ХОХМОДРОМ- смешные стихи, прикольные поздравления, веселые песни, шуточные сценарии- портал авторского юмора
ХОХМОДРОМ - портал авторского юмора
 Авторское произведение Смешные истории  | Сообщить модератору

ТОСТ ИМЕНИННИКУ

В угаре или путешествие колхозников


                                                                              Прочтешь и бросишь…
                                                       Если ещё не пьёшь – уже и не захочется!


                                                                               Пролог

                   В деревне «Кукайкино», петухи усевшись на забор, любовались своим пуховым гаремом.
                   Взор одного взволновало непристойное поведение соседского петуха. Кравшись вдоль забора, тот покушался на не принадлежащую ему куриную невинность. Закосив под курицу, шкодливый петух поджав бородёнку кудахтал: «Ко-ко-ко».
                  Владельцу гарема про такое нахальство кукарекали пернатые, но своим оком запечатлел он такое впервые.
                   Курятня принадлежала участковому, потому и петух снаследничав с хозяина, решил взять нарушителя куриной заповеди с поличным.
                   Задраив оба глаза, крылатый мент и пухом не шевелил, но каждый озабоченный шаг блудливого воришки клювом чуял.
                   Прихватив опрометчиво высунувшихся червячков, крылатый Дон Жуан исподлобья следил за опасностью. Опасность подражая хамелеону, слипшись с забором, пыталась обзавестись покровительственной окраской.
                   Задрав хвостик, куриная красавица интеллигентно копошилась в коровьем испражнении. Отвлекшись от навозной кучки она обнаружила представшую перед ней саму галантность.
                   Распушив хвост и раздув бородёнку, ухажёр протянул клюв с букетом червячков и пригласил собеседницу на прогулку.
                   Угостившись червячками и игриво хлопнув глазками примадонна согласительно кудахтнула.
                   На заборе зашевелился новоиспечённый хамелеон. Через вздыбленные от злости перья, проглядывал покрасневший на нервной почве торс. Грозно вскинутый саблей клюв, предвещал скорую расправу, но залюбовавшись эротическими па, чуть не выдал себя кукареканьем.
                   Петушиная любава невинно скрестила ножки и прикрылась крылышком. От нахлынувшего чувства у неё задрожало крыло, отчего она стала похожа на принцессу обмахивающуюся веером.
                   Почуяв измену законный муж, придумывал наказание: «Будешь как простая несушка пыжиться, пока яйца по рупь двадцать не полезут» - мыслил он старыми деньгами, не зная об инфляции. Прежние её семидесятикопеечные кладки его только радовали.
                   Прелестница, не подозревая о будущих тяжёлых родах, сложила сердечком крылышки и выглядела невинней золушки. Кокетливо оттопырив лапку и стыдливо опустив очи она спросила: «Куд, куд, куда?».
                   Девственно сложенные крылышки возбудили, уже выполнившего сегодня долг, супруга. Едва раскрыл он для комплимента клюв, как нарушитель, в момент закрытия ока обольстительницы, устроился на ней вторым этажом.
                   От вожделения куриный глаз не открылся, но свалившийся третьим этажом законный муж, близкие отношения прервал.
                     Пострадавший, петухом был только по птичьим признакам. Гладиаторские бои, по причине его хобби, было обычным делом. Морально униженный, он оказал достойную встречу и превратил мелодраму в полноценный боевик.
                      Из окна несостоявшимся куриным романом интересовался шеф сельскохозяйственного кооператива - Никифор Петрович.
                      В этот момент ему на стол попал свёрнутый в трубочку лист бумаги. Недовольный прерванной трагедией Никифор проворчал: «Марфа, кудрить его, да и тебя тоже, шо это ты мне факсу по утряне суёшь».
                      Появившаяся на её лице дежурная улыбка успокоила и вернула взгляд шефа в сторону окна.
                                                               
                                                       Шеф и Марфа дают «добро»

                      Во время перестройки колхоз назывался «Десять лет Октября». Марфа была красива не только телесами. На её достопримечательности партийные районные кураторы пускали и не только слюну еженедельно. Когда слух о красоте дошёл до области, куратором колхоза заделался самый главный и уже областной партиец.
                      Во время первого приезда, он сам принял Марфу в партию, и она связала с ним жизнь и по политическим интересам.
                      Облюбовав Марфу за ягодичные и передние выпуклости партийный ухажёр бросив семью решил обжениться. Такой поворот партию не устраивал. Кроме жениховских ворот поворот она ему указала и от партии. Сердце неудавшегося жениха не выдержало и с летальным исходом улетучился и роман.
                      От прощаний с партийными щедротами, подушка подмокнуть не успела. Свадебное платье Марфа использовала с директором школы - Львом Леонидовичем. Кроме женских красот, тот обнаружил любовь и к натуральному хозяйству. От организованных Марфой на столе разносолов Лёвочка, за столом превращался во всепожирающего льва. И вскоре бывший плюгавик стал больше смахивать на опухшего колобка.
                   Беспокойства по поводу женщин, уплыли по его обжорской причине в прошлое. Сексуальный инстинкт возвращался к нему только через клизмы, но в виде животной страсти. Колобок, с весом от бегемота походил по настырности на кролика. В такой день праздника у Марфы не ощущалось, и на эротическую близость с мужем у неё возникла пожизненная мигрень.
                   После свершения мужнего долга, к Лёве возвращался усиленный аппетит. С его приходом забывалась причина, по которой вокруг женщин топчутся мужики. Мужики особенно топтались вокруг одной - его жены.   
                     Не стыкуясь с мужем, Марфовская сексуальная привычка в его отсутствии хворала озабоченностью. Каждый проведённый без мужика день, считался ею бесполезно прожитым и из памяти вычёркивался.

