1. АЛЕКСЕЙ БЕРЕЗИН, Оценка/Число произведений О/ЧП = 91,16
Однажды по призванью из резерва,
Как засланный в ламбаду казачок,
Я бросил в Хохмодром свою шедевру
И повернулся на другой бочок.
2. ХИ-ХИ, Суммарная Оценка О = 29199
Не лезу ни в ахматовы, ни в блоки.
Я на вершине, для чего мне лезть?
Мои почти стотысячные строки
Вам до конца столетья не прочесть.
3. КЛОК МАРЛИ, Оценка рецензий ОР = 20599
Денег нет… И никак не согреться,
На Осенней моей неуют,
Только рецы, ехидные рецы
Мне в запое тонуть не дают.
4. СЕМЕН ПОПАНДОПУЛО, Число Рецензий/Число произведений ЧР/ЧП = 43
Я Попандопуло Семён,
Боян, Проходчик и Пожарный,
Гусь лапчатый – со всех сторон
Что ни писнУ, всё популярно.
5. ДЕВУШКА БЕЗ КОМПЛЕКСОВ, Число Произведений ЧП = 1122, Полученных Рецензий ПР = 10178
Я знаю всё про долг супружеский.
Кто больше написать бы смог,
Кто вам ясней сказал по-дружески
О том, что истина – меж ног?
6. ОЛАФ СУКИНСОН, Число Читателей ЧЧ = 362312
Всё опошлил, всех пощупал
В ресторане Сукинсон,
Шлем надев на шведский кумпол,
Не платя, исчез, как сон. (Вар. Махаон)
Погиб Дантес – стал грузом 200,
Пал на дуэли роковой.
А Пушкин с Гончаровой вместе,
Душевный обрели покой.
Заткнулись те, кто злобно гнали,
Сашка свободный смелый дар.
И для потехи раздували,
Чуть затаившийся пожар.
Внук Ганнибала хладнокровно
Навел удар. Спасенья нет.
Поэта сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво: стихли вопли,
Наветы, сплетни, гений жил…
И я б за Лермонтова в школе,
Однажды двойку не схватил.
А мне сегодня ночью не спалось -
Шумел прибой и хлопала палатка,
И кто-то жалобно стонал, но кто – загадка.
Предполагаю, это был какой-то лось.
А может быть, любовник молодой
Всю ночь держал любовницу в объятьях,
Что было дальше – не рискну воображать я,
Но слышно было и за дальнею грядой.
А может быть, стонал осенний ветр.
Гулял он в Питере мальчишкой-хулиганом,
Шнырял по Невскому и шарил по карманам,
За что и сослан за сто первый километр.
А может кит, предчувствуя гарпун,
Всю ночь стонал, обижен и простужен.
Но встал я утром и, представьте, обнаружил –
Стонал маяк, что называется «ревун».
Ну, что ж ты стонешь, коль положено реветь?
Почто смущаешь ты ночного гостя?
А то, что сыро и ночами ноют кости –
Такая служба, брат, и надобно терпеть.
Конечно, мог постанывать и лось,
И кит, и ветер - ревуну в подмогу.
Однако, мне тут представляется, ей-Богу,
Что без любовников оно не обошлось!
За окошком сны на ветке
Стайкой сели у окна.
Взад-вперёд сную по клетке.
Спит в подъезде тишина.
Далеко за лесом поле
Дремлет каждым колоском.
Я одна мечусь в неволе,
Цепко держит старый дом.
Крепко держат стены, годы,
Ленность, брака институт;
И иллюзией свободы
Неба видится лоскут.
Там - небесная заплата
С бледной пуговкой луны
(Шиты гладью – звездопады,
Выше - бисерные сны) -
Бередят воспоминанья
(То на рубль, то на пятак),
Что могла бы, при желаньи,
Состояться жизнь не так...
И дымлю, мечусь по клетке,
Ненавижу птичью долю.
Разлетелись мои детки,
И вестей от них нет с воли!
Я давно бы улетела
К солнцу, сонму мошек-мушек,
Только вот какое дело:
Не могу жить без кормушки.
