|
|
 |
Новости сайта |
|
Время вспять – часы стоят,
Веки спрятали глазницы
И не дремлется, не спится.
Сон с не сном беду творят.
Надо мною плотный круг
Из моих воображений
И замедленных движений,
Неосознанности рук.
Я шагнула наугад.
В никуда из ниоткуда…
Только вдруг явилось чудо
Стайкой сизых голубят.
Стайка маленьких пичуг –
В день святого омовенья,
Не в секунды, а в мгновенья,
Разомкнула плотный круг.
Солнце вышло в небеса,
Веки светом разомкнулись,
Губы жизни улыбнулись
Так, что ожили глаза.
Я в холодную купель
Окунулась, свято веря,
Что придёт другое время -
Без терзаний и потерь.
|
| |
Сидим мы на сайте, сидим, пишем-сочиняем, иногда ругаемся, по делу и не по делу, время течёт, старые дела забываются.
Помнится с сайта с треском турнули Алексея Буряка за наглый плагиат чужих стихов, один из которых даже в "Литературой газете" был опубликован от имени
Буряка.
Ну, турнули да турнули! Турнули и мы про него забыли...Мы-то про него забыли, а Леха про нас - нет )))
От нечего делать нашёл фамилию знакомую на Стихи РУ, решил посмотреть - а мог ли я чем-то это "дарование" заинтересовать? Оказалось таки-да! )))
Первым идёт, так называемый, "его" стих, под ним - мой. Разница в публикации - 5 дней. Обратите внимание на последние два четверостишия в каждом стишке - вам понравится ))
https://stihi.ru/2019/11/17/3578
Куда исчез вчерашний дефицит?
Буряк Алексей
опубликован 17.11.19
Совсем исчез с прилавка дефицит
Куда-то в неизвестное далёко,
Туда, где добродушье не царит,
С людьми хитрят, общаются жестоко...
Полно еды! Колбас и балыков!
Икра лососевая, есть хурма, бананы...
Консервы из козлиных языков,
Одежда, мыло и шампунь для ванны!
Тушёнки и сгущёнки завались!
Любые раки, крабы разных видов
Откуда-то на полочках взялись,
Без дефицита вызвали обиду...
Без блата можно запросто купить
Любые шоколадные конфеты...
Шампанское, чтоб трюфели запить,
Приобрести на оперу билеты...
Престижа нет совсем у продавцов...
Скучна сегодня жизнь товароведов,
Без дефицита жаль директоров
Почёта, славы прошлой не изведав...
Душа и сердце ноет и болит,
При обращенье к Богу я немею:
Верните, мне желанный, дефицит,
А с ним и я помолодеть сумею!
и, наконец, мой стишок
Куда девался дефицит?
Автор: Durimar Karabasovich
Опубликовано 2019-11-12 10:14:56
Сердечко ноет, плачет и болит,
Переживая горестно разлуку:
Куда сбежал родной наш дефицит,
Жизнь превратив в одну сплошную скуку?!
Я в страшном сне не мог предположить,
Что в магазине, с первого захода!!!
Смогу, без блата, запросто, купить
Балык, хамон, икру для бутербродов!?
Позвольте, сколько может мучить нас
Ассортимент, сравнимый лишь с московским -
Купил бананы, даже ананас!!!
(Прости меня, товарищ Маяковский)
Нельзя вот так всю жизнь перечеркнуть
Отряду продавцов, товароведов,
Директор магазина - просто жуть!
Шагнул в безвестность, славы не изведав.
Сердечко ноет, а душа горит,
От перемен страдает и фигеет -
Верните, Бога ради, дефицит!
А с ним глядишь - и я помолодею.
У кого много времени или будут какие-то паузы, когда вы не будете знать чем себя занять, - сходите в гости к Лёхе. Может быть там и ваши стишки есть ))) |
| |
Открыл новость юрка "А обещал свалить. Нет! Надо поср ...", где он указывает на некого автора Оleg Wral, который его мстительно заминусовывает.
Я прошел по указанной юрком ссылке http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=185081
И что-то мне стиль повествования статьи показался знакомым.
Взял оттуда цитату "Как узнать на сайте "лидера" " и забил в поиске на Яндексе... И сразу всё встало на свои места.
Этим Оleg Wral является давно нам знакомый по Хохмодрому Алик Данилов или Алик Даник. Редчайшей гавёности человек, аферист на доверии. Дерьмо, как обычно, не хочется трогать, но, как ни странно бывает полезным знать во что вляпался.
К слову, в своё время Дейтерий выбросил его за борт Хохмодрома . Может вспомнит о том и снова вышвырнет... Было бы добрым делом.
На Хохмодроме он появился ещё до украинской цветной революции. Объявил себя представителем Союза Ветеранов... (не вспомню как называется) ...Военно Морского Флота Украины (что ли). Много болтал о своих поездках в Крым. Вешал лапшу на уши о большой дружбе с моряками-ветеранами Крыма. Вывешивал здесь номера банковских счетов для денежной помощи ветеранам.
Как только Крым отсоединился полились потоки помоев и грязи мэйд фром Алик Данилов на тех же самых друзей, ветеранов из Крыма.
Себя считает талантливейшим литератором, организатором и главное ХУДОЖНИКОМ! Его картины, мол, чуть ли не в запасниках Версаля и частных коллекциях Парижа и ЛандОна. Короче, больной на всю голову.
Этот дерьмописец продает всюду, где может, свою мазню. Видимо, она худо продается, и поэтому он попутно занимается подлогом.
О ПОДЛОГЕ и МОШЕННИЧЕСТВЕ:
Со слов же Алика Данилова: он написал портрет Высоцкого... и даже два портрета... идентичных (глаза бы мои эту дрянь не видели бы).
Не Высоцкий, а зомби с признаками трупного разложения. Написал на портале Фабула статью о том, как встречался с самим Высоцким, водил с ним задушевные беседы. После чего подарил Высоцкому один портрет, а другой оставил себе с автографом Владимира Семёновича. И теперь он всем продаёт эту копию с фальшивым автографом.
|
| |
Ах, метелица-круговерть!