                                                                      * * *
                  Завершившаяся перестройка, перестроили и колхоз и название. С помощью зятька председателя, вместо колхоза вырос кооператив под названием – «Десять лет без Октября».
                Зятьком как раз и оказался Никифор Петрович. В прошлом знатный тракторист, по женским слабостям он оказался специалистом поинтереснее. Нащупав в дочке председателя слабость, Никифор охмурил и её брюхо.
                Свадебное путешествие заменилось родильным домом, но супружеская жизнь завершилась не отходя от роддома. Колхозное имущество по остаточной, нулевой стоимости, перекочевало в кооперативную кубышку. Всё семейство со стороны жены упорхнуло в центральные места, а колхозное имущество, превратилось в астрономические алименты.
                                 
                                                                         * * *
                  Исконные картофельные земли, по настоянию главного партийного кукурузника, целеустремлённо засаживались кукурузой. Партийный босс сменился и с ним поменялась   сельскохозяйственная программа. Поля начали засеиваться кроме кукурузы и картофеля всем подряд, но урожаи постоянно походили на лысину великого кукурузника.
                Никифор справедливость восстановил и первый же урожай картофеля был кучерявее голландского. От его избытка Никифор закармливал картофелем сначала курей, затем по случаю достались и страусы. Страусы по плодовитости перегнали Китайцев, опосля чего по тракторным колдобинам начал перекатываться «шестисотый».
                  Купленный с «Мерседесом» дизельный джип, попробовав тракторную солярку, дотянул только до правления. Теперь около правления памятников было уже два. Штампованный гипсовый Ленин, непоколебимо указывал народу светлый путь, но в той стороне стоял светлый сверкающий серебром Джип. Машине, превратившейся в памятник, дорога не светила, потому боковыми зеркалами пути она указывала другие.

                                                                   * * *   
                Страусиная благодать активизировала и Никифора и женский контингент. Нашпигованный бывшими доярками, «шестисотый», магнитил в кооператив новые и новые кадры. Обрастающий грудями кооперативный штат действовал на Никифора на зависть «Виагре».
                Машины Марфу не впечатляли, но вылезающие из всех шестисот окон «Мерседеса» бабы, на нервы действовали серьёзно.
                  Раздающиеся под эстрадную музыку частушки и вылетающая из окон банановая и прочая иноземная кожура, резали Марфу по живому. Самодовольная Никифоровская морда нахально светилась лозунгом - «Все бабы за мной». И Никифору и его сексуальной теме, Марфой был подписан безапелляционный приговор. Касающийся всех женщин вердикт на Марфу не распространялся.
                  На следующий день банановая кожура стала вылетать только из одного окна.                  Вскоре Марфа стала называться секретарем-референтом, но свою должность в кооперативе выговаривала только она. Никифор упрощённо называл её сек-ретом. О секрете их отношений в деревне догадывались даже коровы.
                   В Марфовские критические дни в окнах появлялось второе женское бухгалтерское лицо под именем Клава. Обострённая дискомфортностью неудобных женских дней, Марфовская пятерня Клавку вместе с сиденьем в такие дни выковыривала постоянно.

                                                                      * * *
                  Марфу сегодня работа обещала не тревожить. Петрович накануне наклюкался до состояния селёдки, но его мордельник с рыбой никак не контактировался, а был более похож на забытый по внешним признакам на тарелке маринованный помидор.
                  В деревенский Никифоровский банк капнули страусиные денежки. Проблемный вопрос - на что потратить, мозговые извилины тревожил напрасно. Всё о чём Никифор знал - имел.
                  Даже ручеёк был запрудирован в мрамор. Мраморную судьбу ручейка решил купленный по пъяне и оказавшимся водным мотоцикл. Раньше на ручейке движение было двурядным только для головастиков. Прочая водоплавающая живность курсировала по водному пути только в одну сторону. После покупки мотоцикла ручеёк запрудили и меж его мраморных берегов можно было разместить и танкер.
                  Ручеёк назывался Говнянкой и с названием не расходился. Облюбовавшие его повыше села коровы исправно сплавляли по нему свои испражнения. Вместе с круглосуточно проплывавшими по ручью «айсбергами», проплывали соответствующие названию ароматы.   
                  По древности коровьи привычки соперничали с легендой. От любимого отхожего места коров пытались отважить ещё в далёком прошлом. Застрадав запором и перестав жевать даже с рук, коровы забастовали голодовкой. После этого коров отпустили с миром. Мир оборотился бесконечной бомбардировкой и ручеёк не сумев пробиться сквозь коровью запруду превратился в пруд. До того безымянный, ручеёк получил заслуженное название. Коровьи привычки с тех пор переросли в инстинкт.
                   На водном мотоцикле в день получки курсировала вся деревня. По этому случаю Никифор выставлял вместе с бочкой бензина бочку водки. Этот день для всей крылатой живности превращался в день страшного суда. Птичий базар с Аляски, против птичьего гама на пруду отдыхал. Собаки в этот день не то, что тявкать, даже скулить боялись. Забившись с прилипшими к животу хвостами за будки, они вспоминали своё снегоходовское зимнее родео.
                   Между зарплатами исхудавшая живность дрейфуя с техникой дожидалась неминуемой очередной птичьей корриды.
                   Сам Никифор предпочитал корриду со страусами. Птички улепётывая от квадроцикла, неслись прямо на ходу. Усыпанное после гонок яйцами поле походило на альбиносовую бахчу.
                   Объёвшись гусятинкой и по другим отходным причинам, следующий понедельник стал неофициальным, но полноправным выходным днём. Единственное отличие от выходного – это введение в этот день сухого закона. Вся деревня охая, упивалась только рассолом. Это был счастливейший у собак день. Трудясь над птичьими косточками они от счастья не косились даже на кошек.            

