со мной не случайна? Ты в Бога-то веруешь?
   Судя по тому, как просветлел взгляд Реми, ему очень понравилась идея моей причастности к небесным силам. Из этого ясно, что Реми непритворно верит в Бога, и если еще неизвестно, насколько привержена вере его Мелисс, сам он явно не служит Сатане.
    Взяв с Реми клятву, что он никому не расскажет о нашем разговоре и будет беспрекословно выполнять мои поручения, я направляюсь, по указанному им, адресу к дому местного лекаря.
      По дороге я пытаюсь выбрать важные сведения из повествования Реми.
      Итак, Мелисс девушка девятнадцати лет, светловолосая, с голубыми глазами. Красивая, милая, благонравная. Впрочем, все это на вкус Реми, которому, возможно, такой образ своего облика внушила какая-нибудь отвратительная ведьма. Однако тот факт, что Мелисс была взята графиней Эстель Трюфо к себе в качестве горничной, говорит в пользу версии Реми. Сама мадам Эстель в прошлом славилась милосердием и благочестием. Но с некоторых пор она ведет замкнутый образ жизни. В настоящее время ей за сорок. Ее супруг, граф Дайон Трюфо немного старше. В свое время он служил королю Людовику Х11 и участвовал в Неаполитанском походе, где был ранен, отчего теперь хромает и, по слухам, часто болеет. Граф дороден, суров, требователен. В обращении со слугами бывает жесток. Но более всего жесток с еретиками и безбожниками. Среди населения городка замок пользуется недоброй славой. Поговаривают, что в его подвалах камеры узников редко пустуют.
      Вначале Мелисс была довольна своей ролью служанки. Ей нравилась роскошь замка и его величественная атмосфера. Но по истечении некоторого времени она стала жаловаться своему жениху на дурное обращение с ней графини и графа. Рассказывала она и о подслушанных ею странных голосах из подземных казематов. Вскоре за тем она вдруг перестала приходить домой. Реми попытался выяснить причину этого обстоятельства через слуг графа. И ему под большим секретом сообщили, что Мелисс обвиняется в малефикации. Она якобы навела порчу на обоих супругов Трюфо. Для расследования ее преступления в замок был вызван инквизитор.
      О своем письме к епископу Ордена Белых Монахов Реми благоразумно умолчал. Это означает, что парень умеет держать язык за зубами. Зато он сообщил, что инквизитор ведет следствие уже более двух недель. Для хрупкой девушки, каковой, по сведениям Реми, является Мелисс, это очень большой срок. На признание в своих преступлениях клиентам святой инквизиции обычно требуется не больше недели. После этого, как правило, следует суд и публичная казнь. Инквизиторы считают, что лучше уничтожить десяток невинных христиан, которые все равно попадут в рай, чем упустить одного еретика, способного сеять семя дьявола. Так что, стойкость Мелисс, скорее, не ее заслуга. Очень возможно, что у графа или у инквизитора к красавице иной интерес.
      