Ты - мороза любовница,
Забелила земную твердь,
Не успели опомниться.
Расстаралась проказница,
Замела неприглядное,
Стольный град ради праздника
Приодела в нарядное.
Снег на рельсы трамвайные,
На скамейки бульварные,
И вагоны товарные
Лёг заветною тайною.
Улетучился хмель с лица
У меня загулявшего.
Под ногами метелица
Всё никак не напляшется.
Подгоняет пурга домой,
Щиплет уши мороз сильней.
А в наушниках Адамо
Еле слышно поёт про снег.
|
| |
| А где Ильх со своим ежегодным Читательским рейтингом? |
| |
Вниманию Евгения Маслова!
Тёмное пятно на сайте переросло все допустимые габариты
Источник:
http://www.hohmodrom.ru/profile.php?id=14559
Публикации в праздничные дни НАШЕЙ страны:
http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=184958
http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=185015#rec920019
http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=184922
Прямое оскорбление всего активного большинства сайта:
"Минус ещё один свободный и талантливый автор, какое это огромное счастье для местной литературной гопоты!.. "
Тут гораздо больше опасности для общества, чем простая пропаганда наркоты.
Убедительная просьба принять объективное решение.
|
| |
Люблю нет-нет стишок из слов
Зарифмовать за чашкой чая
А тут, ***к, поэт Крылов
Живёт на сайте не читаем
Что за херня? Помилуй, бог!
Кому-то баллов уйму-уйм
А У Крылова стиль и слог
А он другими не плюсуем
За что наказан он судьбой?
Поэт весь год строчил нетленки
Хотя, возможно это сбой
Сожравший все его оценки
Крылов http://www.hohmodrom.ru/profile.php?id=155543
|
| |
Запрещается публиковать на других сайтах в Интернете и рассылать по электронной почте информацию, порочащую сайт и его авторов или модератора. При обнаружении таких действий Вас здесь забанят или удалят.
Запрещается публиковать вещи, нарушающие законодательство России (клевета, разжигание межнациональной и религиозной розни, пропаганда наркотиков, суицида, терроризма, детской порнографии, педофилии).
Вполне достаточно для рассмотрения деятельности автора и принятия решения администратором сайта в отношении:
http://www.hohmodrom.ru/profile.php?id=118804 |
| |
| Дорогие мои! Всех с наступающим 2021!! Пусть в следующем году дни будут наполнены только радостью и счастьем, а на лицах будут улыбки а не маски... |
| |
| http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=184572 |
| |
Для начала несколько постулатов.
1. Про устав чужого монастыря я в курсе.
2. Конкурс/соревнование это супер, он/оно канализирует судорожные и хаотически разнонаправленные авторские подёргивания в более-менее поддающееся монетизации русло.
3. Конкурс подразумевает:
а) равенство условий для его участников.
б) непредвзятое судейство.
Комментарии к постулатам.
1) Невозможно себе представить соответствующее мировым стандартам соревнование/конкурс, в котором один из спринтеров выходит на забег после дождичка в четверг, а второй – с похмелья в последующий понедельник. Или, например, соревнование, в котором один прыгун в высоту отталкивается от прыжковой доски, а второй – от приставной лестницы.
2) Творческая кухня поэтов по накалу страстей переплюнет любую многокоммунальную – кто-то кому-то перешел дорогу ещё в детском саду, кто-то у кого-то увел любимую девушку со школьного двора, кто-то кого-то недооценил (не признал прямого и единственного наследника дела Пушкина) уже в зрелом возрасте – список несмываемых даже спиртом горьких обид бесконечен. В результате на конкурсах при несоблюдении должной анонимности его участников оценивают (имхо) не качество конкурсного текста, а человеческие (нечеловеческие) достоинства его автора.
Выводы.
Что делать и куда бежать?
Лучшее, безусловно, враг хорошего. Но… Незачем участнику по ходу конкурса знать, что Петров уже выставил ему (автору) не заслуженные +2, а всего лишь +1 (а не дай Бог, если вдруг ноль или минус). Автору вообще незачем до подведения итогов знать, сколько на его поэтическом выкидыше выкидоне на данный момент читателей, посещений и сколько на сегодня читателей и посещений у его потенциальных соперников. Ничего кроме всенощной мощной бессоницы и острого желания немедленно отомстить за смертельное оскорбление, а также немедленно подключить к читателям своих прабабушек, прадедушек, верных друзей и не менее верных собутыльников это не вызывает.
Предлагаю уважаемым коллегам нам обсуждение следущий формат конкурса – конкурсанты вбрасывают свои работы до установленного срока в Черный Ящик и … отдыхают в неведении, кто кому, когда, каким предметом и по какому месту ударил (или в какое место поцеловал).
В назначенное время с лица Фемиды срывается покрывало, прокуратор оглашает приговор и … почти все счастливы. Почвы для подозрений нет.
Не думаю, что я осветила все слабые места в оргработе. Предлагаю дополнить копилку наглых претензий на справедливость и обсудить оные, однако, без мордобоя и кровопролития.
|
| |
Зимний день, как день не жаркий,
Юбиляр наш Станислав!
Стасюлевичу подарки,
Пожелания: будь здрав!!!
страничка виновника торжества: http://www.hohmodrom.ru/profile.php?id=25720 |
| |
"Всякому Моголю, хочется пройтись Гоголем"
(Крылатое изречение Моголя)
Друг мой добрейший, Федор Викентьевич, пишу тебе в ответ на твое послание, в коем ты рекомендуешь мне стойко переносить тревогу моих невзгод. Ты так и пишешь: «превозмогай, де, стоически». Вот на этот мотив я и спешу доложить тебе одну презабавную историю, которая произошла со мной в то самое время, когда я занимался известным тебе промыслом, за что и поплатился нынешним своим положением. Кстати, я слышал, что господин Гоголь, столь карикатурно описавший мои тогдашние приключения, сжег второй том своего оговора. Но, думаю, там вряд ли помещалась новелла, которую я намерен тебе изложить. Ведь я досель ее никому не рассказывал, да и тебе решился сообщить за давностью лет, и поскольку уж возникла такая тема. Но к делу.