                                                                   * * *

                   Никифор похмельем страдал по двое суток. Для себя выходного дня он не объявлял, но работал только с кроссвордами. Этот день был приёмным только по двум вопросам: в случае пожара или страусиного запора. А тут факса вылезла.
                   Марфа отодрав от насиженного места мягкую часть и стараясь ею не вилять вошла к шефу. Шеф на её боковые движения реагировал в любом состоянии.
                   В такой день она его полюбовно кликала Ником, отчего его рука тянулась за сигарой, затем обязательно закручивалась махра. «Мальборо» он курил только на официальных встречах, но на крайняк, в пачке были замусолены пара сигарет забитых махрой, отчего курильные сотоварищи за глаза прозвали Петровича - Коноплянычем.
                   Пока Марфа млела от запаха сигары, Никифор уже прикуривал самосад.
                  «Ник это не простая факса, а приглашение на страусиный семинар в Австралию, в которую ты меня ещё на первой свиданке обещал свозить».- с надеждой вымолвила она задыхаясь от махры.
                     Никифор сам мечтал о солнечной Австралии, но по причине недержания при посадке выхлопного отверстия, полётов избегал
                     Как только он не экспериментировал. И сидел весь полёт в сортире. И перед полётом не ел целый день, но как посадка - его живот раздувало как автокамеру. С избыточным внутренним давлением его клапан не справлялся. При посадке и хорькам на зависть, Никифор дул как из рукава.
                     После происшествия в «Домодедово» о слабости шефа стало известно всей деревне.
                     Репортаж о выпрыгивающих без трапа из самолёта пассажирах очутился на первой полосе центральной прессы. О великом пуке в прессе не было ни слова. Сельчане прибытие Никифора ознаменовали многозначительными аплодисментами.
                      В Москву тогда Никифор летал за джипом. Заметив толщину пачек вылезающих из безразмерных валенок, ему втюрили вдобавок к джипу и «Мерседес». У менеджера был глазной, нервный тик, и на вопрос «не деревенский ли это экземпляр», менеджер подмигивая ответил: «Самый навороченный эксклюзивный, но не деревенский». Предательский глаз менеджера предал только Никифора, и тот на сдачу упаковал и «шестисотый».
                      Воспоминания об интервью для газеты, навечно сфотографировались в его главном полушарии и он дал себе обет, что на самолёте - только по воде. На машины у него после сокращений газетного текста хватило только на две. За то причина выпрыгивания пассажиров из самолёта - прессой умалчивалась.
                      В Австралию, минуя самолёт, путь заказан – потому Марфа хоронила свои Австралийские мечты в переднем вырезе платья. Любуясь неприступными по размеру бастионами Никифор мысленно на пляже с Марфой уже подгорал.
                      Заветная мечта о совместном пляже и любовь к страусам осенила шефа неглупой, но дорогой мыслью.
                     «А может всей деревней чартером?» - вопрошающе заикнулся он, поглаживая Марфу за любимое место.
                      Марфе, лишь бы улететь. Тревожась, что Клавка - конкурентка по интимным вопросам, тоже будет сверкать рядышком телесами, она трёкнула: «Хоть с соседней деревней, только без местных ****ей! Иначе у тебя с моей помощью между ног так вспухнет, что даже страусиные яйца от зависти потрескаются».
                      В кабинете красовалась мечта деревенского детства - газированный трёх копеечный автомат, заряженный квасом с присутствием сиропа. Впритирку разместился и каприз Марфы - аппарат по выкидышу банок с Колой.
                      Марфа пнув свою любимицу со злостью добавила и шефскому агрегату. На денежные пособия автоматы не реагировали, но от пинков работали как часы. Выпрыгнувшая банка охладила Антиклавкино настроение и она протянула стаканчик газированного кваса Никифору. Заграничный синий сироп не желая мешаться с квасом, слизывался Никифором в последнюю очередь. С последней каплей шеф удовлетворённо начал почёсываться сверху.      
                      Когда шеф чесал репу, а он её сейчас усиленно начёсывал с вытянутой вперёд верхней губой, это означало, что его скоро посетит приступ сексуальной активности.
Шеф в данный момент представлял себя стопроцентным акционером гарема, от которого не отвертелась ни одна деревенская баба. Мысленно загорая в их окружении, он представлял себя в шейховском белом халате. Мексиканское сомбреро на нём в тот момент тоже присутствовало.
Вернувшись с небес он задумал с Марфой любовную процедуру. Марфа как всегда отдалась, но в надежде на поездку - как никогда лихо,
                      Разомлев от старательного женского тела, Никифор решился лететь всей деревней. Повесив на Марфу командировочные хлопоты, он пообещал Клавку не брать, но губа опять предательски вытянулась.

                                             Яйца - всему голова

                      Замороченный австралийской фирмой семинар, оказался попутно и выставкой страусиного хозяйства. Никифор, птицу везти не решился, а вот яйцами решил озадачить, главного яйцевода Матвея Матвеича.
                      Матвеево хозяйство располагалось в бывшем деревянном клубе. При старой вывеске клуб более походил на курятник. При Никифоре клуб приобрёл вывеску – «Цех крупного яйца» и архитектурное сооружение, стало полностью соответствовать названию.
                      Никифор Матвеича застал в обнимку со страусихой. Морда за вчерашний сухой закон у него явно не отвечала. Рядом расположилась открытая ополовиненная фляга с квасом.
                      «Жозефина, на позавчерашних гонках кладку не дала, и сейчас с набитым брюхом артачится. Вот я её квасом и отхаживаю» - еле прокурлыкал он не вставая.
                      Страусиха вместо предложенного Никифором угощения, в отместку за прошлые догонялки, ущипнула его за палец. Матвеича она ласково потрепала за ухо, за что получила добавку кваса.
                      Выхлюпав стакан птичка расположила голову ему на коленки. Умилённо прикрывая один глаз, вторым она грозно косилась на Никифора.
                      «Чё это квас на брагу по пузырям смахивает» - шевеля ноздрями насторожился Никифор, и зачерпнув стакан употребил бродившее снадобье.
                      «Фельдшерица рекоменднула пивных дрожжей для сносей, а ентих не было простых набулькал» - соврал в сторону Матвеич, стараясь не дышать на начальство.
                        Смягчившись действием бражки, Никифор намекнул, что если через пару недель для выставки крупных яиц не наметиться - своими руками слепит из двух Матвеевских - одно.
                        Чувствуя, что пронесло, Матвеич оттирая шефа от фляги, побожился: «Сам жопу рвать буду, но такие яйца представлю – в загашник от «Мерсы» не влезут».
                        «Семь штук полновесных хоть из какого места, но представь» - не забыв лягнуть флягу, пообещал кооператор.
                      От случившегося с флягой несчастия у Матвея перекосилась физия. Едва прикрылись двери - Матвей с птичкой кинулись на спасательные работы. Жозефина осушала землю, а сображник по несчастью присосался ко дну фляги. С удовольствием на пару рыгнув, они рядышком влюблёно улеглись.
                         Матвеич умудрился спрятать от мух голову под крыло, а Жозефина свою головку упаковала во внутренний карман бушлата. Переживая за общее дело они счастливо захрапели.
                      Проснувшись к окончанию рабочего дня, Матвеич узрел перед носом яичко сногсшибальных размеров, и благодарно чмокнув птицу в носик, загнул один палец.