2.
      Имя местного врачевателя Дамиан. Ему я представляюсь как странствующий монах, собиратель книг и рецептов для одного из монастырей.
    Дамиан, если верить моей наблюдательности, принимает мою легенду за чистую монету. Из этого следует, что он человек простосердечный и легковерный.
      - Конечно, конечно, - бормочет он, очевидно радуясь вниманию к своей особе. – У меня есть замечательные рецепты. Они вот здесь.
       И он выкладывает на стол стопку исписанной бумаги.
       Разумеется, в каракулях его латиницы не так просто разобраться. Но я знаю, что искать. И вскоре нахожу.
       - Я вижу, вы лечили и саму графиню Трюфо, - сообщаю я лекарю.
       - Да, - с нескрываемой гордостью признается Дамиан. – И знаете, не без успеха. Правда, в ее случае я столкнулся с весьма странным недугом. Впрочем, ничего серьезного.
       - Нет, нет. Это, пожалуй, интересно. Тут написано «зрак дьявола». Я впервые слышу о такой хвори.
       - Ну, это мое название, - несколько смущается лекарь. – Ни в каких источниках я описания этим язвам не нашел.
       - А это были язвы?
       - Да такие круглые ямки в коже. Уплотненные, красного цвета. Но я изобрел средство от этой напасти. Вот, этот рецепт. Хотя, вы знаете, эти язвы, скорее всего, результат порчи.
       Беру в руки рецепт. Делаю вид, что внимательно его изучаю. Впрочем, рецепт меня не слишком впечатляет. Мазь на основе оливкового масла с добавлением костной муки, меда и еще всякой ерунды.
      - Порчи, вы говорите? А как вы это узнали?
      - Видите ли, в то время у графини в служанках была очень странная девица. Настоящая испанка. Смуглая и остроглазая. Я, например, с одного взгляда определил, что у нее не все чисто с совестью. Но графине нравилось ее проворство. И только потом, когда за нее взялся инквизитор, она призналась, что прежде была шлюхой в порту Лиссабона. После того, как ее попытался убить какой-то пьяный матрос, ей пришлось бежать. Так она оказалась во Франции, где служила разным господам, но нигде долго не задерживалась. Как видно за это время грех развивался в ней подобно младенцу, пока не вызрел в полноценного беса…
      Теория развития греха в полноценного беса и дальнейшие метаморфозы личности вплоть до ее порабощения дьяволом мне хорошо известна. Я с ней согласен. Но терять время на лекцию провинциального эскулапа я не расположен, и потому вынуждаю Дамиана давать нужные мне сведения.
       - А после того, как эту испанку сожгли, в замке появлялись другие ведьмы?
       - А откуда вы знаете, что испанку сожгли? – искренне удивляется лекарь.
      - Ну, вы все ж не забывайте, что я монах. И Бог иногда просветляет мой разум. Я, например, знаю, что «зрак дьявола» был вами найден и на теле графа. И вы успешно вылечили его язвы.
       - Верно. Так и было, - восхищается врачеватель. – Но что, если вы это прочли в моих записках?
       - Да. Прочел. А вы заметили. Но вот, о том, что порча – дело рук испанки, Граф узнал не от вас, а от инквизитора, этого я прочитать не мог.
       - Не могли, - ошеломленно соображает лекарь. – Обнаружив, странные язвы, я вначале отнес их к неизвестной болезни. И все же странно, что вы об этом знаете.
       - Так вы не ответили. Появлялись в замке новые ведьмы?
       - В том-то и дело, что появлялись. Вероятно, эта чертова испанка оставила какие-то магические знаки, наложив с их помощью на замок заклятье. Знаки эти до сих пор не найдены. Следующая служанка была из местных. Звали ее Катрин. Вот, уж на кого нельзя было подумать, что она ведьма. Более скромной и богомольной барышни я не встречал. Она, правда, была далеко не красавица. Знаете, у нее с малолетства был горб. Ну, лицом тоже как-то не вышла. Просто удивительно, что ее взяли в замок. Но она там прислуживала довольно долго. Казалось даже, что она пришлась там ко двору. А потом вдруг, как гром с ясного неба, прошел слух, что ей заинтересовалась инквизиция.
      - А какие же болезни вы вылечили у семейства Трюфо за время проживания Катрин в замке?
    - Вы хотите знать, какую порчу наводила Катрин на своих господ? Сказать по правде, ничего серьезного. Я же говорю, заподозрить Катрин было совершенно не в чем. Если бы не расследование инквизиции, я бы до сих пор был убежден в ее безгрешности.
    - И все же? Может, у почтенных Трюфо были какие-нибудь недомогания, слабость, кашель, сыпь?
    - Ну, это обычное дело. Как без этого? И сыпь была, и недомогания, и простуда.
   - А сыпь вы вылечили своей магической мазью по этому рецепту.
   - Да. Мазь оказалась очень действенной.
- Хорошо. Рецепт этой мази я у вас возьму. Вы настоящий кудесник, - льщу я врачевателю, чтобы вдохновить его на следующие откровения. – Наверное, после того, как господа Трюфо обожглись на служанках, их отношение к челяди сильно поменялось.
    - Похоже, вы, действительно, ясновидящий. Да, характер обоих Трюфо со временем изменился. Они сделались нелюдимыми. Практически перестали появляться в городе и в храме. Ходят слухи, что они так возненавидели язычников и колдунов, что взялись помогать трибуналу святой инквизиции. Во всяком случае, есть много свидетельств тому, что по ночам к воротам замка подъезжают черные кареты с арестантами, для которых в замке имеются подвалы. Кого и куда увозят эти кареты, остается неизвестным. Зато известно, что число сожжений еретиков в округе прибавилось.
    - Однако, как я понимаю, даже такое богоугодное дело не уберегло замок Трюфо от следующих проникновений в его стены посланцев Сатаны.
    - Но ведь это естественно, - возражает мне лекарь. – Помогая святой инквизиции, Трюфо бросили вызов дьяволу. До Мелисс в горничных у графини была еще одна девушка. Но она вообще бесследно исчезла. Об этом разное говорят. Но я знаю… - взгляд лекаря выдает его догадку, что он сболтнул лишнего.
    «Что ты знаешь? - мысленно возражаю я ему. – Наивный недотепа. Рассуждаешь о развитии греха, а сам являешься его источником.
    Впрочем, я щажу старика, и потому продолжаю мысль более отвлеченно:
    - А как вы думаете, в чем состоит грех познания?
    - Грех познания? – недоумевает лекарь. – Наверное, в том, что знания множат зло на земле.
    - Да, но ведь Бог сам дал Адаму первые знания, прежде чем тот срывал плод.
    - Знания? Сам Бог? И какие же? – удивляется Дамиан.
    - Бог рассказал Адаму о дереве с запретным плодом. И это, несомненно, знание.
    - Но тогда в чем же грех познания, по-вашему?
    - Я думаю, суть греховности познания в незнании.
    - Вы говорите парадоксами, как латинянин, - восхищается эскулап.
    - Кстати, судя по тому, что граф предпочитает образ жизни затворника, у него должно быть есть книги.
      - Вы опять угадали. У него их целая библиотека. Есть и рукописные, и печатные.
      - Вот это мне интересно. Я ведь и книги собираю. Быть может, граф продаст мне несколько томов, как вы думаете?
       - Не знаю. Во всяком случае, прежде вам надо с ним познакомиться.
       - А вы меня представьте графу. Поверьте, я сумею найти с ним общий язык.
      - Ну, в этом я не сомневаюсь, - медлит с ответом врачеватель. – У вас очень острый ум. Но я же говорил, с некоторых пор граф стал слишком разборчив в знакомствах. У него практически не бывает гостей.
       - Но возможно именно поэтому мое появление покажется ему глотком свежего воздуха. Собственно, чем вы рискуете? Если графу не понравится странствующий монах, который многое повидал и о многом может поведать, то он просто выслушает пару моих историй и благополучно распрощается со мной.
       - Ну, что ж, - решается лекарь. – Как раз сегодня вечером я должен отнести графу снадобье, и могу взять вас с собой.
      - А что за снадобье? - настораживаюсь я. – Опять ваша чудодейственная мазь?
      - Нет. Это снотворное, - отвечает доктор, и по его самодовольному виду я догадываюсь, что снотворное является предметом его гордости ничуть не менее, чем чудодейственная мазь.
       - Смею предположить, что рецепт снотворного составлен вами?
       - Да, - с готовностью признается врачеватель. – Мне пришлось перебрать множество известных рецептов, но ни один из них не нравился графу. И тогда он дал мне рецепт из старинной книги, где все ингредиенты были зашифрованы. Представьте, мне удалось его расшифровать. В результате мое снотворное действует на графа наилучшим образом.
       - Интересно. Выходит, у графа какая-то особая бессонница?
       - Я думаю, это от того, что граф в свое время был тяжело ранен.
       - Вы просто гений. Возможно, вы нашли состав «магического эликсира». Если вы не собираетесь утаить секрет вашего снотворного от человечества, то я хочу немедленно перенять ваш опыт.
       Разумеется, доктор Дамиан не собирался уносить свое открытие в могилу, и не преминул помочь мне изготовить уникальный состав с соблюдением всех правил и пропорций.
       Пообещав при удобном случае испытать лекарство на себе, и договорившись с доктором о встрече для похода в замок, я с заветным пузырьком снотворного отправляюсь на базарную площадь, в харчевню, где меня с нетерпеньем поджидает Реми.

