Пересказываю так, как сумел запомнить. А если что и приврал, то это вполне простительная слабость. Источником является документальный фильм "Тайны каких-то там сенсаций" немецкий или британский, который я случайно и непреднамеренно посмотрел лет этак 10 тому назад, когда телевидение еще не стало тем, чем оно стало теперь.
Итак, 1982 год, Германия. Причем не светлое и радостное ГДР, а мрачное капиталистическое ФРГ. Вот в этом самом ФРГ жил, да поживал один бойкий популярный журналист. Жил он один, так как ни одна фрау почему-то не пожелала составить ему компанию. Впрочем, он не бедствовал. Сотрудничал с ведущими изданиями "Шпигель" и "Бильд", получал недурственные гонорары и совершенно не тяготился холостяцким статусом. У него просто не было времени на то, чтобы им тяготиться. Хобби отнимало у него все свободное время.
Его хобби был Третий Рейх, а при подобном оригинальном хобби ни о каком свободном времени и речи быть не могло. Журналист бегал по разного рода аукционам и распродажам, скупая "сувениры". Безделушки из кабинетов Гиммлера и Бормана. То, да се. Однажды по случаю приобрел нижнее белье Гитлера и Евы Браун и жутко потом этому радовался. Он создал дома небольшой частный музейчик, в котором был и директором, и экскурсоводом, и посетителем.
Жемчужиной его коллекции стала личная яхта Геринга, которую виртуоз пера приобрел по сходной цене, отреставрировал надлежащим образом и поставил на прикол в порту так как держать ее дома было довольно накладно. На яхту он приглашал гостей. Видные нацисты средней величины, отмотав положенный срок в тюрьме Шпандау, собирались в кают-компании, чтобы за кружечкой баварского пивка вспомнить былые славные деньки и посетовать на вечное коварство Штирлица.
И вот, как-то раз, один из гостей пресловутой посудины хриплым доверительным шепотом сообщил подвыпившему журналисту, что знает некоего господина-коллекционера имеющего сходные интересы.
-Он может показать вам нечто такое, о чем небезопасно говорить вслух, -честно предупредил гость.
Но всякий журналист отважен и потому приблизительно через неделю бравый капитан яхты Геринга отправился на встречу с таинственным незнакомцем. Тот проживал в частном особняке в самых непролазных и малолюдных областях ФРГ, так что добраться до него было совсем непросто. Но это лишь разжигало азарт исследователя.
Журналист был впущен внутрь, осмотрен охраной. Сходство с Марксом, Лениным и Троцким отсутствовало, поэтому хозяин проникся к гостю симпатией и распил с ним бутылочку старого рейнского. После чего выложил на полированный столик небольшую тетрадь в кожаном переплете.
Журналист схватил указанный предмет, пошуршал страницами и его нижняя челюсть с неприличным грохотом упала на пол. Он узнал почерк Гитлера.
Хозяин остался доволен произведенным эффектом. Он откупорил вторую бутылочку рейнского и, потягивая винцо, неторопливо поведал следующую историю.
В мае 45-го года Гитлеру стало очевидно, что войны не выиграть. И с секретного аэродрома под Берлином взлетело пять грузовых самолетов. Черт знает куда именно они летели, но один до цели так и не добрался. По нему саданули из американской зенитки и это до невозможности огорчило Гитлера.
-Все мое наследие погибло, -печально произнес фюрер и с горя женился на Еве Браун.
В самолете был его личный архив. Сбитое воздушное судно хотя и расшиблось насмерть, но почему-то не сгорело и жители окрестных деревень, и хуторков с риском для жизни в течение двух недель растащили, и попрятали драгоценный груз и кости отважных пилотов. Там-то все и хранилось, передаваемое от отца к сыну. И вот теперь дневники Гитлера наконец сумели пробиться к благодарным потомкам.
Журналист нутром чуял сенсацию и крайне оживившись носился по комнате, поминутно налетая на мебель. Хозяин закурил толстенную сигару.