                                                 По – коням
                                                      
                      День вылета неминуемо надвигался. Вся деревня напряглась забугорными приготовлениями. Приглашение было на три лица, и она соображала о комплектации   чартерного рейса всей деревней.
                      Не сомневаясь в чистосердечности Марфовских обещаний, Никифор почёсывался   в центре штанов. Клавкино обещание тоже совпадало. Оба обещания лишали его внутриштанного наследства, но Клавка гарантировала провести ампутацию вовсе под корень и вовсе без наркоза.
                         Женские Марфовские «приёмные» дни заботили Никифора своею непредсказуемостью. Клавкин же организм работал как часы. Его стрелки гарантировали нетерпельные вопросы в поездке решить положительно. Ответственность за доставку Клавкиного тела Никифор возложил на дружественного конкурента. Расходы по доставке обоих тел возложил конкурент и конечно на Никифора.
                      Марфа будучи в Москве, заметила в списках приглашенных ненавистную фамилию.
                      «Хрен в пузо тебе, а не Австралия» - твёрдо решила она чухнув неладное. Вычеркивая Клавку из списков, для верности дописала её паспортные данные. В визовой заявке Клавдия теперь фигурировала как Клавдияреллия Сидоровашвилли – «Твой паровозный гудок дальше Сибири не полетит. Будешь своим жопельником сибирских комаров откармливать».
                      Колхозный самолёт зачартерила…. но в Таиланд, а на сэкономленные деньги договорилась переключить «завтракальный» отель на «всё включенный», думая, что до конца их пребывания тот не обанкротиться.
                      За два дня до вылета все документальные подтверждения о вылете лежали у шефа на столе.
                      Марфа серьёзно предупредила: «Петрович послезавтра, в два часа, вся группа кровь из носа должна быть в Шереметьево, а это уже твой вопрос».
                      Когда Марфа обращалась по отчеству – шутки в сторону и почесывая пристращённый нос, он озадачился новым обстоятельством.
                      Доставить сто восемьдесят рыл в Шереметьку, до которой триста вёрст, и в такой срок - ответственная задача. До жедухи - хоть на самолёте лети, а колёсного транспорта не хватило бы даже если привлечь всю тракторную технику не исключая и комбайны.
                      «Где наша не пропадала» - вымолвил шеф обнадёживающе шурша телефонной книжкой и добавил: «Сегодня в семь напутственная речь с соответствующим мероприятием, всё-таки впервые за бугор, и по коням».
                      «Надеюсь без спиртного и коней обойдётся» - сомневаясь в первом вымолвила Марфа.
                                 
                                        По – полтинничку и по яйцам

                      Вечером все собрались в ещё одном памятнике кооперативной деятельности – новом клубе. Вдоль клуба белизной выделялись каменные страусы. Клуб был обнесён ограждением, поверх которого приятно глазу расположились в ряд аналогичные страусиные яйца.   
                      Выданные бумажные напутствия от турбюро в сокращенном Марфовском варианте, в придачу с зелёными командировочными подняли и без того подпрыгнутое всеобщее настроение.
                      Речь благодетеля по туризму была как всегда краткой и доходчивой. Единственные слова: «Не посрамите, за что и по полтинничку» - завершились звоном стаканов умудрённых вместить в себя по пол пузыря.
                      Веселье заразило весь коллектив. Только Матвей нервно поглядывал на рядом стоящую тару с ячейками аккурат под семь яичек, гонорейного слона, а на руке у него, было загнуто всего только пять пальцев.
                      Опорожнив сразу несколько стаканов, он удалился на ферму, где начал толкать страусиному электорату речь: «Наипоследнийший раз предупреждаю, ишо пара яиц не будет, хрен вам, а ни квас. Будете из луж пиявок выциживать и я поочерёдно на каждом кругаля деревни буду кататься до яйцеиспускания». А кататься по глухой пьяне на страусях он наколдыбачился, и на корриде часто обскакивал квадроцикл.
                      Ораторство неболтливого кормчего, подействовало на птичье семейство неоднозначно. Половина стаи заковырялась головой в перемешанную со всем подряд стружку. Остальные затоптались по кругу, набирая ход, словно перед взлётом. Матвей, словно перед стартом космического корабля, начал отсчитывать обратный счёт. Не дойдя до нуля он спьяну рухнул замертво.
                      В это время претенденты на халявный отдых, елешевелящимяся языками обсуждали, почему это с собой бутылей брать много не рекомендуется наотрез, и что это за такое «всё включено».
                      Марфа никак не могла расталдычить, что «всё включено» это когда жрёшь сколько хочешь и по спиртной линии тоже бесконечно.
                      Народ гудел: «Сожрать больше живота - никак не получиться, а насчёт выпивки - это капиталисты уж загнули втрое».
                      «Чё это за коммунизма такая, которую мы не могли построить, а они в два счёта втюрили» - недоверчиво повторял кузнец Акифий, пытаясь сосчитать сколько он сегодня принял, чтобы знать сколько ещё можно. В округе он слыл бездонной бочкой, но опосля бочки вырубался обязательно.
                      «С собой только по бутылю, в самолёт жратвы не припасать – накормят» твёрдо гавкнул Никифор, для надёжности пристукнув кулаком об стол. Для всех это означало - по посошку и до хаты, тем более завтра аккурат в восемь и выезд.