3.
       К сожалению, монашеское облачение не позволяет мне бражничать. Реми я тоже запрещаю притрагиваться к вину. В его положении это пагубно. Да и для меня кружка с вином в его руках не малый риск, поскольку я рассчитываю на помощь этого парня. Впрочем, объяснив Реми все, что от него требуется, я любезно заказываю немного вина для какого-нибудь его приятеля. Реми догадывается, что это я делаю в целях отвлечения от нас внимания. Зато он не подозревает, что, покуда он приглашает за наш стол товарища, я добавляю в кружку с вином дозу снотворного из своего пузырька.
       Пока приятель Реми пьет и закусывает, я подкрепляюсь овечьим сыром и услаждаю слух моих нечаянных друзей рассказами о Новой Индии, открытой мореплавателем Христофором Колумбом. Одновременно с этим я внимательно наблюдаю за состоянием моего нового знакомого.
       Похоже, хромой граф, действительно необыкновенный человек, ибо Мишель, как представился приятель Реми, в какой-то момент повел себя довольно странно. Он вдруг впал в какую-то прострацию, и на вопросы, адресованные ему, только таращит на нас с Реми исполненные безумия глаза. Мне стоит больших трудов добиться от него нескольких слов. Но слова эти исходят из него такими, как будто доносятся из могилы. Пожалуй, он спит, но спит наяву.
       Реми, напуганный состоянием товарища, не знает, что и думать.
       - Видимо, бесы никак не могут решиться проявить себя в моем присутствии, - поясняю я столь необычный эффект угощения.
      И посылаю Реми за новой кружкой вина. А пока он суетливо исполняет мое поручение, я плескаю снотворное в пустую кружку, куда затем переливаю часть вина, доставленного моим подручным.
       Мишель, будучи не в состоянии отказаться от новой порции, покорно проглатывает содержимое из поднесенной к его губам посуды. Некоторое время он еще продолжает ошалело пялиться на нас, но, в конце концов, замертво валится на пол и начинает храпеть.
      Пока Реми приходит в себя и утирает холодный пот со лба, я, напомнив ему о моем поручении, смиренно удаляюсь в сторону дома почтенного доктора.
       По-правде сказать, действие снотворного меня не очень удивило. Судя по его ингредиентам, уникальный состав врачевателя из старинной книги графа представляет собой довольно сильный яд. Такой яд не убивает сразу. Но при употреблении этого снадобья в больших дозах или в течение продолжительного времени, летальный исход гарантирован. А ведь лекарь, если ему верить, носит графу свою отраву по два раза в неделю. Такая ересь незнания, пожалуй, почище любого из смертных грехов. Мишель хватанул двойную дозу, и только тогда уснул. Но уснул мертвецки. Неужели и граф, чтобы его не мучили старые раны, вынужден пить яд такими порциями? Тогда он здоров, как какой-нибудь Сатурн. А может статься, его как раз устраивает состояние сомнамбулы? Однако и в этом случае он уже давно должен занимать почетное место в своем фамильном склепе.

   4.
    Доктор встречает меня с заметным нетерпением. Прихватив пузырьки со снотворным, мы бодрым шагом шествуем к замку.
      За ворота, охраняемые стражником с алебардой, лекарь проходит один, очередной раз пообещав мне похлопотать о моем визите. Он долго не появляется. Очевидно, графа интересует все, что знает обо мне его врач.
       Наконец, бородатая физиономия Дамиана появляется за спиной стражника, и ее выражение сообщает мне о благой вести прежде, чем язык лекаря.
       Оказавшись внутри замка, я делаю вид, что благоговею перед его внутренними убранствами. Рассматриваю гобелены на стенах залов, любуюсь мебелью, украшениями, бронзовыми подсвечниками и люстрами. Я знаю, что за мной могут наблюдать из тайных коморок и с помощью системы зеркал. Феодалы на это горазды. На самом же деле я старательно запоминаю расположение помещений. При этом меня не покидает ощущение того, будто я нахожусь в огромном каменном склепе, где вечность камня противится небесному свету, робко проникающему сюда из окон.
    В одном из тесных коридоров Дамиан успевает шепнуть мне:
      - Я сказал, что вы философ. Так что не подведите меня.
    Конечно, я философ и странствующий монах, собирающий рецепты и книги, а вовсе не аббат монастыря Сито, главной обители Ордена Белых Монахов.
      Как и следовало ожидать в связи с увлечением графа лекарствами доктора Дамиана, вид владельца замка имеет много отличий от фигуры бравого Сатурна. Граф хоть и дороден, но достаточно рыхл. Однако взор у хозяина замка столь властный и пристальный, что кажется, с помощью своих темных зрачков Дайон Трюфо способен заковать в человека в железо. Я не собираюсь противостоять этому тяжелому взгляду. Я его просто не воспринимаю. Наоборот, я мысленно украшаю графа достаточно забавными деталями из его облика. Поэтому нахожу его милым и глуповатым феодалом, которому хочется ответить улыбкой за гостеприимство. И я приветливо улыбаюсь. Очевидно, графа это устраивает, поскольку характеризует меня, как человека не от мира сего, каким собственно, и должен быть бродячий монах.
       После нескольких наводящих вопросов, к которым я готов, граф убеждается, что я достаточно безопасен, наивен, и набожен, чтобы показать мне свою библиотеку.
       Следя за тем, с каким трепетом я обращаюсь с книгами, Трюфо окончательно задвигает вглубь себя свою суровость. Оно и понятно, я показываю ему цену тех сокровищ, какими он обладает. А ведь он наверняка всегда стремился обладать. Как говорили древние греки: «Noblesse oblige», «Положение обязывает».
    - Так вы, преподобный, считаете, что суть первородного греха состоит в незнании? – неожиданно спрашивает Граф.
    Эге, выходит, граф вытянул из старого простофили подробности нашего разговора. Ну что ж, тем лучше. Быть может, это как раз та тема, которая интересует графа. Зато теперь понятно, насколько низко граф ценит меня, если даже не считает нужным скрывать свои шпионские замашки. Впрочем, мое положение таково, что со мной можно не церемониться. Можно даже уморить в подвале, и никто даже не поинтересуется, куда делся бродяга в монашеской ризе. Кстати, лекаря что-то не видно. Скорее всего, он уже на пути к дому. Через пару дней он, поди, и не вспомнит обо мне.
    - Да, я думаю, что незнание более страшный грех, чем грех познания.
    - Хм, - самодовольно ухмыляется граф. - Да что человек вообще может знать? Доподлинно, мы можем знать только то, что ничего не знаем.
      Ну, конечно, откуда ж мне знать эту апофегму Сократа?
    - Почему же? – возражаю я, осторожно беря в руки увесистый том. – Кое-что мы знаем. Иначе мы бы не смогли существовать. Бог даровал нам свет, чтобы мы различали вещи. Значит, он заинтересован в том, чтобы мы не оказались слепцами во тьме.
    - Бог? – произносит граф, не скрывая презрительной усмешки. - Что вы знаете о Боге? Какой он? Вы его видели?
      Ого, да он, часом, не богохульник ли? За подобные сомнения в нашем монастыре можно угодить на дыбу.
    - Я и говорю, грех незнания пагубен. Кто не знает Бога, тот заведомо заблудший. Но есть те, кто знает. Может быть, не видит, но знает всем своим существом.
    - А кто знает, какого Бога они знают? – насмешливо перевирает меня мой собеседник. – Быть может, они думают, будто знают Бога, а на самом деле обмануты дьяволом.
      - Так это и есть пример незнания правды, – упрямлюсь я.
    - А что, если никакой правды вовсе и нет? А есть только знание неправды? – начинает раздражаться Трюфо.
    - Знание неправды – это и есть незнание правды, - вкрадчиво сообщаю я оппоненту. И чтобы он не полез на стену, добавляю. – Ложь не может быть без правды. Иначе, какая же она ложь? Ложь паразитирует на правде, как червь в плоде. Значит, правда существует. Ее-то нам и позволяет знать Бог. Например, нам дано знать, что это стол. Почему же нам не дано знать о всем прочем?
      В темных глазах графа сверкнул желтый огонек. Симптом этот мне хорошо известен. Он является показателем не только раздражения моего собеседника, но и признаком более серьезной опасности. Это позолота зрачка выдает склонность человека к бесовству.
    Э-э, да от этого хромого черта можно ожидать чего угодно.
    Кажется, граф готов сразить меня новым аргументом, но в это время в библиотеку входит какой-то субъект. Почти орлиная строгость лица незнакомца свидетельствует о суровости его характера. Войдя, он тотчас принимается беззастенчиво буравить меня своими колючими глазенками. На это у него уходят до неприличия долгие мгновения.
    - А, это вы, Матис, - хмурится граф. – Не хотите ли принять участие в нашем споре?
   Вместо ответа Матис отрывает от меня взгляд и делает выразительный знак графу. Заинтересованный такой реакцией на свое предложение, граф позволяет увлечь себя за дверь библиотеки. А мне остается только гадать, что все это значит. Вот вам яркий пример незнания, которое неплохо бы разрешить.
      За время своего отсутствия граф, похоже, заразился манерой Матиса рассматривать меня с вызывающим вниманием. Правда, во взгляде графа я нахожу еще и небольшую примесь удивления.
    - Продолжим наш спор в столовой, - наконец, распоряжается хозяин замка, и мне ничего не остается, как принять приглашение.