Случилось это в аккурат, когда я возвращался от Собакевича. Как видишь, у Гоголя про это ни чего не написано. Так вот, ехал я, погруженный в свои мечтания о будущем, как вдруг мою коляску нагнал конный. И вручает он мне записку от своего барина. А в записке той приглашение посетить усадьбу некоего Дроздова Якова Савельевича. И все так обходительно в письмеце том изложено, приличным стилем. Можно даже подумать, пишет человек достойный и здорового ума. Почему бы не воспользоваться предложением? – решил я.
Вызнав дорогу, я направляюсь к этому Дроздову. Подкатываю к дому и, между прочим, у дома этого подмечаю одну необыкновенную особенность. А именно, множество круглых колонн. Затрудняюсь даже сказать, сколько было там колонн. Впрочем, я их я не успел сосчитать. А причиной тому явилась еще одна странность. В промежутке между колоннами замечаю я двух человек. И они как будто спорят о чем-то. Притом один из них явно напирает, размахивает руками, притоптывает, а другой в это время стоит спокойно, как неживое изваяние. Я, ничего не подозревая, подхожу ближе и убеждаюсь, что все так и есть. Ссора в разгаре. Тот, который, напирает, прямо бесится. Весь красный, трясется аж, и кричит, явно в сердцах: «А раз так, мол, то ведь я могу и по-плохому». И достает он из-за пазухи пистолет, и направляет прямо в лоб своему визави.
Меня, поверишь ли, как колодезной водой обдали. Такой пот холодный пронял, аж весь заледенел вплоть до сапог и затрепетал я всем своим телосложением. Вот, думаю, попал я в историю. Как бы не вышел мне тут конец по ошибке.
Но вот что поразительно, тот, на кого было наставлено оружие, стоит, как ни в чем не бывало. Ни одной ресницей не подает вида, будто все это его касается. Напротив, смотрит на своего возможного убийцу с полным равнодушием, как если бы это был какой-нибудь воробей, на которого достаточно топнуть, чтоб он перестал чирикать и тотчас улетел. Вдобавок он говорит. Опять же говорит ровным голосом без тени волнения: «Вы, милостивый государь, - говорит он, - не торопитесь делать глупость. Глупость – из качеств людских самое худшее. Это сказал Феогнид Мегарский, древнегреческий поэт. Подумайте над этой мудростью, а после приходите. Теперь же я занят. У меня, как видите, гость».
По окончании этой тирады, он поклонился мне, повернулся к пистолету спиной и направился к дверям дома.
Видя, как обладатель пистолета заскрежетал зубами и налился кровью, я решил, что он не замедлит спустить курок. Но выстрела не прозвучало. Злодей лишь погрозил кулаком вслед Дроздову, ибо этот смелый человек и был хозяином дома, и порысил прочь, выкрикивая ругательства.
Все еще трепеща от пережитого страха, я решился войти в здание.
Дроздов меня ждал, сидя за большим столом. Он был совершенно спокоен и безмятежен. Правда, смотрел он на меня несколько прохладно, но с интересом.
Пока я на дрожащих ногах приближался к столу, я успел оглядеть помещение зала. Ничего любопытного я не запечатлел. Впрочем, я тогда и не мог ничего интересного заметить, будучи взвинчен предварительными событиями. Теперь же я понимаю, что самое интересное как раз и состояло в том, что в доме ничего интересного не было. Комната не имела каких-либо убранств и излишеств. Во всем покоился налет строгости и скромности.
- Располагайтесь, Павел Иванович, – произнес хозяин, указав мне место за столом. – Не удивляйтесь, я оповещен о вашем имени и роде занятий.
- Зато я удивляюсь и восторгаюсь вашей выдержкой, - сообщил я, усаживаясь, и наблюдая, как он наполняет стаканы вином из бутылки.
А наливает он ловко и без малейшей дрожи в руках.
- Вы были похожи на неколебимую скалу, над которой бушует стихия урагана и сверкают молнии, - продолжил я. – Однако я не понимаю, как возможно такое бесстрастие при столь отчаянных обстоятельствах.
- Небось, и вам так охота, - поинтересовался мой герой.
- Еще бы, - признался я. – Кому же не охота так владеть своими душевными силами? Но скажите, как вам это удается?
- Все весьма просто,- заявил он, все в той же горделивой манере. – Я посвящен в тайны философии стоиков.
- Как вы сказали? Стоиков? - подался я в вперед, чтобы не пропустить ни одного его слова.
- Ну, да стоиков. Эта учение дошла до нас из глубокой древности. Овладевший им, способен хранить собственное достоинство в самых неприглядных положениях. Если желаете, я могу открыть вам эту удивительную науку ветхих мудрецов.
- Конечно, желаю,- выпалил я. - Тем более, что, как вы говорите, это весьма просто.
- Да, просто, - подтвердил он, - Но тогда вы должны дать мне честное слово, что готовы принять мои уроки без лишних капризов и отступлений. Вы можете дать такое слово?
- Разумеется, могу, - заверил я. – Я человек достаточно благородный. И слово мое вполне честное.
- Ну-ну, - покивал он.
И в знак заключения нашего контракта наши стаканы звякнули в дружеском поцелуе.
- В таком случае - сказал Дроздов, после того как мы осушили сосуды. – Не будем откладывать наши занятия в долгий ящик. С чего вы хотите, чтоб я начал?
- Как преподавателю вам, конечно, виднее, - заметил я. – Но мне интересно, например, знали вы о том, что он не выстрелит вам в спину или нет?
- Конечно, не знал, - сообщил он к моему вящему изумлению. – Кстати, я вижу, вы потрясены моим признанием. Но разглядел я это потому, что вы не считаете нужным сдерживать ваши чувства. Между тем, сдерживаться совершенно необходимо. Ведь вы же, извините, не пукаете за столом и не ковыряетесь в носу, даже если вам приспичило. Почему же вы обнаруживаете свои внутренние эмоции прилюдно? Поверьте это так же отвратительно, как ходить голым по улице.