                                                                         * * *
                      Матвей очухался перед рассветом, и продраив окуляры вспомнил о причине вчерашнего застолья.
                        Под штанами у него хлюпала пара страусиных раздавленных яиц. По другую часть штанов с противоположенной задней стороны, ощущались посягательства на его мужскую невинность.
                        Штанины были разодраны в клочь. Сквозь внушительную дыру просвечивало опухшее как у обезьяны с цветом коммунистического флага заднее место. Нащупав общипанную до дыр задницу, Матвеич сразу ощутил в ней неимоверное жжение.
                         Рядом лежали запыхавшиеся от посягательств на штанину страусы. Погибель яиц не была замечена несушками. Спасая своё потомство, они чуть не лишили оного Матвея.
                      Не обращая внимания на задние ощущения, Матвеич гинекологическим методом пытался определить потенциальных несушек и дополучил с ноги уже спереди. С выпученными лягушачьими глазами, безмолвно глотая воздух, он запрыгал к обезболивающему.
                      Столы безнадёжно мерцали перевёрнутыми стаканами, меж которых застрял надкусанный последний огурец. Обнюхав каждый стакан до сухости, Матвеич наткнулся на тару для яиц. В таре устрашающе чернели два незаполненных отверстия.
                     От непередаваемых в штанах ощущениях, на кривом лице уместилось тоскливое выражение. Догрызая огурец, Матвеич вдруг расплылся улыбкой. Вскрикнув от радости он изрёк незнакомое ему до этого слово: «Эврика!».
                     Через пять минут в незаполненных дырках, узаконились не уступающие по размеру белокаменные яйца. В заборе обнаружилось тоже два, но незаконных просвета.

                            Таможня «добро» дала, но не всё

                      Утром вся деревня собралась вокруг четырёх автобусов, среди которых гордо и с вымученной улыбкой еле передвигался Матвеич. С осанкой проглотившего лом, у него из передних штанов выделялась невообразимых размеров выпуклость.
                      Односельчане намекали, что мешок с картошкой мимо таможни в штанах не пронесёшь, на что Матвей неуверенно реагировал: «Таможня не танцоры, картошка им не мешает».                     
                        Никифор пересчитывал автобусы, пока его не известили, что пятый сломался ещё в автопарке.
                        Наскоро затолкнув дохлый джип в говновоз в виде КамАЗа, нашпиговав и Мерседес по самые лампочки, автоколонна тронулась в Шереметьево. На ходу в тайне от Никифора раскупоривались «неприкосновенные» запасы.
                        Тайна раскрылась на двадцатой версте, когда как по команде кавалькада затянула любимую, всей деревней песню: «Вот умру я умру…». Из «шестисотого» вскоре запели то же самое.
                        Матвеичу не пелось. Оберегая свой «картофельный» мешок, он всю дорогу стоял, отчего земляки чокались с ним как раз в переднее место. На предложения присесть противоположенная в штанах часть заставляла его по киношному отнекиваться: «Спасыбо, я пастаю».
                        Так началось первое деревенское заморское путешествие. Из сопровождающих милицейских с мигалками машин, как и из ментовской столовой исходили запахи жареной страусятинки.
                        На сотой версте народные песни поменялись на частушки. Голосистые Маруська и Аграфена заливались по немудрёному тексту так, что уши вяли даже у неискушённых водил. У встречающихся по пути собак они прижимались поглаже, чем к животам хвосты.
                        Подъезжающая к Москве процессия обросла автопоклонниками давно охрипших запевал, и походила на триумфальное шествие всех фольклорных коллективов страны. Попутные и встречные машины воодушевлённо подхватывали только фольклор. Когда к песням добавились танцы, машины запрыгали поноровистее лягух.
                         Подъехав к аэропорту, не лицензионный хор одновременно замолк. Через минуту вместо пения из транспорта возник великий, конкурирующий с гулом самолётов, храп. До взлёта в «Австралийский» Таиланд оставалось ровно два часа …

