От грозы убегая, подгоняемый ветром,
на подножку трамвая, задыхаясь, влетел.
В старый свитер и джинсы – словом, просто одетый,
взором денди сверлил он плотность сжавшихся тел.
Качка вправо и влево, словно маятник нудный,
кашель, шмыганье носом, кто-то стал на мозоль…
«Не поймать бы тут вирус респираций простудных» -
мысль настырно сверлила поперечно и вдоль.
Остановка «Динамо» - хриплым эхом динамик
еле слышно прокашлял, зашипел и затих.
А трамвай в мутной дымке - обречённый «Титаник»
сквозь проём ржавых трюмов выпускал жаркий вихрь.
«Разрешите мне выйти!» - денди с поручнем слился,
оглянувшись, опешил, пропуская вперёд
нежным облаком, чудом, долгожданным сюрпризом
проплывавшую тайну из глубин тёмных вод.
Не сдержав буйной страсти в дождевую пучину
он нырнул, подгоняемый ритмом сердца «а вдруг…»
Покоряя заветных пожеланий вершину,
плёл венок нежной масти, заворачивал в круг.
В унисон с ярым ливнем заливал разговором,
обещания капали с влажных губ в решето…
Плёл о яхте беспечной, о далёких просторах,
и о том, что принцесса дорога как никто.
Что коттедж трёхэтажный смотрит окнами в море,
сад в цветах утопает, неба льётся лазурь…
Прохудились кроссовки. Шаг невольно ускорив,
хлюпал «денди» по лужам. Лишь с улыбкой прищур
выдавал в нём актёра мелодрамы диванной,
заливалу надежды в снов корыто без дна.
Столб фонарный, сутулясь, осветивший «Ди-на-мо»,
весь умытый дождём, караулил без сна…
Залила маслом рельсы трамвайные Анна, А ОН в дождик за НЕЙ побежал, как простак... Лишь попав под трамвай - понял: дама-динамо, Без башки поздно вспомнил - болел за "Спартак"...
В плывущий автобус в раскрытые двери На гребне потока июньских дождей Впорхнула русалка! Я в это поверил И к ней устремился, толкая людей!
Чешуйчато-желтым хвостом уперевшись, Она улыбалась, маня за собой! И я, как пацан.., как алкаш осовевший, Рванул к ней, борясь с непослушной водой.
Вдруг свист тормозов, проржавевших от соли... Удар лбом в стекло и я навзничь упал. Что было со мной.., я очнулся от боли., Но пальцами крепко чешуйку держал.