- Отвратительно? Вы так считаете? – усомнился я.
- Разумеется. Давайте, я вот, сейчас начну кривляться, показывать вам зубы, язык, морщиться и прочее.
Все эти слова он сопроводил довольно мерзкой мимикой.
- Ну, как нравится? - спросил он в заключение своих демонстраций.
- Нет, - признался я. – Но как без этого. Ведь всякое мое движение можно счесть внешним проявлением души. Вот я пошевелил пальцем, а вам, может быть, это отвратительно и мерзко.
- Не всякое, - с неприязнью отверг он мой довод. – Есть необходимое, а есть лишнее. Если вам охота кривляться, зайдите в уборную, и там дайте волю своей душе, выписывать у вас на физиономии всякие гадкие штуки. Кстати, о душе лучше вообще забыть. Стоик подчиняет себя разуму. Только разум способен произвести ту сиятельную красоту, которая нас поражает в величественных картинах гор, облаков, глади озера и прочей природы. Всякие возмущения в виде ветра, дождей, гроз могут нравиться только нездоровому уму.
- Значит, ледяное терпение – это и есть все основание вашего учения? – поинтересовался я, стараясь так заморозить лицо, чтобы оно ничего не выдавало. – Однако я чувствую, что добиться этого совсем не так просто, как вы обещали.
- Да просто. Просто, - настаивал бой собеседник. – А терпеть вообще ничего не надо. Надо, чтобы все происходило естественным образом. Но для этого следует знать, что у стоика не должно быть никаких лишних художеств в наружности. Все они – ядовитые плоды страстей. В особенности стоик должен исключить в себе две главные стихии: зависть и страхи. На их почве произрастает вся сорная трава человеческих несовершенств.
- Да как же исключить? – усомнился я. - Вот, окажись ты, скажем, в Петербурге или в Москве. Кругом роскошь, дворцы великолепные, балы, собрания, прекрасные дамы, а ты, допустим, нищий, убогий, никому не нужный. Как же удержаться от зависти? Жизнь несется на тройке разудалой мимо тебя. И тебе хочется вскочить в экипаж, стать участником торжества жизни. Ведь жизнь, она одна. Нет, не завидовать совершенно невозможно. А страхи, да тревоги… Как от них отделаться. На вас наставляют пистолет. Один миг, одно движение пальца, и вас уже нет на свете. Как?..
- А так, - резко оборвал он мои откровения. – Что толку от вашей зависти? Чем она вам поможет? Ну, поезжай в Петербург и бегай там за экипажами. Может, они примут тебя в свою компанию? Только вряд ли. Им, напротив, еще приятнее трясти перед тобой своей роскошью, чтоб ты завидовал. А ты вместо того, чтобы завидовать, лучше вот впитывай нужные знания. Только они, знания, способны тебе помочь в жизни и в карьере.
- Зачем же мне карьера и знания, если я перестану завидовать? - заразившись его пылкостью, возразил я. – Зависть, на то и дана нам, чтобы достигать корысти.
- Дана! - передразнил меня он. – Кем дана? В мире, к твоему сведению, все предопределено. И если тебе что дано получить, то и получишь, а коли не дано, то хоть завидуй, хоть не завидуй, все равно получишь свое. Как говорят стоики: «разумного судьба ведет, а неразумного тащит». Он упирается, взбрыкивает, норовит отвязаться от телеги, наконец, падает без сил, а судьба его волокет, так что ему же и хуже. Все, что ты можешь, это хранить невозмутимое равнодушие. Вот тебе сокровенные знания стоиков. Да и без того понятно, что завидовать бессмысленно. Это разумеет любой осел. Осел же не завидует.
- Осел, да, не завидует. Так ведь я и не осел, - в запальчивости заявил я. – Пусть даже все предопределено. Но откуда известно, что именно тебе предначертано? Скорее, предопределено как раз то, к чему тебя вынуждают обстоятельства. Ты может, и рад бы, чтоб тебя судьба вела, а она тебя мордой в навоз.
- Ты говоришь, не осел ты? А, получается, осел, - презрительно сощурился Дроздов. - Ладно, я тебя научу, как избавиться от зависти. Есть такое упражнение, которое придумал император Марк Аврелий. Я его делаю каждое утро. Вот, и ты делай. Когда просыпаешься, то первым делом, подумай, сколько вокруг недостойных, неразумных, низких людей. Вспоминай всех своих приятелей и находи у них всякие гнусные свойства. А все это у них обязательно присутствует, потому что они не стоики. Знай, только настоящие стоики ведают секреты достойного существования. Все остальные людишки – неразумные твари, которых, как блохи, кусают, вынуждают чесаться и еще как-либо неприлично действовать, собственные безотчетные чувства и устремления. Каждое утро ты должен говорить себе, что сегодня у тебя не будет никаких неожиданностей, потому что в этот день ты встретишь только презренных глупцов и негодяев. В лучшем случае это будет какой-нибудь осел.
- Да? – единственное, что нашел я сказать, ибо меня вдруг охватила обида, поскольку я решил, что это как-то касается меня.
- Да, да, - пошевелил он указательным пальцем. – Меня не удивляет, что в вашем лице я встретил упрямого осла, господин Чичиков. Ну, нет уж, - пригрозил он мне пальцем, заметив, что я намерен встать. – Вы же сами подвигли меня на этот выпад, отнеся осла на свой счет. Видите, как опасно проявлять свои чувства. Для тех, кто их умеет наблюдать, ты становишься уязвимым. Однако я напомню о твоем честном слове не отступаться от моих уроков. Ты спрашиваешь, как не испытывать страха? Возможно ли это? Но ты же был свидетелем того, что я не испытывал никакого страха, когда тот негодяй грозил мне пистолетом. А потому я не устрашился, что знаю одну первостепенную истину. Открыть вам, какую?
- Да уж, пожалуйста, - промямлил я.