                                                                         * * *

                      Лицо Матвеича было увенчано счастливой улыбкой. Посетившее его сновидение, настолько живо воплотило его сокровенные мечты, что он не ощущал прислонившуюся к его контрабандному месту голову Аграфены. Зацепившись замертво на автобусных перилах он стоя испускал слюну и окроплял ею кудряшки Аграфены. Кудряшки от обильного слюноотделения сверкали как Кремлёвский паркетный пол.
                         Метвеичу снилась завершающая часть Австралийской выставки где он по всем яичным номинациям, получал награды. Первые и вторые места по белизне, твёрдости скорлупы и весу, были зарезервированы за отзаборными изваяниями. После выставки он договорился поменять их на яхту и крокодиловый яичный помёт.
                         Денежную премию он пообещал уже компаньону - Никифору на переустройство пруда в Венецианские разливы, где гордостью международного порта был личный Матвеевский причал.
                         В голову вселилась головокружительная мысль о совместной страусо - крокодиловой ферме. На ферме он собирался кормить страусов крокодилятинкой, а крокодилов страусятинкой, от чего он пускал уже фонтанирующую слюну.
                        «Это же бесконечнасть какая, это же мясной вечный двигатель» - впендюривались в его голову умопомрачительные идеи.
                        «Всю вселенскую галактику на уши поставлю котлетами от Матвея. Будем лопать не картошку с мясом, а вовсе наоборот»,- взлетала всё выше и выше от Нобелевских заморочек его крыша.
                         Аграфена старательно, словно к пуховой подушке прижималась к штанам мечтателя и трясла по-собачьи головой. Ей снился тропический ливень, где в окружении пальм, вместо шезлонгов стояли драпированные пуховыми подушками бабушкины сундуки.
                        Сладкие Австралийские грёзы пьянили обоих синхронно. Когда выпрыгнувшая во сне из воды акула, обдала брызгами Аграфену - Матвеич повесил на неё соответствующую слюну.
                        Аграфена тряхнув как овчарка головой вытерлась штанами обладателя грозовой тучи. От боли, к поздравлениям во сне, подоспели и преждевременные роды. В сновидении - из лопнувшей сногсшибательной выпуклости штанов, выпрыгнул страусёнок.
                        Новый приз в виде небоскрёба Австралийский кавалер так и не получил. Сон прервался как раз на думе, что за это обломится. Но превратившись в кошмарную явь обломился только сон. По случаю завершения деятельности обезболивающего, бывший кавалер завыл как противопожарная сигнализация.
                      Подъехавшие на звук пожарные машины а всеобщему пробуждению опоздали. Вся автоколонна разевала пасть уже не хуже бегемотов.
                      Автобусная шоферня по-прежнему с улыбкой Дауна не открывала глаз. Контуженные предыдущим концертом, они сопели, пока их не затолкали со всех сторон потягивающиеся руки.
                      Из лимузина высунулась пасть бегемота главного, после чего его руки также потянулись в небо и растопырились. Автобусам могли позавидовать распустившиеся клумбы. До вылета оставался ровно час.

                                                                  * * *
                     
                         Авиакомпании грозил порожний рейс. Получив целиковую предоплату, она решила дополучить прибыль и подсадила на борт тайцев. Обогащая свой художественный промысел, тайцы загрузились расписанными русским орнаментом матрёшками. Выпирающие из мешков беременные неваляшки не уступали размером яйцам динозавров.
                      Сверхприбыль кружила авиа-агенту голову и тот от недополученных для желудков боекомплектов считал уже маржу. Его дума о сокращении также и штата стюардесс, прервалась. Вместе с толпой, в аэровокзал ворвались и после-самогонные молекулы.
                        От потерянного барыша сердце агента ёкнув уже начало трескаться. Вопли толпы про Австралию его к жизни вернули, но не на долго.
                         Предводительница орды, с осанкой и голосом Жанны де Арк, повела ораву к стойке. Её уверенный голос: «В Австралию, через Таиланд» похоронили новый, мысленно уже стоявший в гараже у агента «Зарубежец».
                        Марфа выложив документы, очень вежливо спросила о зелёном коридоре. Не каждый по сексуальному признаку пенсионер её улыбке мог отказать и зелёный коридор включился.
                        Вдоль зелёного коридора расположились выпученные глаза таможенников. Зарегистрированный кооператив по зелёному коридору тащился с явно не ручной кладью.
                        Семеро колхозников осторожно проносили яйца. Двое стонали от объявившихся от тяжести хондрозных приступов.
При виде выдающейся в Матвеевских штанах выпуклости, таможня превратила зеленую дорогу в милицейский кордон.
«Это - он нашу деревенскую картошку везёт» - отшутились бабы.
Нашу таможню не проведешь.
«До такого размера даже и деревенская картошка не дорастёт» - подумали они требуя товар к осмотру.
Предъявив «контрабанду» к досмотру, Матвей попадавших таможенников миновал
                         Объяснения по поводу обнаруженных марлевых свёртков с навозом, таможню не устраивали.
                         «Это кусочек родной земли. Без неё любой колхозник на чужбине загнётся» - поясняла Марфа. В этот раз её улыбка не помогла.
                         Обнюхав каждый кулёк и раскурив из содержимого трубку мира таможня успокоилась.   
                         Оставив на рыло только по одному четвертному бутылю и задекларировав Марфовский противогаз, обанкроченный по выпивону коллектив, погрузили в самолёт.
                         Зелёный коридор, со стороны смотрелся действительно зелёным… но от конфискованных четвертей. На содержимом по крепости и объёму смело можно было лететь хоть за океан.
                         Проведя экспертизу одной четверти, таможня колдовала вокруг конфискованного каменного яйца. Боясь попортить у каменного экспоната скорлупу, его нежнейшим образом отправили в криминалистическую лабораторию.