А ещё – боюсь метелей,
Вьюг и лютого мороза.
Вы стихов, друзья, хотели? –
У меня - сплошная ПРОЗА.
Да, он узнал его - заложника удачи:
«Совсем седой… Ну, вот и встретились. Не рад?
Ты, как всегда, одет в костюмчик от Версаче,
А мне давно к лицу спецовка «Техноград».
Я помню, как тогда – в студенческие годы,
Ты часто говорил: «Карьера - это всё!»,
Что у станков стоят не люди, а уроды,
Что стая журавлей, по сути – воронье.
Ты как-то мне сказал, что истина в… нахальстве,
Что «мазать» нужно так, чтоб «ехать» далеко,
А я, как ты, не мог - с конвертиком к начальству,
И до сих пор не пил ни «бренди», ни «клико».
Ты шел по жизни вверх, я – плелся где-то ниже.
Ты к шефу - с коньяком, я - с кулаком… и вот:
«Столярка» и друзья (они не из Парижа),
Которым ты бросал презрительно: «Народ».
А я, представь, здоров, живу без передышки…
Не сглазить бы, тьфу-тьфу, ведь я здесь тоже гость».
Он трижды постучал по деревянной крышке,
Прокашлялся и вбил в нее последний гвоздь.
По лесу пробежал слушок,
Что занемог бедняга-заяц —
Внезапно слег, в бреду ссылаясь
Не то на заворот кишок,
Не то на боли в пояснице,
Не то на рак, не то на рок…
Ну, в общем, рад бы, да не мог
Добраться до лесной больницы.
И вот, столкнулись как-то вдруг
У входа в заячью обитель
Медведь — потомственный целитель
И волк — известнейший хирург.
Один — прославленных шаманов
И колдунов достойный внук…
Другой же — избавлял от мук
Всех жертв охотничьих капканов.
К работе, что как мир, стара,
Пылая подлинною страстью,
Подчас своей зубастой пастью
Кромсал не хуже топора.
И в зной, придя на водопой,
Где всякой живности без счёту,
Его «топорную работу»
Мог не увидеть лишь слепой.
Не избежавшим этой доли
Был каждый третий, как ни спорь...
Медведь же мог любую хворь
Лечить практически без боли.
И, средь любителей диковин
Стяжая славу и успех,
Он не вылечивал лишь тех,
Кто был скептически настроен.
И вот, столкнувшись у дверей
Очередного пациента,
Два наших ярых оппонента,
Стараясь выглядеть мудрей
И, раньше срока, меж собой
Не затевать вражды и драки,
Прошли туда, где в полумраке
Лежал зайчишка чуть живой.
Его нещадно бил озноб,
Коробя худенькое тело…
И первым волк взялся за дело:
Пощупал пульс, потрогал лоб…
И так, как был на тот момент
Уже немалый опыт нажит,
Он молвил: «Вскрытие покажет
Чем занедужил сей клиент!»
Настала очередь медведя
Провозгласить и свой вердикт.
Он тоже, сделав умный вид,
К осмотру приступил немедля:
Помял живот косматой лапой,
Как залежавшийся товар.
«Ну, заяц, дам тебе отвар,
Смотри, на простынь не накапай.
В момент избавишься от колик.
Я им вылечивал слоних…»
Больной с тоской смотрел на них,
Как на удава смотрит кролик.
А доктора, меж тем, к нему
Ослабевая в интересе,
Давясь от гордости и спеси,
Взялись затеять кутерьму.
И в поединке изощренном
Вошли в безудержный экстаз,
С употребленьем слов и фраз,
Понятных только посвященным.
И было зайцу невдомек,
Что на беду свою и горе,
Став явной пешкой в чьем-то споре,
Он влился в лагерь безнадёг.
Уже, закатывая глазки,
Он только кашлял тяжело...
А между тем всё дело шло
К вполне естественной развязке:
Когда точить впустую лясы
Иссякли силы в докторах,
Переругавшись в пух и прах,
Они убрались восвояси.
Наш заяц долго не страдал —
Как кит, что выброшен на сушу,
Он вскоре отдал Богу душу,
Или, точнее, «дуба дал».