-Это дорого стоит и мне не по карману выкупить весь архив. Но если вы человек со средствами, то я мог бы свести вас кое с кем. Кое с кем, имеющим очень многое. Но он вынужден соблюдать осторожность так как агенты Кремля не дремлют и уже приготовили пыльный мешок за углом.
Тема пыльных мешков была безусловно неприятной, но журналист все же решился на встречу "кое с кем". А заодно и выклянчил у хлебосольного хозяина пресловутую тетрадку, чтобы почитать на досуге. А заодно и поинтересоваться мнением опытных экспертов.
И эксперты сказали свое веское слово. Почерк Адольфа Алоизыча. Безусловно. Чернила, бумаги и переплет тех лет. Подлинность 100%.
И понеслось… Засекреченный человек за несколько округлых сумм в тугриках и дойче марках выудил на свет божий еще несколько тетрадей в кожаном переплете. Журналист читал и восторгался. Вскоре он поймал себя на мысли, что читать это в гордом одиночестве довольно эгоистично. Он забегал по знакомым. Редакторы восприняли историческую новость бодро. Было решено публиковать сенсационный материал. Причем не только в Германии.
Права купил французский "Пари-матч", лондонская "Таймс" и ряд других почтенных зарубежных изданий. Газета "Правда", впрочем, не заинтересовалась.
Уж рукопись сдали в набор, уж буквы налились свинцом и европейские типографии ждали контрольного свистка, но тут грянул гром и бюргеры перекрестились.
Дело в том, что один из ушлых экспертов от нечего делать поковырялся острым коготком в сургучной печати одной из тетрадей. И с удивлением обнаружил, что печать сделана из пластика, изобретенного в 1975 году, а потому ее попадание в 1945 год, пусть из зенитки, представляется крайне сомнительным.
Понятное дело случился скандал. Все издания за исключением "Таймс" наотрез отказались публиковать фальшивку. Печатный орган британских консерваторов был куплен на корню медиа- магнатом Рупертом Мердоком, который отгородясь от презренного человечества парой океанов, сидел на таинственном острове и неторопливо вкушал спелые бананы. Тревожный звонок из Лондона отвлек его от этого интересного занятия.
Так и так, товарищ Мердок. Нам всучили липу. Ваши распоряжения?
-Народ это купит? –спросил Мердок без особого интереса.
-Безусловно.
-Тогда печатайте и не морочьте мне голову.
Мердок бросил трубку и полез на пальму за свежим бананом.
А в Германии, как известно, бананы не растут. И именно по этой причине журналист, и его секретный "снабженец" оказались в тюрьме со сверхзвуковой скоростью.
Секретный "снабженец" имел интереснейшую биографию. Большую часть сознательной жизни он посвятил высокому искусству живописи. Писал маслом известные картины известных художников и втюхивал их по цене оригинала частным коллекционерам и небольшим недалеким музеям. Причем, ни разу не попался. Да и работы были высокого качества, порой превосходившие мастерством исполнения исходный оригинал.
"Снабженец" был не только виртуозом кисти, но и весьма недурственным графологом. Подделать чужой почерк было для парой пустяков. И потому, узнав о неожиданном рыночном спросе на Гитлера, решил этот спрос немедленно удовлетворить.
Но ему как подлинному артисту было скучно просто втюхивать лопуху-журналисту очередную исписанную тетрадку, пусть и за неслабую наличность. Всякий раз он придумывал убедительную таинственную историю с погонями и перестрелками. От этих историй по загривку журналиста пробегали приятные холодные мурашки. Он смотрел на "снабженца" уважительно. Как рискует жизнью этот благородный человек!
И вот –тюрьма. Художник-писатель сразу во всем признался, но долго орал, что с ним в камеру следует посадить всех горе- экспертов, выдавших свое опрометчивое неосмотрительное "одобрям".
Но консервативное германское правосудие не пошло ему навстречу в этом вопросе. Кто бы именно кого в камере порвал –неизвестно.
С журналистом обстояло куда сложнее. Он отказывался верить в подделку и видел во всем глобальный коммунистический заговор, направленный лично против него. Он ощущал мускулистую руку Кремля на своей щуплой шее. "Чердак" журналиста съезжал на бок день ото дня и "крыша" тоже не стояла на месте. Гуманные тюремные власти не на шутку встревожились и стали уламывать художника.