                                              Какой там трап

Широкое кресло Боинга, сидевшую рядом Марфу, тискать не позволяло. По причине болезни стюардессы Матвеича пристегнули рядом и лежа на боку.
                         В салоне включились мониторы, где замелькала реклама. Стюардессы, устроившись по бокам, начали жестикулировать.
                         Колхозный зритель удивлённо выискивал в салоне глухонемых, для которых проводницами осуществлялся сурдоперевод хрюкающих динамиков. Когда жестикуляция перешла в самый разгар и стюардессы неистово замахали в сторону выходов руками, мнение разделилось. Половина посчитала их семафорные движения производственной гимнастикой, остальные - концертом, в виде пантомимы, но все восторженно захлопали. Следующие движения стюардесс, с резиновыми без дна не надутыми медицинскими суднами, завершились почему-то одеванием на голову. Включение на них лампочек с последующим их волшебным надуванием, окончательно уверовало зрителей, что это всё-таки фокусы. Единогласное решение, что это однозначно цирк подкрепилось бурными аплодисментами. Стюардессы на бис почему-то не вышли…
                                                                           * * *
                        Матвеичу хорошо были видны округлые Тайские мешки, в которых он заподозрил чемпионскую, страусиную яичную кладку. Зациклившись на яйцах, он не замечал тайскую красавицу, уставившуюся на его штаны. Сорок пятый размер её ног остался им не замеченным. Остальные тайцы глядели только на страусиные яйца. Думая о упущенном новом виде матрёшек они тоже нервничали. Нервное переглядывание прервал звук взревевших моторов.
                   В гул движков встряли посторонние звуки трескающегося сургуча. Стюардессы тоскливо поглядывали на неимоверного размера лес бутылей. Деревенская братва с настырностью младенца со страху перед взлётом, высасывала из горла содержимое. Рыгнув вместо закуски, коллектив так же дружно уперся в иллюминаторы.
                  Вентиляционная система на пассажирский «привет из глубины души» ответила скрипом. Тайцы тоже отреагировали и закосили глазами в несвойственную им с рождения другую сторону. Миленькая Тайка, озабоченно вытянув в направлении Матвея головку засветила у себя и выдающийся по размерам кадык.
                  «В здоровом теле здоровый дух» - шевеля ноздрями озвучил Никифор дошедшую с заднего салона креплёную воздушную волну и опорожнил фужер. Марфа вздохнув, тоже пригубила. От её кофточки отпрыгнула верхняя пуговичка. К дополнительно освобождённой груди, казалось, тянулись даже занавески.
                  Возникшая престройненькая стюардесса наклонившись бюстиком, учтиво предложила «Колу». Провожая одним глазом описываемую круги пуговицу и косясь другим на стюардессу, Никифор вместо закуси потянул верхней губой. Марфа встревожилась, но мысленно разместив стюардессу в своём нагруднике успокоилась.
                   Никифор нервно чесал крышу и уже поглядывал в сторону туалета. Сортирный взгляд не ускользнул от взволнованной Марфы. Она также следила и за его внутриштанным шевелением. Не стесняясь постороннего взгляда, Марфа старательно ущипнула готовый к бою снаряд.
                   Раздавшийся стон, от недотянувшего до «лекарства» Матвеича, окончательно заменил их военные действия на холодную войну.
                   Самолёт наклонно набирал высоту, и лекарственное средство в лежащего вниз головой Матвея, не переселялось. Никифор засовывал ему в рот горлышко, но Матвеич уже испускал дух.
                     Бесполезность переливания жидкости из жесткой - в мягкую тару, становилось очевидным. Никифор постукивая сверху по донышку пузыря, лепетал что-то о сообщающихся сосудах, но Матвей уже бился в конвульсиях.
                   Стюардесса принесла реанимационный во всех смыслах шланг. Подвешенный над Матвеем пузырь с транспортировочным в виде капельницы шлангом заработал.
Приделанная к шлангу детская пустышка Матвея реанимировала. Удовлетворённо причмокивая и пожевывая пустышку, он вскоре захрапел.
                     Подвешенная четверть, показывая работоспособность конструкции, засверкала пузырями. Каждая пройденная показанная на мониторах миля, строго соответствовала количеству выделенных в четверти воздушных пузырьков. Никифор, поглядывая на увеличивающееся в пузыре воздушное пространство, сомнительно изрёк: «Максимум до Индии дотянет».
                     В заднем салоне удовлетворительно зашевелились по поводу повёрстного исчисления пройденного пути. Единственно трезвый Акифий, опорожнивший заначку ещё при взлёте, кадрил стюардессу на литровый «Абсолют».
                      Бортпроводница отнекивалась: «Вы уже четыре выпили» - и ни к месту   обнадёживающе улыбнулась.
                      «Всего только четыре?»- трагически вымолвил Акифий, и застращав обещанием скоропостижно загнуться прямо в облаках, протянул зелёненьких уже на пять.   
                      На четырёхсотой версте наконец обзавелись закуской в виде предложенного завтрака. Единогласно дважды повторив, коллектив дружно закусил выковырянным из салата ломтиком огурца, после чего весь паёк в упакованном виде переселился в закресельные карманы до следующей оказии.
                      Матвеевская бутыль перестала пускать пузырьки как раз на половинной отметке. Зажёванная резиновая пустышка замерла на неопределённый срок, и только подёргивающееся ухо выдавало в теле Матвеича признаки жизни.

                                                                         * * *
                      Впечатлённого самогонкой страусиного призёра, донимал очередной сон. В нём Матвей попал с Жозефиной в книгу рекордов Гиннеса. Жозефина опустошив ядрёного кваса более своего веса, влюблено занюхивала хозяйским ухом, от чего наяву оно и дёргалось.
                      На этот раз триумфальное шествие победителей страусиноборств докатилось до   олимпийских игр. От олимпийских побед по скачкам на страусах по всем дистанциям у Матвеича ныло между ног. Он стоял на высшей точке пьедестала увенчанный по пояс лавровыми венками. Сгорбившись от золотых медалей, Матвеи во всеуслышание объявил о своей с страусихой помолвке.
                      Жозефина, обделённая относительно лошади ногами, умудрялась гарцевать эффектнее арабского скакуна. Гордо вскинув головку с белоснежной фатой, она не сводила обожаемого взгляда уже и с компаньона по семейной жизни.                                                
                      Матвей торчал от своей Жозечки как страусиный хвост и клялся высиживать только с ней, и только её яйца. Жозечка откликнулась ново-снесённым яичком и игриво щипнула его за сокровенное место. Матвей взвизгнул голосом недорезанного поросёнка.
                      Перекосившись от избытка ответной любви Матвей снова усердно зачмокал пустышкой. Появившиеся в бутылке пузырьки отобразились умиротворённой улыбкой. Матвеич снова заснул и не подозревал, что в рекордной книге он мог увековечиться и наяву. Одновременно спать, улыбаться и храпеть, продуктивно чавкать пустышкой, под силу только чемпионам.
                                                                     