- Все мы рано или поздно умрем, - сообщил он торжественно. – Дело только в сроках. Разве нет?
- Ну, это не бог весть, какая новость, - разочарованно произнес я.
- Это знает любой осел, - с нажимом произнес он, и при этом он вновь указал на меня пальцем. – Но ты же утверждаешь, что ты не осел. Так ведь?
- Так, - охотно подтвердил я.
- И именно поэтому, Чичиков, вы не будете спокойно спать, находясь на корабле во время шторма, как сделал к изумлению матросов философ стоик. Это подлинная история. Так было на самом деле. А когда у этого философа спросили, почему он настолько не тревожится, то он указал на поросенка, который безмятежно ел свой корм в углу каюты.
- А что, остальные боролись со штормом? - спросил я.
- Ну, конечно, - воскликнул Дроздов. – Все они бегали по кораблю и сходили с ума от ужаса.
- Не хотел бы я, чтобы капитаном этого судна оказался стоик, - сообщил я свое сомнение.
- Что? – взвился философ. – Да что ты знаешь о стоиках? Вот, какова, по-твоему, главная идея этого учения?
- Ну, как же? Ледяная беспечность. Вы же сами имели щедрость мне это сообщить.
- Вы бездарный ученик, Чичиков,- заверил философ. – Будь я профессор академии, я бы отчислил вас из заведения. Бесстрастность – это результат учения. Также как отсутствие волнения на озере, результат погожего дня. Главная идея стоиков заключается в добродетели. Для стоика нет ничего выше добродетели. А добродетель не зависит ни от каких обстоятельств. Стоик волен проявлять свои добродетели и в тюрьме, и в несчастье. Что мне угрожать пистолетом, если выстрел способен отнять у меня жизнь, но не имеет власти отнять у меня главного, мои добродетели. Вот, почему я не убоялся пистолета. И вы, Павел Иванович, были тому свидетелем. Ведь это было? Верно?
- Было, - посопев, ответил я. – Но скажите мне, однако, за какую такую добродетель этот негодяй хотел вас пристрелить?
- За какую? – в лице Дроздова появилось мстительная решимость. – За то, что я ему наставил рога.
- Рога? - сомлел я. – Но можно ли это счесть добродетелью.
- Конечно, можно, – вскинул руки философ. – Еще как можно. Его дура, жена, просто не могла не влюбиться в меня, как нельзя не признать прекрасным сияние заснеженных горных вершин. Именно оттуда, из этой торжественной высоты к людям спускаются боги. И боги безразличны к суете этого мира, боги безмятежны и счастливы своим совершенством. Но мог ли я, будучи воплощением этих вершин, отвергнуть вожделеющую близости со мной, молодую женщину. Скажите, господин Чичиков, разве не был бы я в таком случае жесток, разве не было бы это проявлением гордыни, и разве мое снисхождение не является выражением подлинной добродетели?
- Но оказавшись милосердным к ней, вы же уязвили ее мужа.
- Ну и что? – будто пытаясь сломать во мне какое-то сопротивление, выкрикнул он мне прямо в лицо. – Ну и что?! Кто он такой. Он ничтожный червяк. Я же говорил, если он не знает учения стоиков, на чем может держаться его достоинство? Что для него долг? Что для него красота? Что для него истина? Откуда у него эти понятия? Зачем они ему? Он мне угрожал смертью. Идиот! Разве меня можно напугать смертью? Ты же сам видел, Чичиков, что нельзя. Значит, он сам боится смерти. Значит, он ничтожество. А вот вы, Чичиков, боитесь смерти?
- Пожалуй, да, - с неохотой признался я.
- Это потому, что вы слишком много желаете. Вы больны своими вожделениями. Они вас угнетают. Вы их раб. Вот, вы ездите и скупаете души. Да еще и мертвые. Зачем вам это? Вы думаете, что от этого вы станете лучше. Но нет же. Нет. Вы станете еще хуже, еще ничтожнее, еще больше рабом. Откажитесь от того, что вам не принадлежит. Вознеситесь над своими пороками и страстями. Освободитесь от рабства. Доверьтесь провиденью. Ваше богатство в вашей добродетели, которая всегда будет с вами. Да, вот сейчас возьмите, и откажитесь от того, что ничтожит вашу сущность.
- Как отказаться? – растерялся я. – Отчего я должен отказаться?
- Ах, вы не понимаете? – вскинулся вдруг философ.
Тут он схватил бутылку вина, налил себе полный стакан и залпом выпил.
Наблюдая это, я с удивлением отметил, что у него несколько дрожат руки. Вероятно, мое уличение было как-то обнаружено Дроздовым, и потому он поспешно убрал руки под стол и продолжил с ядовитой улыбкой.
- Что ж, получается, я зря потерял на вас время, господин Чичиков. Я открыл вам тайну учения, а вы не соизволили внять. Ну, что ж. Помните то благородное слово, которое вы мне дали? Так вот я не отступлюсь, пока не внушу вам необходимость стать подлинным стоиком. Знаете, как лучше всего обучать плаванью. Надо бросить человека на глубину, и если он захочет жить, то обретет способность держаться на воде. Эй, Митрий, войди-ка.
На этот зов в зал явился здоровенный детина с бородой. Его угрюмый вид не предвещал мне никаких земных радостей.
- Отведи-ка, Митрий, нашего гостя в подвал, - приказал Дроздов, притом на этот раз преисполненный хладнокровия. – Если он будет там бунтовать, доложи мне. А я уж найду средства доказать ему все преимущества философии.
Сопротивляться Митрию мне показалось безрассудным, и я позволил ему совершить приговор его барина.
В подвале было сыро, темно. Воняло мышами. Кое-какой свет давало окно под самым потолком. Оттуда доносилось кудахтанье. Очевидно, там разгуливали куры. Но окно было столь крошечное, что надеяться на общество какой-нибудь рассеянной наседки не приходилось. Из мебели в моей тюрьме была всего только лавка. Сидя на ней, я действительно, скоро осознал пользу философских размышлений. По крайней мере, они не позволяли мне впасть в отчаяние и проявлять безумства, которые в моем положении были естественны, но опасны. Зато в голове у меня теснилось множество вопросов.