-Два месяца не будешь подметать тюремный двор.
-Три!
-Гут. Пиши!
И он описал своему подельнику все вышеописанные события почерком Гитлера. Подействовало. Свихнуться журналисту так и не удалось, но на его профессиональной карьере был поставлен жирный железный крест. Следы его после отсидки теряются в неизвестности.
А художник шесть лет примерно хлебал баланду и втихаря рисовал обидные карикатуры на тюремное начальство. На выходе у врат тюрьмы его встречал оркестр. Вся эта история прославила его настолько, что оказавшись на воле он довольно быстро стал миллионером. Его копии известных полотен расходились теперь на ура и коллекционеры становились в очередь на год вперед. Он теперь толстый, добродушный и вполне доволен жизнью. Но слова "эксперт" в его присутствии лучше не произносить.
На Западе давно забыли,
Как выглядит у Кузьки мать.
Полвека без Хрущева жили,
И вот решили ПРО создать.
Но президент послал за Кузькой,
И как явился тот, сказал:
Америка стращает русских,
Я б твою маму показал.
Кузьма пришел домой «под мухой»,
И говорит, ах, как я рад,
Что вспомнили тебя, старуха…
Готовься, мать, в Калининград.
Как бы я тебя, косой, любила!
Целовала каждый день взасос…
Никогда бы ты, пушистик милый,
Не услышал слова про «дебила»,
Не узнал ни горечи, ни слёз…
Не попал бы точно под трамвайчик,
Потому что ездил на «Пежо»…
Как приличный и хороший мальчик,
Не гонял бы в тундру или Нальчик -
Отдыхал со мной за рубежом…
Не скакал дурниною по лесу,
Раз в году меняя свой прикид,
И имел к искусству интересы,
К жизни аппетит и к политесам,
Не был лохом или лыком шит…
Не ходил с косою по поляне,
Изводя дурную трынь-траву,
И детишек не лепил по – пьяни,
К сексу вкус имел и мани – мани,
Не боясь ни волка, ни сову…
Но сбежал ты в лес…сверкали лапы,
Не поняв души моей щедрот,
(Даже альбуцид не дал закапать),
Испугавшись: мех пойдёт на шляпу,
А филе на суп и бутерброд…
Среди дурацких безделушек
в витрине сувенирной лавки
булыжник был, пожалуй, лучшим.
Большой, неровный и не гладкий,
тяжёлый, словно жизни проза
и натуральный, как природа,
кусок застывшего навоза,
а, может, горная порода.
Оружьем пролетариата
не став по прихоти фортуны,
торчал насмешкой экспонатам,
к вниманию взывавшим втуне.
Таки, наверно, не случайно
мой взор привлёк невзрачный камень -
кто ведает, какие тайны,
он мог хранить в себе веками?
А может, в ём внутри алмазы?
А может, малахит бесценный?
Эх, не геолог я ни разу,
не минеролог даже в целом.
А если, он небес засланец.
(тут эль на эр менять не стоит) –
в сравненье с этим внешний глянец
и труд ремесленный – пустое.
И как же безнадёжно жалки
в своей искусственности тщетной,
все эти слоники, русалки,
шары стеклянные, монетки…
И пусть в нём нет алмазов даже,
но как свежо и не избито!
Вот новый взгляд на вещи - скажем,
победа над мещанским бытом.
Вот прогрессивное сознанье,
вот то, что самобытно, ярко
отчасти даже инфернально...
Вернувшись, прикупить подарков,
и снова поглядеть на чудо,
я два часа бродил без толку
и с грустью находил повсюду
ряды булыжников на полках…
Купил, однако, каменюку,
что на е.ёну мать похожа,
и голову разбил подлюке,
не приглянувшемуся рожей.
Ты ворвалась в мою жизнь ягнёнком,
Ламой мягкой, пушистой была.
Канареечным пением звонким
Прямо к ЗАГСу меня привела.
------
Несколько лет спустя.....
------
Буревестником реешь по дому,
Как пиранья грызёшь и грызёшь.