                                                                         * * *
                      Салон первого класса благоухал спиртными ароматами. Марфа, боясь Никифоровского сексуального возмездия, заказала всё, чем мог похвастаться самолётный склад. Никифор употреблял всё, что воняло градусами. «Самбука» по запаху была ближе к лекарствам и потому он заинтересовался ею основательнее.
                        Никифор путал её с валерьянкой и накапывал в стакан строго по счету. Марфа сама считала вслух до тридцати, повторяя каждое число по пять раз. Не обнаружив у него отсутствий приставальных симптомов, доза была увеличена в - трое.
                         В хвосте самолёта, обеспокоенные матрёшками тайцы, дегустировали уже шестую четверть, но тонкости самогонного искусства до них не доходили. Как им не жестикулировали о полу-градусных отличиях каждого экспоната, понять различия после сорока градусов их желудки отказывались.
                         Глазной разрез у них угадывался с трудом. На свободном кресле возлежало последнее каменное изваяние, которое они не смогли разобрать, и поэтому были уверены, что это самая маленькая матрёшка. Тайские головы кружились от мечты узреть главную матрёшку – великана.
                         После седьмой четверти разногласия по поводу градусов прекратились. Почитатели матрёшек удивлённо обнаружили, что матрёшки размножились и начали спорить друг с другом о количестве. По большинству голосов решили – матрёшки всё-таки три, но в каком ряду – количество мнений строго соответствовало количеству тайцев.
                         На салонных мониторах траектория полёта заменилась концертной программой известной группы «АББА», под музыку которой все и затянули: «Вот умру я умру…».
                         Тайцы были знакомы с пентатоникой, но с таким нотным беспределом встретились впервые. Воодушевлёно подпевая на своём языке и на свой мотив. Хор Питницкого по турбулентной причине замолк.
                         От страха все снова потянулись к бутылям. Лекарство от страха тайцев не обошло, но едва нюхнув они исчезли из зоны видимости до окончания полёта.   
                         По окончании турбулентности объявили об обеде, услышав про который несостоявшаяся концертная труппа от радости опять налегла на остатки, закусывая капустой от завтрака. Предложенный обед по причине всеобщего храпа не состоялся.
                         Акифия аппетит тоже не беспокоил. Закончив весь «Абсолют» включая и сувенирные малолитражки он отошёл ко сну.
                        Протиснувшееся сквозь храп объявление о выходе самолёта на посадку всеобщий мирный сон не потревожило.
                        Перед самой посадкой рубашка у Никифора от натуги начала стрелять застёжками. На последней пуговице брюхо через соответствующее отверстие самопроизвольно опорожнилось и издавая протяжный звук спустилось как автомобильная камера.
                        Вырвавшийся на свободу вольный дух, предварительно вобравший в себя не лучшие качества алкогольной мировой промышленности, перемешанный с неизвестными науке последствиями биохимических реакций, начал по самолёту победоносное шествие.
                        Первые ощущения коснулись Марфы, и она натягивая противогаз, чуть не потеряла сознание.
                        Носораздирающие компоненты доплывшие до Матвея, вернули к жизни соску.   Скорость чавканья не позволяла производить замену содержимого четверти пузырями, и в четверти начал образовываться вакуум.
                      Химическая атака завоёвывала новые территории. Учуяв приближение смертоносного газа, стюардессы забились в туалетные комнаты и наслаждались там по их мнению - озоном.
                      Противопожарная сигнализация сработала по всем датчикам, не исключая и сортиры. На сигнализацию стюардессы не откликнулись и решили свои позиции держать до последнего вздоха.
                        Задний салон волна накрыла почти одновременно. Агонизирующий коллектив, на последнем дыхании натягивал фаршированные коровьим стулом марлевые повязки.
                        Тайцы же наоборот, аппетитной волне потянулись навстречу. Ностальгия по родной кухне самозащитный инстинкт приглушила. Не учуяв в иноземной комбинации, родных зловоний жареных тараканов, тайцы вытащили изваяния Будды и начали медитировать. Не у всех Будда оказался всемогущим, и часть медитирующих вскоре рухнула без чувств.      
                        Навозные повязки дыхательные органы колхозников спасали. От едкого запаха   глаза захлопывались намертво, но водопады слёз извергали.
                        Наконец, напоследок пискнув, окончательно накрылась вентиляция.
                        Герметичная система рулевой экипаж не спасла. Физически тренированные лётчики, к просочившимся к ним «ароматам» готовы не были и очухались только в больнице. Дееспособный на самолёте остался только автопилот.
                      Занятые стюардессами туалеты - брались штурмом. Военные действия по освобождению туалетных территорий закончились поражением обоих сторон.
                        Перелет, как объявили в аэропорту, завершился благополучно. О скорости выпрыгивания пассажиров из самолёта, минуя трап, тайская пресса оставила в секрете.
                        Никифор извинительно и глупо улыбаясь, будущему потреблению спиртных напитков, дал полную вольность.
                        Благоухающую химической атакой ватагу, Тайцы закупорив носы увенчали венками из орхидей. Аромат цветов в толпе растворился незамечено. Группа безпроблемно прошла сквозь зажмурившихся вместе с носами таможенников. На предложение проверить багаж, таможенники дружно попрятались в форменной одежде, и не вылезали из неё до следующего рабочего дня.

(Продолжение если интересует вставлю)
Поделитесь, порадуйте друзей:


  Автор: 
      Внимание! Использование произведения без разрешения автора (сайты, блоги, печать, концерты, радио, ТВ и т.д.) запрещено!
  Раздел:   Смешные истории
 Опубликовано: 
  Статистика:  посещений: 1585, посетителей: 1142, отзывов: 0, голосов:  0
 
  Ваше имя:  
  Ваша оценка:     
 Оценки авторов >>>
  Оценки гостей >>>
Обсуждение этого произведения:

 Тема
 
      

Использование произведений и отзывов возможно только с разрешения их авторов.
Вебмастер