Странно, но вопрос, какая участь меня ожидает в дальнейшем, почему-то казался мне второстепенным. Мне даже пришло в голову, будто Дроздову как-то удалось внушить мне стоическую идею покорности судьбе. Гораздо сильнее мое внимание привлекала фигура моего утеснителя. Например, было неясно, является ли сам он твердым стоиком? То, что в разговоре со мной он постепенно утратил все свое железное самообладание, теперь было очевидным. Немного же потребовалось усилий, чтобы поколебать его сияющие высоты горных вершин. И возможно, то что я стал свидетелем его постыдного несовершенства как раз и явилось причиной моего заточения. В этом случае я сам был виновником собственного бедствия. Однако мог ли я не возражать на столь заметные огрехи в его учении. Взять хотя бы ту же добродетель. Если считать добродетелью мой арест, то тогда любое злодейство можно именовать добродетелью. И разве я не был прав, усомнившись в непогрешимости того философа на корабле. Ладно, ему своя жизнь не дорога, но там были и другие. Эдак, если каждый станет проявлять подобную беспечность, будет ли эта негоция, как сказал бы Манилов, полезна государству?
Оно, конечно, соблазнительно выглядеть незыблемой скалой среди бушующих волн жизни. И для дам это наверняка притягательно. А с другой стороны, что тебе дамы, когда твои чувства стянуты железным обручем, как дощечки в кадушке. Вот и Дроздов крутит амуры с замужней женщиной. А какие у него к ней сантименты? Он, видите ли, снисходит до нее. Он, понимаете ли, как бог, счастлив собственным идеалом. Только, кому нужно его равновесие? Ведь оно может и надоесть, когда он схож с истуканом. Понятно, что иному генералу такое, возможно, к лицу. Но это, если ты генерал или граф какой-нибудь. А покуда ты до этого не дорос, то кто ж тебе позволит гордыню проявлять. Наоборот, чтобы чего-то добиться нужно начальству понравиться. И тут уж все средства хороши. И посмеяться надо вовремя, и угодить сановному лицу, и словцо лестное сказать, а то и шутом прикинуться. Подлость, конечно. А как иначе? Но еще неизвестно, что труднее: сохранять достоинство или валять Ваньку? А ведь Ваньку валять, пожалуй, труднее. В этом случае надо уметь притворяться, играть роль, врать. А настоящие чувства нужно уметь скрывать, прятать, таить. Подлинные чувства могут только все испортить. Да и есть ли они, эти натуральные чувства? Я, к примеру, толком уже и не знаю, где у меня чувства, а где расчет. Как дело доходит до выгоды, то и все чувства мои смеркаются. Но если б я был один такой персонаж? Так ведь, надо полагать, и все кругом такой же материи. Зря ль Собакевич считает, что даже единственный порядочный человек, прокурор, в сущности, такая же свинья. Чем тебе это не упражнение стоиков против сюрпризов судьбы. И тут эти ветхие стоики правы. Никаких приятных неожиданностей в людях не предвидится. Потому-то эти стоики покорно бредут за телегой своей судьбы, не брыкаясь и не протестуя. А что им еще остается, кроме как хранить свою надменную отстраненность. Они, видите ли, хотят напоминать заснеженные вершины, и значит, не дают себе труда унизиться до вранья и лицемерия. Но без этих средств никакого успеха у нас не достигнешь. Вот, и получается, что моя философия годится для более сильных и способных людей. То есть, она превосходит древнее учение Дроздова.
«Так что ж, - думаю, - спасовал я перед этим истуканом? Где моя ловкость? Где мая изворотливость? Где подлость моя, в конце концов?»
Подгоняемый такими жаркими догадками, я тотчас кликнул Митьку, и уже через минуту сидел за столом напротив философа.
- Милейший Яков Савельевич, - начал я, разыгрывая полную искренность, – По-моему, между нами произошло недоразумение. По крайней мере, вы меня не так поняли. На самом деле я очень хочу впитать ваше учение. Да и как может быть иначе, когда я до сих пор потрясен вашей устойчивостью перед стечением невзгод. Но дело в том, что я пытаюсь примерить на себя вашу философию, и должен признаться, у меня ничего не выходит. Мне кажется, у меня для такого дела нет нужного характера. Ведь, чтобы скрывать свои естественные чувства, их нужно хотя бы иметь. А я, по правде сказать, ни к кому не испытываю настоящей приязни. У всех я нахожу себе острастку. Признаюсь вам, я даже никого не люблю. Как же я могу при таких условиях заниматься добродетелью? Кроме того, мне вряд ли подойдет дисциплина, присутствующая в вашем обличье. Вот, у вас прямой нос, сухие щеки, ровный взгляд. Вам сам бог велел быть стоиком. А я в замороженном виде стану похож на жабу с выпученными глазами. Я даже думаю, что очень не каждый пригоден к вашему учению. Взять, к примеру, Собакевича, если вы его знаете. Этот человек имеет такую наружность, что если он запрется в вашей незыблемости, то на него будет страшно смотреть. Какой уж тут ждать добродетели?
На протяжении этой моей повести, Дроздов был безукоризненно спокоен и внимателен.
- Дорогой Павел Иванович, - сказал он, когда я окончил. – Я прекрасно разобрался в вашем характере. И вижу, что вы человек неверный, скользкий, но ловкий. Для такого человека истинные чувства и тем более любовь – только обуза. Да и к чему вам любовь? Она – источник несчастий и треволнений. То же и дружеская приязнь. Кто вас еще предаст, как не лучший друг? Однако ваша натура лишь облегчает задачу. Потому что вам даже не потребуется бороться с вашей природой. И внешность у вас не совсем жабья. Вы на себя наговариваете. Зато, когда целью вашей деятельности и устремлений будет только добродетель, все станет на свои места. Вашей аттестацией явится доброта, правдолюбие, непритязательность, щедрость. И никому не будет дела до вашей любви, чувств, и портрета. А главное вам станет потворствовать провиденье. Оно будет заботиться о вашем благе. Вы верите в провиденье?
