Похмельной жаждою томим,
В постели мятой я валялся.
Вдруг чернокрылый аноним
Передо мною оказался.
Зелёным глазом подмигнув,
Он мне сказал: "Вставай, болезный!
Перо в чернила окунув,
Спеши закончить труд полезный"...
Как труп, на койке я лежал,
Но, воскрешённый вмиг рассолом,
Я всех поэтов вдаль послал
Суровым матерным глаголом.
Тот чернокожий аноним, Коварный, как Барак Обама, Пристал с настойчивостью хама И с обхожденьем колдовским: - Садись, пиши стихотворенье. Ответь красавице, дурак! - Терзало смутное сомненье: "А если это не Барак?" В руке наполненная кружка, И эфиопских глаз овал... Так это ж АС, товарищ Пушкин, - "Как Сади некогда сказал". (с) И я беспечно, безрассудно Поверил в этот маскарад. "Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!" (с)
Почти по Фролову.
В пороке кружкой был пленён,
И рюмку отвергал за малость.
Хотя рассудок был при нём,
Глаголом выдавал усталость.
Когда ж рассудок чуть поплыл,
После четвёртой кружки водки.
Пускал в глаза стихами пыль,
В него влюбившейся молодке.
Как нам поведал Лао-Цзы, Смотрящий из окна фанзы: "Не отыскать дороги в рай, Сколь трезвым взглядом ни взирай. А "совершенномудрый" тот, Кто с гаоляном водку пьёт".