И на зависть удаву любому
Кольца смерти на шее мне вьёшь.
Еврей, что когда-то покинул Ирак,
Оле из Марокко, Ливана
Порою на рынке ответит вам так,
Как будто читал Губермана.
Я от Эфиопа преклонных годов
Узнала: у них в караванах
Жену допекают, коль суп не готов,
Цитатами из Губермана.
Верблюда седой бедуин погонял,
И в выкриках этих гортанных
Три слова по-русски мой слух распознал
Из хлестких стихов Губермана.
А сабра сказал (он на всё был готов,
Опять обнаружив обман):
"Я русский бы выучил только за то,
Что им говорил Губерман".
* Оле-репатриант
* Сабра - уроженец Израиля.
У меня настрой таков,
Что убил бы всех козлов
Без разбора, всех подряд,
Да жалею, блин, козлят.
Жми сюда
А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся.
Из притчи.
Я рос откормленным теленком
Смиренным агнцем,полным сил,
И на ночь подстилал соломку,
И пастуxов не подводил.
Я сроду не носил бейсболок,
Не лез во власть,как депутат,
Не лапал посторонниx телок,
Не падал мордою в салат.
Не шлялся ночью,где попало,
Не брал ни взяток,ни борзыx,
Не тырил я у бабок сало,
Не написал ни разу стиx.
Я жил в плену своиx идиллий
И никому не делал зла...
А Вы мя,гады,погубили
Из-за какого-то козла!
Ах, я бы не стала кобениться,
Но он, доскакав до меня,
Успел сообщить, что я пленница
И… тут же свалился с коня.
В характере нет моём чёрточки
Стервозной. И я, без проблем,
Присела с ним рядом на корточки,
И снять помогла ему шлем.
- «Я так не играю! По правилам
Ты мчаться должна наутёк!»
Ему воротник я поправила
И свой протянула платок.
«Послушай, ты что издеваешься?!»
- уставился он на меня.
«Быть может, еще попытаешься?»
– к нему подвела я коня.
До рассвета – три чашки мате и сухого бокал…
Умирает ноябрь – не спастись от мороза дыханья.
А закат, почему-то, по-летнему ярок и ал,
Словно кровотеченье осеннего иносказанья.
Умирает любовь – ей морозы страшнее чумы.
Умирает без вздохов, тихонько, укрытая пледом.
Вместе с ней умираем (но только немножечко!) мы.
Белоснежная зимняя девственность шествует следом…
Отсечь бескомпромиссно многоточия,
А также многословие и прочее,
В оптический прицел сосредоточенно
Взглянуть в себя – душа повисла клочьями,
В мозгу от размышлений червоточины,
Припарковались чувства на обочине.
И будничных событий нож заточенный
Кромсает жизнь в пространстве обесточенном.
Водолаз Семён Бандурин
повредил гидрокостюм,
но об этом догадался
лишь когда услышал шум,
кислород наружу рвался,
снизу булькала вода,
к горлу яйца "подкатились"
и он понял, что - "БЕДА"!...
Глубина под "сорок" метров,
где-то "хлюпает" в ногах
и какой-то первобытный
обуЯл Семёна страх,
он всерьёз разволновался,
начал к Господу взывать,
понял, что "писец" подкрался
и припомнил чью-то "мать".
Про себя Семён отметил,
что ещё "пятОк" минут
и его похоже "трупом"
на вельбот "поволокУт",
откачать не откачают,
( невезУха, гроба мать! )
"корешам" придётся снова
по пЯть "сОтенных" сдавать,
кто жене об этом скажет,
отнесётся как она
и "поднимется" ли снова,
без него его страна?
Жаль "занАчку" под погоном,
что пропить не привелось
и что с Клавкой из санчасти
почему-то не "срослОсь".
Промелькнуло за "секунды",
может "две", а может "пять",
он с удвоенною силой
дырку принялся искать...