- Честно сказать, я не очень понимаю, что оно такое, - признался я.
- Это когда вашей судьбой занимаются Мойры, - пояснил Дроздов.
- Какие майоры? – не понял я.
- Не майоры, а Мойры. Богини судьбы, - поправил он меня. – Когда эти богини увидят, что вы человек достойный, они будут вам помогать.
- Ну, что ж, - сказал я с облегчением. – Вы меня совершенно убедили. Я готов поступить в распоряжение Мойров и с этой минуты обязуюсь соблюдать все заповеди стоиков.
- Это, конечно, похвально, - покивал он в знак одобрения. – Но знаете, Павел Иванович, я не убежден в вашей искренности. По-моему, вы не слишком поверили в Мойры.
- Почему же не поверил? Поверил, – растерялся я. - Эти богини наверняка добрые духи, вроде ангелов. Правильно?
- Правильно, - вновь кивнул он, но так медленно, будто давая понять, что не собирается отпускать меня. – А знаете ли вы, Павел Иванович, - продолжил Дроздов, - Ведь это Мойры привели вас ко мне.
- Как это, Мойры, - удивился я. – Разве не вы мне послали записку?
- Записку-то написал я, - согласился Дроздов. – Но что-то же подсказало мне написать ее, а вас что-то заставило принять приглашение. Думаете, это все случайность.
- По-моему, тут обычное дело. Вы от кого-то узнали обо мне, и решили познакомиться, - предположил я.
- Да нет, не обычное, - продолжал он медленно кивать головой, словно бы вменяя мне укоризну. – Никто мне о вас не докладывал.
- Не хотите ли вы сказать, что все эти сведения вам сообщили Мойры? – спросил я, немного труся от странной догадки.
- А знаете, что? – вдруг сказал он. – Я вам, пожалуй, кое-что покажу.
Тут он вытащил из секретера колоду карт. Распаковал ее. Взял перо и поочередно на каждой карте стал писать буквы алфавита. По завершению этой процедуры он завесил шторы на окнах, напустив полумрак в зал. Зажег свечу в подсвечнике на столе. Затем проделал какие-то пассы над картами и, обращаясь ко мне сказал:
- К вашему сведению, Павел Иванович, стоику иногда необходимо знать волю Провиденья. Без этого мы не можем быть уверены, что Мойры нам потрафляют. Поэтому у нас существует связь с духами. Вот, смотрите, на эти карты я нанес буквы. Задайте любой вопрос и, если вы понравились духам, то они вам ответят.
Затея Дроздова подействовала на меня угнетающе. Меня пробирала оторопь при мысли о присутствии в доме незримых духов. Притом, я почему-то сразу поверил, что я достаточно понравился Мойрам для того, чтобы они предъявили доказательства своего наличия. Тем не менее, я произнес:
- Пусть они скажут, кто я.
Яков Савельевич вновь тщательно перемешал карты и затем позволил мне снять верхний лист. Открыв его, я к своему ужасу, прочел букву «Ч». После следующего перемешивания, я получил букву «И». Я едва верил своим глазам. Притом фокус здесь исключался. Карты были новые, в упаковке. Вся подготовка к гаданию совершалась под моим присмотром. И колоду Дроздов всякий раз мешал самым аккуратным образом.
Между тем, с каждой картой все яснее проступала моя фамилия, пока она не вышла полностью.
- Ну как? – вывел меня из забвения голос Дроздова.
Я не знал что ответить, ибо был потрясен. Зато теперь было ясно, почему Дроздов оказался равнодушен к угрозе пистолетом. Присутствие духов все объясняло.
- А теперь мы узнаем, что хотят от вас Мойры, - сообщил Дроздов, и снова начал гадать.
После первой же карты мне показалось, будто ясность ума покидает меня. В глазах стоял туман. Даже собственные руки я находил, словно бы чужими. Я снимал карту за картой, в то время как буквы на них складывались в странное предложение. Но весь леденящий смысл его дошел до меня только когда Дроздов прекратил подавать мне колоду. Предложение гласило: «Отдай наши души».
- Ну, так что? – будто издали, донесся до меня голос Дроздова. – Соизволите ли исполнить волю духов, Павел Иванович.
Противиться воле духов у меня не было сил. Однако где-то на самом дне моего рассудка появилась нечто вроде комара, который отчаянно вопил: «Не отдавай всего!» И будто подчиняясь этому далекому писку, я сказал, не узнавая собственного голоса:
- Все отдам в ваши руки, Яков Савельевич. Все отдам. Только ведь я еще в начале дела. Все, что успел, душ двадцать. Вон, у меня бумаги. Двадцать. Не более.
- Двадцать? – посуровел философ. – Двадцать мне не нужно. Это лишняя возня. Я думал, у вас разворот в деле. А вы мелковаты. Знаете, что Павел Иванович, а поезжайте-ка вы далее. То есть, подите вон. Вы бездарный преемник. Стоик из вас не получится.
Не помню, как я очутился в коляске, как доехал до постоялого двора. Очнулся я уже в трактире после того, как выпил рюмку водки. И только тут заметил, что меня всего мелко трясет, будто с намереньем вытрясти душу для нового рождения. Но уже после второй рюмки сознание мое прояснилось, и внутри затеплилась мысль: «А ведь я души-то не отдал. Не поддался я этим Мойрам. Значит, я моя прочность, почище Дроздова.»
А следующей моей мыслью было сходить в церковь и помолиться хорошенько. С тем я перекрестился и хлопнул еще рюмку. Но тем дело не кончилось.
Пока я закусывал ухой из севрюжины, мое внимание привлек некий молодой человек. Он был хорошо одет и по виду дворянин. Впрочем, мой интерес к нему возник из-за его удивительного сходства с Дроздовым. Нет, внешностью он не походил на моего нечаянного наставника. Но у него было столь непроницаемое спокойствие в лице, что он напоминал рыбу. Притом более всего леща.