5.
    Пока граф рассаживает нас у стола, в столовую является графиня.
    Пара почтительных взглядов на мадам Эстель позволяют мне разглядеть в хозяйке дома все мои прогнозы по поводу ее внешности. Жизнь затворницы этого склепа, разумеется, отложила свой отпечаток на ее лицо. Оно бледно, несколько одутловато, невыразительно. Глаза графини можно назвать большими, но скорее они просторные, и если бы не колючки странного беспокойства в зрачках, они наверное казались бы пустыми. Наверное поэтому фокусом лица графини выглядит ее курносый нос, поскольку он указывает направленность ее взгляда. И, разумеется, всю эту маскообразную физиономию венчает надменность, требующая почтения и поклонения.
    - Интересный у нас сегодня гость, Эстель, - обращается к супруге граф, выбирая из блюда кусок говядины.
    - Да? – смотрит на меня Эстель, силясь понять, о чем идет речь.
    - Это путешествующий монах, - кивает граф в мою сторону. – Так вот он утверждает, что ты великая грешница.
    В наставленном на меня взоре Эстель признаки беспокойства сменяются признаками неприязни.
    - Да-а! - потрясает граф увесистым мослом. – Оказывается, чем меньше человек знает, тем больше он грешник. Вот, ты, например, совсем не читаешь книг. И значит, тебя надо колесовать или повесить. Как тебе это нравится, Матис? Кстати, - обращается Граф ко мне. – Это Матис. Можешь его так и называть. Он инквизитор.
    Я почти кожей ощущаю на себе тяжелый взгляд Матиса, пристально наблюдающего за моей реакцией на слова Графа. Впрочем, реакция моя, похоже, ему кажется неожиданной. Поскольку я ему неумело подмигиваю всей половиной лица:
      - Будем знакомы, Матис. Теперь я знаю, кто вы. Следовательно, я безгрешен.
      - Боюсь, что вы ошибаетесь, - мрачно замечает инквизитор, притом с таким видом, будто уже выносит мне приговор.
    В ответ я легкомысленно улыбаюсь Матису. Нельзя же не отблагодарить человека за столь забавную шутку.
    - Граф несколько сгущает краски, - сообщаю я присутствующим. – Я просто утверждаю, что в наших знаниях всегда есть зерно незнания. Это ядовитое зерно способно развиваться. И это может погубить человека.
    - О чем он говорит? – произносит вдруг графиня.
Оказывается, у нее довольно таки низкий и даже грубоватый для женщины голос.
   - А говорит он, милая Эстель, - весело сообщает граф. – Что все твари земные, и все птицы небесные, все греховны, потому что у них нет нужных знаний. А? Как тебе такое, Эстель?
   - За такие слова его надо на костер, - отзывается графиня без тени улыбки. – По-моему, он колдун. Займитесь им, Матис.
   - Да нет же, - протестую я. – Птицы и твари безгрешны, потому что они знают все то, что им дано знать Богом. Но человеку дано знать больше. Поэтому-то, если он не знает того, что ему следует знать, он совершает грех. Прологом к этому греху служат леность и гордыня.
   - Я не могу это слушать, - объявляет графиня, всем своим возмущенным видом призывая разделить ее отвращение к философии.
    - А зря, - делано сокрушается Граф. – Ты послушай. Сейчас странствующий монах расскажет нам, как он провел сегодняшний день. С кем он встречался, о чем говорил, что он узнал. Так он спасет нас от греха незнания о нем самом. Ну, давайте, сударь. Мы вас слушаем.
    Все ясно. За Реми присматривают люди этого Матиса. Но вряд ли Реми схвачен. Ведь Матис не знал о моем визите в замок. Матису донесли лишь то, что Реми встречался в харчевне с каким-то бродячим монахом. Но даже если Реми теперь арестуют и подвергнут пыткам, он меня вряд ли выдаст. Для него я посланец Бога.
    - Да что такого интересного я могу рассказать? - развожу я руками. – Тут в харчевне я познакомился с одним парнем по имени Реми. С ним был приятель. Ну, я их угостил вином. Друг этого Реми выдул две кружки и свалился под стол. Наверное, он горький пьяница.
    - Ладно, про друга, - нетерпеливо перебил мой рассказ граф. – А что вам рассказал Реми? Какие полезные знания вы почерпнули в харчевне.
    - Ах, это? Ну, да, Реми мне жаловался, что его невесту обвиняют в мелификации. Но это, по-моему, по вашей части, - обращаюсь я к инквизитору, выдерживая его подстерегающий взгляд.
    - По моей, по моей, - угрожающе кивает мне Матис.
    - А что, собственно, случилось? – разыгрываю я наивность. – Разве, Матис, вам не удалось выбить пытками из беззащитной девушки признание в каком-нибудь колдовстве?
    От неожиданности такого прямого обвинения ястребиный взор инквизитора на мгновение потерял тяжесть. Матис несколько раз сморгнул и даже отшатнулся, словно от пощечины.
    - Вот он, грех незнания, во всей красе - приходит на помощь инквизитору граф. – Как ты думаешь, Эстель, что следует сделать с человеком, который клевещет на святую инквизицию?
    - Я же говорю, он колдун, - гудит Эстель, излучая на меня ненависть своих колючек. – Прикажите его заковать, и завтра же на костер.
    - Помилуйте, - возражаю я с наигранным смятением. – Я вовсе не сомневаюсь, что Матис хорошо знает свое дело.
    - Вот-вот, - неожиданно ухмыляется граф. – Бьюсь об заклад, что вы уверены, будто славная Мелисс безгрешна, как слеза ребенка. В этом вас убедил Реми. И значит, вы считаете, что святая инквизиция выбивает из подобных девушек признания в ереси путем истязаний. Такие, как вы, болтают на всех углах о незаконных методах борьбы Церкви с еретиками. Это и есть ваш пресловутый «грех невежества», за который вам полагается воздаяние. Но прежде, чем вы понесете наказание, мы, так и быть, представим вам доказательства того, что вы служите ему. Матис, приведите Мелисс для общения с нашим еретиком.