Поднимались "бульбы" снизу,
растворяясь наверху
и тогда он догадался,
что "пробоина" в "пахУ",
он рукой её нашарил,
сунул пальцы и тогда,
перестала вдруг оттуда
поступать в него вода,
он вздохнул, "перекрестился",
как в бреду открыл глаза
и удар себе под рёбра
получил, аж два разА -
"Ты куда "ручёнки" тянешь,
что, с ума уже сошёл,
ты Семён определённо
"извращенец" и "козёл"!
Не кричи! Проснись сейчас же,
перебудишь всех детей"...
( и похоже слышит голос,
он супружницы своей ).
Он сначала и не понял
где, за что и почему
и зачем такие муки
нынче выпали ему.
Он одной рукой прикрылся,
а второй что было сил
"повреждение" в скафандре
средним пальцем "перекрыл"...
получил тотчас по Уху,
но не понял ни "хрена"
и услышал перед "смертью" -
- ЭТО Я, ТВОЯ ЖЕНА!!!
Вмиг проснулся, отдышался...
"оприходовал" жену
и отправился на службу
защищать свою страну!
------
С чувством "сполненного" долга,
"смерть" презревший нынче он,
шёл Семён гордясь собою
в свой родной дивизион.
Кот – полиглот, наел большой живот,
На многих языках мяукать может,
И если я мяукну – всё поймёт:
Фырчит, недоумение на роже!
Не в морде дело, в смысле – не в лице:
Я – без хвоста, я выгляжу инАче,
Возможно, у меня людской акцент
На их мурлычном языке - кошачьем…
…В командировках жизнь не так простА,
«Мой кот – всегда со мной!» - не как «идея»:
Беру в командировки я кота –
Оставить нЕ с кем Васю-Котофея!
С котом я переплыл реку Янцзы,
Был в Африке, Америке, Корее.
У всех котов – везде один язык!
Жаль, люди так общаться не умеют!
Кощёнке Буша-старшего мурло
Мой кот обнюхал на ковбойской даче,
Шипел в Стамбуле их котам назло…
В Мадриде, в Риме вёл себя инАче:
Сбежал из номера отеля «Блин-РоЯл» -
Наелся валерьянки хичччник мелкий:
Кот кошек по подвалам так гонял,
Что, возвратившись, спал три дня у грелки!
Кот изучил Конфуция, чучхе,
Беседовал с кошАрой Ким Чен Ира,
Жил в Ватикане с кошкой во грехе:
Язык кошачий – общий в нашем мире!
Кот знает и собачьи языки!
Когда Обама выберет бульдога,
Коту быть переводчиком с руки –
И лабрадору Кони: знаний много!
Собак элитной власти сдрУжит кот,
И многополюсность наступит в Мире:
Когда вступает в дело полиглот –
Сплошное «Мяу!» (а не мат) в квартире…
………………
Международен от рожденья кот:
Он СВОЙ - котам в Париже и в Бреслау -
Японских, финских кошек разберёт,
Переведёт и расшифрует «МЯУ!»…
С кошачьего на наш – «люцццкой» - язык
В Японии есть автопереводчик:
Купил, включил и… окошачен вмиг:
«ИЩИТЕ КОШКУ!» - замяукал ночью…
Раскололся пополам
Орган животворный
И теперь двоих я Дам
(Случай смехотворный)
Мог бы сразу поиметь.
Оп! Опять деленье:
Их четыре – много ведь,
Ух, и наслажденье
Увеличилось бы, но.
Баб, где взять для дела?
А спасло меня вино –
Чувство охладело.
Вот парадоксы жизни,
Законы, их сравнение…
Чем ниже интеллект, друзья,
Тем выше самомнение!
Жми сюда
Давно в своей гордыне я эстет,
Xаризмы xватит мне до оxренения,
И падает мой низкий интеллект,
И у меня торчит лишь самомнение.
Растет оно большое,как живот,
Как гул страстей во время словопрения,
И я все жду,когда оно придет
И явится ко мне с венком для гения.
Что мне Гекуба или Аполлон,
Нет к никам у меня к таким почтения,
Я точно знаю-если слышен звон
То звонят обо мне,тут нет сомнения.
И жду,когда придет урочный час,
И все мои свершатся вожделения,
Ведь я,бесспорно,выделен из масс
Своим непреxодящим самомнением.