Размягченный водкой, я не мог сдержать своего порыва и, всячески извиняясь, прямо спросил его, не знакома ли ему древнее учение стоиков?
- Как же? Знакомо, - ответил он вполне благосклонно. – Очень даже знакомо. А почему вы спросили?
- Так потому, - ответил я. – Что у вас очень совершенный вид.
- Да? – сказал он, явно польщенный. – И вам, я вижу, тоже известна эта философия? Хотя вряд ли вы стоик.
- Нет, я не исповедую это учение, - признался я. – Зато один мой приятель очень хорошо в этом разбирается. Вы случайно его не знаете? Дроздов Яков Савельевич. Его имение тут, неподалеку.
- Конечно, я его знаю, - получил я ответ. - Он-то меня и приобщил к этой философии. Удивительнейший человек. Если б вы видели его железную выдержку, когда на него напал с пистолетом один негодяй. Собственно с этого и началось мое пристрастие к философии стоиков.
- Постойте, постойте, - остановил я его. – Вы говорите, кто-то угрожал Дроздову пистолетом?
- Ну да, еще как угрожал. Один рогоносец. Жизнь Якова Савельевича висела буквально на волоске. А он, пребывая в полной невозмутимости, вдруг говорит: «Не совершайте глупость. Глупость – худшее из людских пороков. Это сказал Феогнид Мегарский, древнегреческий мудрец». Повернулся и пошел. А тот кулачищами сучит, а стрелять не может. Мойры ему мешают это сделать.
- Мойры? – вымолвил я через спертое дыхание. – Это духи провиденья, значит.
- Именно, - подтвердил мой собеседник. – Незримые боги.
- Но вы, наверное, как-нибудь отблагодарили Якова Савельевича за науку, - догадался спросить я.
- Так ему ж ничего и не нужно, - пожал плечами стоик. – Правда, духи мне посоветовали принести в жертву богам некоторую сумму. Но это пустяки. Это стоит того чтобы приобщиться к мудрости древних учителей.
- Как же они, Мойры, вам посоветовали? – домогался я, уже предвидя ответ.
- Ну, для этого у стоиков есть специальные средства. С помощью карт. На картах пишутся буквы. По ним и читаем.
Далее я был уже не в состоянии его расспрашивать. Мне стало яснее ясного, что передо мной жертва мошенничества Дроздова. Зато внутри меня все пело и ликовало. Ведь я не дал этому проходимцу и его Мойрам одурачить меня. А что меня спасло? А спасла меня моя скаредность. Не зря, видно, в народе говорят: «Жадность, да скупость – не глупость».
Замечу еще. Я потом вызнал и секрет гадания Дроздова. Мне его растолковал один картежник. Оказывается, это простой фокус, когда на карты наносится крап, который другому человеку не виден.
Вот такая философская история, друг мой Федор Викентьевич, произошла со мной. Но самое забавное то, что такая философия не выдумка Дроздова. Древнее учения стоиков на самом деле существует. Его знают в Европе. И там оно пользуется уважением. А у нас, как видишь, из этой науки получается один скандал и надувательство. Отчего же так? Может, ты подскажешь решение.
Впрочем, боюсь, что слишком утомил тебя, своим изложением. С тем и прощаюсь, надеясь на скорый ответ.
Твой П.И. Чичиков.
|
| |
логические цепочки
«Радости скупые телеграммы»«Напиши мне письмо»«Вот мчится тройка почтовая»«Ямщик, не гони лошадей»«Надо только выучиться ждать»«А в степи глухой замерзал ямщик»«Я к тебе приеду раннею весною»
Продолжим с подачи юрка из вратарской и В.С.:
«Листья жёлтые над городом» «Снег, снежок» «Заметает зима заметает»
«Три белых коня» «Синий синий иней» «Гололёд на Земле, гололёд» |
| |
Друзья мои! В связи с тем, что тираж моей последней (дай Бог, не последней!) книги расползается в разные стороны, как тараканы, и тает на глазах, мне пришла в голову светлая (я надеюсь) мысль.
С 31 декабря сего года и по 6 января 21-го я буду в Москве, и остатки тиража привезу туда!
Если среди вас есть желающие её приобрести, то оптимальным вариантом будет такой: вы перечисляете мне какую-то цифру на карточку Сбера, указав в сообщении своё имя и фамилию, я тут же помечаю себе и откладываю книгу в НЗ. Начиная с 31 декабря и далее, я смогу вам их в столице передать лично.
Не забранные книги останутся в Москве у моего сына, их можно будет взять и позже.
Теперь про цифру денег. Давайте сделаем так: я оставляю за вами решение – сколько Вы считаете возможным за неё заплатить. Диапазон – от 250 (её себестоимость 254) до 350 (алчность, всё-таки, никто не отменял).
Номер карты 220 220 26 68 53 96 32. Она привязана к номеру телефона 8 908 588 22 33. Получатель (слово-то какое!) Александр Анатольевич К.
Всех обнимаю!
Да, искренность и крепость моих объятий и рукопожатий не будет зависеть от Вашей суммы. )))
P.S. На завтра (в первой половине дня) у меня запланирован поход на почту для отправки книги «Вставим клизЬму пессимизЬму» тем, кто живёт не в пределах Москвы и в ближайшее время появиться там не планирует. В списке адресатов уже есть города Самара, Таганрог, Саранск, Миасс и ещё несколько. Тот, кто желает возобладать книгой таким варварским способом и, говоря высоким штилем, хапнуть счастья с почтой России, должен отправить мне свой точный почтовый адрес с индексом. Сделать это нужно до того, как за мной закроется завтра входная дверь.
Сегодня же ещё придумался вариант получения книги для тех, кто живёт в Екатеринбурге! Там, как выяснилось, учится в универе моя дочь, и она может взять с собой из Озёрска сколько-то экземпляров и сесть у какого-нибудь метро на выдаче.
P.S. Следующий поход на почту я могу не перенесть…
|
| |
|
|
|
|
ХОХМОДРОМ