6.
    Якобы, чтобы исключить свое влияние на Мелисс, Граф устраивает мое свидание с ней в отдельной комнате. К своему удивлению при самом тщательном осмотре я не нахожу у девушки никаких следов пытки. Отмечаю лишь, что Мелис чрезвычайно истощена и подавлена. Бледное лицо ее, кажется, лишено мускулов, и оттого, будто утратило способность выражать все иные эмоции, кроме глубокой скорби. Задев меня блуждающим взглядом, она попыталась отстраниться, в глазах ее вспыхнул ужас.
       Я делаю ей успокаивающий знак и осеняю ее крестом. Она зажмуривается и, кажется, готова упасть в обморок.
    - Не волнуйтесь, Мелисс, - шепчу я ей. – Я от Реми.
    Это действует на нее магически. Она открывает глаза. И некоторое время смотрит на меня осмысленно. А уже в следующее мгновение из ее глаз катятся крупные слезы.
    - Реми передает тебе привет, - продолжаю я. – Он знает, что ты невиновна. Он верит в помощь господа нашего Иисуса.
    - Кто вы? – выдыхает девушка.
    - Я монах. Но я не просто монах, - тут я не вру, а дальше немного вру. – Я посланец божий.
    - Но ведь я ведьма, - вдруг исторгает из себя тяжкое признание Мелисс.
   - Нет, ты не ведьма, - твердо говорю я.
   - Я ведьма, - томится отчаянием девушка. – Меня посещает дьявол, и я ему невеста. Ах, Реми, если бы он только знал… Но все кончено. Я хочу умереть. Больше я ничего не хочу. Помогите мне умереть.
    - Это не дьявол тебя посещает, - шепчу я, беря в руку ее запястье, и в такт пульсу посылаю ей все свои душевные силы. Этот животворящий прием я в свое время я перенял у святых старцев. – Это наваждение. Колдовство. Ведьмы не такие. Поверь, я знаю, какие бывают ведьмы. Я знаю.
    Кажется, девушка начинает оживать. К ней как будто возвращаются силы разума. И я продолжаю передавать ей энергию своего духа.
   - Я пророчествую тебе. Скоро ты увидишь Реми. И ты забудешь свои страшные сны. Так будет. Но нужно потерпеть. Бог посылает тебе испытание, но все дурное забудется и падет прахом. Дурные воспоминания пусть останутся мертвыми. Помнить следует только благое, то, что питает нас и помогает жить. А сейчас иди и ничего не бойся. Знай, что злые люди пытаются тебя свести с ума. Не поддавайся. Скоро все кончится.
      Конечно, она не ведьма. Нужно не иметь сердца, чтобы этого не видеть. У этой компании графа не хватит ума, чтобы меня провести. Уж могли бы сообразить, что слежка за Реми выдает их причастность к каким-то преступным деянием. Да и я им явно внушаю какие-то опасения. А ведь я в их глазах всего лишь приблудный монах. С чего бы им беспокоиться и угрожать мне некими карами. И потом этот яд доктора Дамиана. Кто это тут его употребляет лошадиными дозами?
      Передавая Мелисс в руки инквизитора, замечаю его насмешливый взгляд.
       - Ну и как? – торжествует граф, предвкушая мое покаяние.
       - Она не ведьма, - спокойно сообщаю я.
      Как я и ожидал, мое заключение ошеломляет Трюфо. Быть может, минуту назад он еще толком не знал, что со мной делать, и, пожалуй, мог бы отпустить, чтобы я убедил Реми в справедливости заточения его невесты. Но теперь даровать мне свободу было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Куда легче и разумнее отправить меня в темницу. Что ж, пару дней общения с экзекутором я выдержу. А за это время Реми, не получив от меня нужного сигнала, оповестит епископа, и трибуналу святой инквизиции придется подумать о воздаянии графу Трюфо за его грех незнания того, с кем он связался.
       Впрочем, у меня есть основания полагать, что граф не так прост, и темница для него слишком примитивное решение.
    Между тем, граф продолжает пребывать в недоумении. Он силится понять мотив моей выходки, толкнувший меня подписать себе приговор. Лучшим объяснением этому, конечно, является моя глупость. И вероятно, чтобы разглядеть ее, граф обходит меня сбоку, словно пытаясь наблюдать с разных точек зрения.
    - Послушай, монах. А в своем ли ты уме? – роняет он, наконец. – Разве Мелисс не поведала тебе, что она невеста дьявола?
    - Отчего же, поведала, - смиренно отвечаю я. – Но я в это не верю.
   - Не веришь, - эхом отзывается граф. – А какие у тебя основания не верить?
- Я просто знаю, что она не ведьма. Бог дал мне это прозрение.
- Ах, Бог, - усмехается граф. – А что, если это не Бог наущает тебя упорствовать в твоем заблуждении? Я вот, например, вижу, что помыслами твоими руководит дьявол. И знаешь, я, пожалуй, возьмусь тебе это доказать. Матис, - обращается он к инквизитору, появление которого я не заметил. – Как ты думаешь, сможем ли мы помочь нашему монаху увидеть того, кто на самом деле владеет его душой и разумом?
- Думаю, мы просто обязаны открыть ему истину, - рокочет Матис с угрожающей суровостью в лице. – Позвольте, граф, я провожу его в капеллу.
- Капелла? - уточняю я.
- Да, - кивает граф. – Тебе следует уединиться в моей часовне. Только ты знай, что это не простая часовня. Она освещена Церковью в лице кардинала Лотарингского. Слыхал о таком? Там-то святой дух и вывернет твое нутро наизнанку. Ну, как, сам пойдешь, или позвать стражника?
- Конечно, сам, - пожимаю я плечами. – У меня нет причин страшиться Бога.
- Ну-ну, - напутствует меня граф, делая Матису жест, повелевающий убрать меня с глаз долой.