И, дабы выяснить причину,
Что предварила сей итог,
Он был доставлен в местный морг,
Где средь ветвей, согласно чину,
В наряде хоть и простоватом,
Но строг и важен, как халиф,
Нес вахту старый лысый гриф —
Лесной патологоанатом.
Влача извечный свой удел,
Он, игнорируя подранков,
По части вскрытия останков
Давным-давно «собаку съел».
И мигом долг исполнив свой,
Без состраданья к юной жертве,
Он трактовал причину смерти,
Как отравление свеклой.
Поправ тем самым все святыни,
Кичились коими врачи,
Бросая, словно кирпичи,
Друг в друга фразы на латыни.
Спасти же зайца, видит Бог,
От этой пагубной напасти
Могли не зубы волчьей пасти,
Что так и ждут урвать шмоток,
И не медвежий атрибут,
Который, право, пить-то жутко,
А промывание желудка,
По сути — дело трех минут.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В миру порокам нет числа,
И я осмелюсь усомниться:
Что хуже — просто быть убийцей,
Или, назвавшись «важной птицей»,
В плену у собственных амбиций
Вершить гуманные дела?
"И если б водку гнать не из опилок..."
(В. Высоцкий.)
Трёх корешей попутал искуситель,
Завьюжив против стрелки часовой:
Невзрачен, но коварен растворитель
С чарующим названьем "Бытовой".
Техническое пойло нефтехима
Гасило волю исподволь, пока
Жизнь не предстала им невыносимой,
Бесцельной и лишённой огонька.
И вот, под прессом пакостного стресса
Душою почернев, как антрацит,
Три жертвы беспощадного прогресса
Решились на совместный суицид.
На негатив бестрепетно настроясь,
Они ещё влудили по одной,
И сгоношились броситься под поезд!
Желательно - под нефтеналивной!
Так, в форме,извращённой до уродства -
Ну, вроде как серпом по голове -
Отходы нефтяного производства
Напоминали о своём родстве!
Но на путях царила захудалость:
Чернушным вожделеньям вопреки
Цистерн, как таковых, не наблюдалось -
Сплошь электрички и товарняки.
А в недрах булькал - дойный, как корова -
Друзей оставив с носом на бобах,
ТрубопровОд по кличке "ТрубопрОвод" -
Дыра в Европу, чёрная труба.
Труба всему...Облом, большой и грубый,
Не шах и мат, а просто полный пат!
Мы - не кроты, нам лечь живьём под трубы -
Незрелищно! К тому же, нет лопат...
Эффектный финиш поманил, пригрезясь -
И наколол по первое число,
Своим поступком подтверждая тезис
Что вся житуха - шняга и фуфло!
От шпал воняло прелою портянкой,
И мелкий гнус - как пыль на сквозняке -
Кружился над ненужною нефтянкой,
Бессмысленно ржавевшей в тупике...
И что теперь? Подрыв бензоколонки -
Не вариант: порвёт на конфетти...
Да разве после доброй самогонки
Такое может в голову прийти?
А мать напитков пей хоть до усёру,
Пока не рухнешь - мыслишь бодрячком:
Вполне реально - звездануть боксёру,
Или питбулю сунуть в нос бычком!
Казалось бы, живи и улыбайся?
Но лупит нас по почкам сапогом
Приблудный кризис с мордою Чубайса,
Который вечно виноват кругом!
Он грабит всех без злобы, для комплекта,
По кошелькам летя во весь опор...
А в качестве побочного эффекта -
Три фаталиста живы до сих пор!
В карманах - перманентно небогато,
Но каждый смотрит вдаль из под руки:
Четвёртая канистра суррогата,
А мимо - колесят порожняки...
Я помню чудное мгновенье,
Когда я начал понимать,
Что написать стихотворенье
Мне, как два пальца... «об асфальт».
Но тут настал поганый рынок,
Работать стало тяжело –
Не успеваешь снять ботинок,
Бац – вдохновение ушло...
И всё – писать уже не в силе –
Гуляет ритм, хромает слог.
Вы про ботинок не фкурили?
Я говорил про пальцы ног…