7.
    Замковая капелла Графа представляет собой довольно обширное помещение без окон. Дюжины свечей перед алтарем явно недостаточно, чтобы прогнать весь таинственный мрак, поселившийся в углах комнаты. Три стены часовни каменные, и только алтарь деревянный. Основным его украшением является огромной величины распятие. Так что, если за мной наблюдают, то, наверняка, со стороны алтаря.
    Стол перед алтарем покрыт зеленым сукном. На столе стоит кувшин и чаша.
    Пока читаю молитву и творю крестные знамения, придумываю, как выпить из чаши так, чтобы не отравиться. Придумав, демонстративно набираю в рот вина, ибо в чаше слабое вино, и во время поклона выпускаю все содержимое в темный угол под столом.
      Эффект опьянения друга Реми служит для меня отличным уроком. В расчетное время изображаю полное отупение и паралич всего тела. При этом изо всех сил таращусь на распятие, стараясь не сморгнуть.
    Ждать приходится недолго. Алтарь вдруг отодвигается, будто занавес театральной сцены. За алтарем оказывается ярко освещенная факелами комната. Ее стены украшают кабалистические знаки и портрет рогатого чудовища. Догадываюсь, что это икона сатаны. Под иконой на высоком троне восседает женщина с распущенными волосами и рогами на голове. Одета она в какие-то лохмотья, мало скрывающие ее прелести. Прелести, впрочем, не столь уж аппетитные. В руках ее жезл и хлыст, которым она лениво стегает двух мужчин в страшных масках. Они ползают и подножья трона и подобострастно целуют женщине ноги. Лицо их госпожи вымазано красной краской. Однако я ее узнаю. Это графиня Эстель Трюфо.
    Наверное, если б я и впрямь находился под воздействием эликсира доктора Дамиана, это странное зрелище повергло бы меня в ужас. Как известно, во сне все воспринимается гораздо острее, чем наяву. Но пока спектакль меня забавляет, и я делаю усилие, чтобы не расхохотаться.
    Между тем, Эстель поднимается с трона и начинает выкрикивать какие-то странные фразы. Они кажутся, лишенными смысла, поскольку состоят из смеси французских, латинских и греческих слов. Однако мне удается понять, что она повелевает привести невесту Сатаны.
    Оба ее раба тотчас исполняют ее приказ и втаскивают в зал Мелисс. Мелисс ведет себя покорно. По ее отрешенному взгляду я догадываюсь, что она находится под действием яда из древней книги графа.   
    Девушку ставят на колени, и начинают срывать с нее одежды.
    - Вожделеешь ли ты ее? – указав на меня жезлом, вопиет Эстель. - Она, невеста Сатаны, хочет совокупления с тобой. Но за это мы требуем твоей крови.
    Я не знаю, как следует вести себя в этой ситуации. Отрепетировать подобную сцену с Мишелем мне, к сожалению, не пришло в голову. Впрочем, меня выручают подчиненные госпожи.
    - Он вожделеет! Вожделеет! – торжествующе визжат они. – Он достоин. Он отрекся от Бога. Он любит Сатану. В знак этого он даст нам напиться его крови.
    Вслед за этим они подскочили ко мне, опустили на колени, и, ухватив за волосы пригнули к полу. После этого принудительного поклона один из них выхватил нож и полоснул мне по внутренней части руки в районе локтевого сгиба.
    От боли я едва не теряю власть над собой. Но мне все же удается сохранить маску безумья на своем лице.
    Кровь теплым ручьем заструилась по моей руке, стекая в золотой кубок, услужливо подставленный вторым сатиром. Кубок достаточно большой, и мне приходит в голову, что эта шайка намерена выпить всю мою кровь. Однако краем глаза я замечаю, что изрядная часть кубка заполнена вином.
      - Дайте ему поцеловать икону нашего владыки, - восклицает Эстель.
      Оба раба бросаются исполнять волю графини. Для меня это шанс. И пока эта шайка совершает необходимый ритуал обращения с портретом рогатого урода, я выливаю весь пузырек со снотворным в кубок.
    Прикладываться к иконе сатаны, даже принудительно, мне очень не хочется. Духовное звание никак мне этого не позволяет. Однако икона установлена в нескольких шагах от меня, и мне, очевидно, надлежит ползти к ней на коленях. Для этого меня освобождают от кубка. Кубок переходит к Эстель. Она выкрикивает какие-то торжественные слова. И с наслаждением делает несколько жадных глотков в ознаменование предстоящего события. Затем она передает кубок своим рабам. И те с не меньшим аппетитом осушают кубок.
      Очевидно, на этом заканчиваются приготовления к поцелуйному ритуалу. Но ждать от меня самостоятельных действий не приходится. Подручные Эстель подходят ко мне, чтобы тащить волоком к иконе. Но я немного упираюсь. Мои конвоиры пытаются сломить мое сопротивление. Они плохо понимают, что происходит, поскольку снотворное начинает действовать. Я чувствую, как их силы иссякают. В это время Эстель вдруг начинает пятиться, теряет равновесие и в итоге рушится на пол. Вслед за ней поочередно на пол падают оба ее товарища по театральному цеху. Это освобождает меня от обязанности исполнять роль жертвы козней князя мира сего.
       Я поднимаюсь с колен и веду все еще невменяемую Мелисс по коридорам замка. У дверей в подземелье нас встречает один из стражников. Передаю ему распоряжение графа запереть Мелисс в ее камеру. Когда он скрывается за железной дверью в подвал, я запираю эту дверь.
      Второго стражника я нахожу спящим в каморке для охранников. Я не вижу необходимости его будить, а просто припираю дверь в каморку его же алебардой.
    Третий, он же последний стражник, по моим расчетам, дежурит у ворот. Но прежде, чем отправится на встречу с ним, я подаю Реми специальный сигнал свечой из окна замка. Получив ответный сигнал, означающий, что Реми с толпой своих друзей достигли стен замка, я спускаюсь к вооруженному привратнику и с грустным видом сообщаю ему распоряжение графа выставить меня вон. Стражнику, похоже, такой приказ вполне по душе. Он отворяет тяжелые засовы, повернувшись ко мне спиной. Это позволяет мне накинуть ему веревку на шею. Для надежности веревку я скручиваю при помощи палки. И когда он уже не способен к сопротивлению, я хорошенько его связываю той же веревкой.
      Наконец, я впускаю в замок Реми с его друзьями, и веду их настороженную ватагу в капеллу.
    Вся труппа лицедеев театра замка Трюфо благополучно дрыхнет на прежних местах. Приподнимая маски незадачливых комедиантов, я позволяю моим зрителям узнать графа и инквизитора. Впрочем, особым вниманием у молодых людей, все ж пользуется графиня Трюфо. Причиной тому, как я понимаю, ее нескромный наряд, выдающий ее женские тайны.
       Далее следовало позаботиться о длинноногой красавице Славе. И благодаря расторопности друзей Реми, к утру поглазеть на колдунов в замок явился едва ли не весь город. Само собой, прибыл и священник местного храма, а также начальник городского гарнизона. Им, во избежание лишних вопросов, я сую под нос грамоту с печатью кардинала и приказываю взять под охрану замок. Теперь я уже не боюсь раскрыть свое инкогнито. Напротив, я заинтересован в том, чтобы операция по изобличению гнезда сатанистов достигла ушей Ватикана. Более меня, конечно, в этом заинтересован сам епископ, ибо вся слава победителя сил зла достанется ему.
    Впрочем, меня это не огорчает, мне хватило того удовольствия, с которым я наблюдал встречу Мелисс с Реми.
    Кстати, Мелисс после того, как мы дали ей выспаться, проявила неожиданную силу духа, и восстала из своего угнетенного состояния буквально у нас с Реми на глазах. Объяснение этому чуду нашлось в ее исповеди мне. Оказывается, в своем сне при последнем отравлении таинственным ядом графа, Мелисс узнала во мне посланца Бога. Она даже будто видела нимб глории над моей головой. Она поверила, что я являюсь посланником божьим, который явился в логово дьявола, чтобы ее освободить. Похоже, она и будучи в трезвом уме продолжает в это верить. А я взял грех на душу и не стал ее в этом разубеждать. Пусть это ей поможет в жизни. Между прочим, у Реми нет повода беспокоиться насчет девственности Мелисс. Из исповеди девушки я понял, что объявив ее невестой дьявола, Эстель, как видно, готовила ее к какому-то особому извращению, и потому не допуская своих рабов к телу Мелисс, разрешая им лишь рукоблудство. Быть может, тут сыграла роль ревность графини.

   8.
    Епископ прибыл в замок только к вечеру, когда преступники уже были спущены в подвал и обручены с кандалами. Мы запираемся с его преосвященством в библиотеке графа, и епископ начинает меня расспрашивать о подробностях миссии. Я излагаю ему весь ход событий.
    Выслушав мой рассказ, епископ не спешит давать оценку моим действиям. Он некоторое время размышляет, и, наконец, обращается ко мне в самом доверительном тоне:
   - Ты изложил только ход событий, но мне больше интересен ход твоих мыслей.
На мой вопросительный взгляд епископ добавляет:
- Даю слово, что всякая крамола в твоей исповеди останется тайной и никак тебе не повредит.
- Ну, что ж, - говорю я. – Тогда я начну с того, что я вообще мало верю, что бедные девушки способны становиться ведьмами. Конечно, бывают исключения, когда несчастия, нищета и пороки этого мира сеют в душах юных особ семена зла. Но и в этом случае требуется время, чтобы такие семена проросли и дали свои плоды. Так что, разум девушек обычно гармоничен. Им от природы свойственно знать истину, которая есть красота и Бог. Соответственно их основной потребностью является любить и быть любимой.
    А вот с господами все обстоит иначе. Казалось бы, господам для того и служит чернь, чтобы ничто не мешало им вести праведную жизнь. Праведная жизнь предполагает служение людям и государству. Но этому служению противоречат соблазны, которые господам открывает власть и которым они зачастую отдают предпочтение. Это ставит господ в двойственное положение. При недобросовестном исполнении своего предназначения они занимают не свое место. И они об этом знают. Но не желают знать. Отсюда происходит извращенность их сознания. Для того чтобы продолжать сладкую жизнь, они должны удерживать власть, а чтобы удерживать власть, они не должны стесняться в средствах. Полагаю, вам знакомо сочинение Макиавелли «Государь».
      При этих словах епископ морщится, намекая на то, будто он что-то об этом слышал. Но я продолжаю.
   - Так вот, Макиавелли прямо вменяет господину в обязанность иметь под благородный обликом безнравственную натуру. В противном случае власть господина находится под угрозой, и господин легко может стать рабом. Для господина смерть – ничто в сравнении с такой перспективой. Поэтому всякое унижение ему представляется подобием падения и страшнее самой лютой пытки. Таким образом, страх, ложь и извращение всякой правды свойственно природе господина. К этому следует добавить праздность, сластолюбие, корысть, и все прочие из смертных грехов, к которым располагает власть. И вот уже вместо избранника народа перед нами якобы избранник судьбы, а на самом деле паразит, потребностью которого является порабощение человеческих души и извращение истины. Вот, и скажите мне теперь, припомнив «Демонологию», кто более способен служить дьяволу: бедная девушка или ее господин?
    Епископ в ответ сокрушенно качает головой. Однако, скорее, это означает, что он зря дал обещание не разглашать мои крамольные суждения.
   - Но ведь без господ нельзя, - выдавливает он. – Чернь нуждается в управлении. Без вожжей и кнута чернь идет вразнос. И чернь об этом знает, и потому подчиняется господам. Кроме того черни необходим образец благородства, как цель совершенствования. И уж скорее нужда располагает к греху, чем изобилие. А если говорить о практиках ереси и колдовства, господам незачем этим заниматься. Подданные и так всецело в их руках.
   - В том-то и состоит ошибка, - возражаю я. – Склонность к порокам приписывается рабу, как результат нужды и страха. Но кто приписывает? Господин. Это позволяет ему ничтожить раба, не считаться с его интересами, не видеть в нем человека. Так господин получает свободу от его предназначения и свободу обращения с рабом. Разве это не дьявольское коварство? На самом же деле в лапы дьявола человека толкает вовсе не нужда, а извращенность сознания.
- Для того-то и существует Церковь, - поясняет епископ.
   - Да, - продолжаю я. - Казалось бы, предназначение Церкви в том и состоит, чтобы выявлять и подавлять дьявольские наклонности в том числе и господ. Но господа приручили Церковь, прикормили ее и поставили себе на службу. По сути, Церковь занимается тем, что укрепляет власть господ и помогает им ничтожить человека, низводить его до состояния животного. Апофеозом такого уничтожения и является инквизиция. Ее основная роль сводится к тому, чтобы запугивать, дисциплинировать, подчинять народ господам. Вот, скажите мне, ваше преосвященство, много ли господ осуждено трибуналом святой инквизицией?
    - Послушай, ну я же не об этом спрашиваю, - умоляюще произносит епископ.
   - Хорошо, теперь об этом, - соглашаюсь я. – Вначале я думал, что Мелисс граф обвинил в колдовстве, чтобы скрыть совращение девушки. Это, как известно, обычная практика бесноватых господ. Но то, что Дайон Трюфо бесноватый, еще следовало обосновать. Такое обоснование я получил у лекаря. Как оказалось, у графа и его супруги врач обнаружил странные язвы. Он назвал их «зраком дьявола». Но увы, он не знал, что это за язвы. Это его незнание и стало началом череды трагедий в замке Трюфо.
   - Так что ж это за язвы? – торопит меня епископ.
   - Это проявление страшной болезни. Она описана венецианским врачом Джироламо Фракасторо в его поэме «Сифилис, или о галльской болезни».
    - Сифилис? – припоминает епископ.
    - Эту болезнь конкистадоры завезли в Европу из Нового Света. Она передается половым путем. Думаю, граф заразился сифилисом от испанки, которая прислуживала графине. Соответственно, от графа заразилась и графиня. Однако супруги Трюфо до сих пор не подозревают о своей болезни. Врач по незнанию убедил их в том, что ему удалось их вылечить. Но эти язвы проходят сами собой, предваряя другие более разрушительные стадии болезни. Зато язвы стали доказательством при обвинении испанки судом инквизиции, когда, как я полагаю, появилась необходимость прекратить связь графа с бывшей портовой шлюхой. Таким образом, в доме графа поселилась болезнь, которая начинает прогрессировать. У супругов появляется недомогания, изменения кожных покровов, сыпь. Но главные изменения происходят в их разуме. Сифилис поражает не только тело, но и мозг больного. Развитие недуга заставляет чету наших феодалов подозревать в чародействах своих слуг. И следующей жертвой инквизиции становится горбатая девушка Катрин. Кроме того, они начинают сотрудничать с инквизитором. Подвалы замка превращаются в казематы для еретиков. А, участвуя в дознаниях с пристрастием, наши господа постепенно входят во вкус безраздельной власти над человеческими жизнями. При этом они знают, что большинство преступников невиновны. С тем появляется необходимость отрицания Бога. Логика приводит их к признанию превосходства дьявола над Господом. И тогда их извращенный разум начинает требовать более тонких наслаждений, чем мучение обвиняемых. Настоящий вызов богу и человеку дает совращение святых душ. Этим они и стали заниматься. Для этого лекарю было поручено изготавливать снотворное по рецепту древней книги из библиотеки графа. Думаю, рецепт взят из практики африканской религии Вуду. Это снотворное заставляет человека спать наяву. Тогда его восприятие обостряется, а   границы между явью и сном стираются. Впрочем, идея такого похищения душ, быть может, принадлежит вовсе не графу, а Матису. Во всяком случае, она инквизитору очень понравилась. Ведь Ватикан засыпан жалобами на произвол инквизиции и сомнительность доказательств, добываемых пытками. В этом смысле, приемы Матиса оказываются непогрешимыми, и я слышал, что ему прочат немалое повышение. Вот, собственно, и вся изнанка моего расследования.
    По своему обыкновению епископ отввечает не сразу. Некоторое время он пребывает в глубокой задумчивости. И затем вновь озадачивает меня неожиданным вопросом:
    - А как ты думаешь, они понимали, что служат сатане или это был их каприз, забава, корысть, протест Богу, что угодно, но только не сделка с реальным дьяволом?
   - Не знаю, что они понимали, но они знали, что дьявол для них реальность.
- Опять ты говоришь загадками, - сетует епископ. – Как это можно не понимать, но знать?
- Я думаю, кое-что нам дано знать, не понимая.
- Например.
- Например, знание истины.
- Ты хочешь сказать, что эти сатанисты знали истину? - ухмыляется священник.
- Конечно, - в свою очередь усмехаюсь я. – Они знали истину о том, что знание истины им не дано знать.
- Ну вот, опять, - возмущается епископ.
   И мы начинаем с ним философствовать на тему первородного греха. И я знаю, что на мой тезис епископ ответит мне тезисом опровержения, который я буду отрицать, чем вызову новое возражение и так далее. Ведь я знаю, что наше мышление, будучи подарком дьявола, подчиняется законам диалектики, которые открыл древнегреческий философ Гераклит.
Поделитесь, порадуйте друзей:


  Автор: 
      Внимание! Использование произведения без разрешения автора (сайты, блоги, печать, концерты, радио, ТВ и т.д.) запрещено!
  Раздел:   Ироничные стихи
 Опубликовано: 
 Изменено:   2017-04-18 00:37:36
  Чья картинка:   Интернет
  Статистика:  посещений: 2020, посетителей: 979, отзывов: 6, голосов: +34
 
  Ваше имя:  
  Ваша оценка:     
 Оценки авторов >>>
  Оценки гостей >>>
Обсуждение этого произведения:

 Тема
 
 Re: Грех незнания (детективно ...   
 Сообщить модератору  
 
" ТрИтий, он же последний стражник..." (с)
Ну, и кОморка само собой...))))))))))
________________

Ну, Моголь! Ты даёшь, однако,
Святую пищу для умов
Бальзачней самого Бальзака
И подюмее двух Дюмов!

И с мастерством иезуита
Стендалишь круче, чем Стендаль...
Вот так мы познаём пиита...
За глыбью глыбь... за далью даль...
            
 


, 2017-04-15 17:18:15 
      Оценка: +10    
 Re: Грех незнания (детективно ...   
 Сообщить модератору  
 
Спасибо. От тебя дорогого стоит. 


, 2017-04-16 19:53:48 
      Оценка: +2    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
 
Чо уж...   Как сказал бы товарищ О.Бендер:
«Красиво излагает, собака! Учитесь, Киса!»
                  
 


, 2017-04-16 20:39:35 
      Оценка: +2    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
 
[Рецензия удалена её автором] 


Хм, 2017-04-15 19:51:41 
      Оценка: +4    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
  Насчет "вуду" согласен. Мне тоже кажется можно обойтись.

По поводу девственница: Там сказано, что граф с инквизитором "рукоблудствовали". Но возможно, графиня хотела, чтобы монах девственницу того самого, чик-пок.

Линию ведьм раскрыть не было задачи. Надо подумать.

"Нравы того времени". Это примерно 1535 год. Уже опубликовано "Государь" Макеавелли, "Сифилис"Фракасторо", вовсю осваивается Америка, через тридцать лет в Голландии происходит первая успешная буржуазная революция. В 1561 родился Френсис Бэкон - основоположник эмпиризма и английского материализма.
Из биографии Бруно Джордано:
Родился в посёлке у города Нола недалеко от Неаполя. Учился в монастырской школе в Неаполе, где в 1565 г. принял монашество и вступил в доминиканский орден. В 1572 г. стал священником. Много занимался самообразованием и вскоре проникся атеистическими взглядами.

В целом спасибо. Ты настоящий друг.
 


, 2017-04-15 21:06:13, поправлено 2017-04-15 21:07:49 
      Оценка:  0    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
 
Описательно все ничего, с мелкими несначительными, но смотритя, смешение жанров налицо: ето экшн или психологический детектиф? ни то, ни то, между: а именно,
- для экшна лишни эти расуждения-разоблачения и затянуто..
- для детективу нету затравки чего он тута взялся, где преступление? вдруг граф, графиня, этот инквизитор? бах всё случилось враз, справедливость торжествует и в конце ненужная маркситска максима..
Вот Умберто свае раследование класитчески затянул, ветьму сжёк да и замок тоже.. монах всеведусчий сопирал факты, путался в них пака всех неперебили.. классика.. Читателя па детективу надо за руку вести и путать, пуская в тёмны комнаты.. а птом бам, и   умник всё объясняет в конце.. ниточки, што читатель насопирал в уселок вяжет.. или расвязывает..
Да и монах-то неверуесчий сапсем, прогрессор такой юротствующий.. а так хоршо.. ☻
 


, 2017-04-15 21:24:29 
      Оценка: +2    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
 
[Рецензия удалена её автором] 


takamisakari, 2017-04-15 16:02:17, поправлено 2017-04-15 16:03:16 
      Оценка: +2    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
 
Ничего я не наплевал. Наоборот, это предостережение против богохульства и властолюбия. 


, 2017-04-15 21:15:07 
      Оценка: +2    
 Re: Грех ...   
 Сообщить модератору  
  Моголе, сорри, я опеть увлёкся.. 

, 2017-04-16 08:30:11 
      Оценка:  0    
      

Использование произведений и отзывов возможно только с разрешения их авторов.
Вебмастер