Сморкалось. Я ждала Вас у калитки,
и шевелила пальцами от ног,
а пальцами от рук сжимала липкий
сопливый носопырчатый платок.
В носу чесалось,ныло и свербело,
и вирусы кишели на душе.
Я Ваша вся! Вот Вам и бюст от тела,
а вот и ноги прямо от ушей.
Но Вы ко мне не мчались в темпе скерцо,
ко мне не мчались в темпе вальса Вы.
Ведь Ваша страсть, конечно, не от сердца,
и даже не от ниже, что увы..
Ответьте же: ну разве я не дура?
ведь я давно простужена насквозь,
и даже поднялась температура….
У Вас же ни черта не поднялось.
Едва зрачки в единый взгляд
Беспомощно сведу,
Я вижу город Петроград
В трёхтысячном году:
Бежит солдат, бежит матрос,
Стреляя на ходу
Всё – от дешёвых папирос
До уток на пруду.
Мешают ядрам пролетать
Кирпичные дома.
Над Невским – лозунги опять
«Ну, вот – опять зима!».
Звучат частушки, матюки,
Лаптями семеня,
"Аврору" тянут бурлаки
На линию огня.
Снаряду некуда упасть,
Куда ни кинь – народ
Самсона ждёт – когда ж он пасть
Дракону разорвёт.
Какой-то мелкий гомонит
В толпу с броневика,
–Уга, товагищи, "Зенит"
Отдгючил Спагтака!!!
От стылой серости небес
Всё так же мало дня,
А Пётр с памятника слез,
Чтобы помыть коня.
И лбом свинцовая волна
Дубасит в парапет...
Не изменилось ни хрена
(Совсем) за тыщу лет...
Было всё и красиво и чинно.
Что-то нужное тронул в душе.
Я-ж наивна была и невинна,
Оглянулась - женаты уже!
И за что-же мне горе такое?
Как-же носит земля подлецов?
Оглянулась - детей уже трое!
Хорошо хоть от разных отцов...:)
Я тут, жива-здорова вроде.
Ну здравствуй, милый-дорогой!
Поскольку руки не доходят,
одною левою ногой
пишу, что я живу тяп-ляп,
шаляй-валяй под настроенье,
тружусь на нивах и полях,
по грудь в бычках и удобреньях;
свекровь-змеюка, свёкр-шакал,
и вечно чем-то недоволен,
а муж конкретно задолбал.
Hачальник- вепрь. Ребёнок-в школе
вовсю валяет дурака
четвёртый год в девятом классе;
не поднимается рука
его ремнём подразукрасить..
Но тут привычная среда.
Отсюда (хоть упрись рогами)
я не уеду никогда,
(ну разве что вперёд ногами)
Хочу тебя увидеть вновь
хоть на чуть-чуть, хоть на мгновенье.
Ведь ты же- Первая любовь.
(о ней писал И.С.Тургенев).
В семье надзор как в ФСБ,
уже терпенье на исходе,
и руки тянутся к тебе,
вот только ноги не доходят.
Обожаю в горах прогуляться,
где изящный растёт эдельвейс.
В эдельвейсах люблю поваляться,
опустив в эдельвейсы свой фэйс;
И стихи проорать на рассвете
о бесхитростной женской судьбе,
и услышать как эхо ответит:
Бе-бе-бе, бе-бе-бе, бе-бе-бббеееее...
Хочется женщину. Тихую, добрую.
Не из таких, что становятся коброю,
А из таких, в ком ни грамма двуличия,
И что заботливы до неприличия.
Чтоб и опрятна была, и красавица,
Знала, во сколько футбол начинается,
Шила, стирала, готовила здорово
И ненавидела Фила Киркорова.
Хочется женщину. Ужас, как хочется…
Чтоб два в одном – повариха с уборщицей.
С вёдрами шастала, только не пó воду –
Пиво чтоб в дом по малейшему поводу.
Чтобы ворчанье ей было неведомо,
«Муж всегда прав!» - её жизненным кредо бы,
Ну а в постели – огонь и безумие,
Некая помесь Катрин и Везувия.
Хочется женщину… Кровь чтоб не портила…
Ай! Что за фокусы скалкой по морде-то?
Щас домываю! Вот тряпку лишь вымою…
Всё будет чисто, расслабься, любимая..
Я ещё скажу тебе – «Поехали!»
Ты махнёшь на что-нибудь рукой…
Будут ещё яблони с орехами
Расцветать в галактике другой!
Будут ещё груши с ананасами
и Мухтар и Белка и свисток
Карацупы с ЦУПами и НАСАми…
Пи-пи-пи, планета! - Я – «Восток!»
Седьмое и восьмое ноября
Теперь уже не красят алым цветом,
Решениям властей благодаря,
Чем прямо в душу плюнуто поэту
В угоду тем, чей узок кругозор,
Кто с детства со своей не дружит крышей…
А нам плевать, нам лишь бы был забор
И мел. Я верно рассуждаю, Миша?
Пускай Лужок ещё не дал ответ –
Не разрешил в Москве манифестаций,
Я у подъезда выставлю пикет
Под лозунгом «Да здравствует поэт!»
И "Мы ещё дадим властям просраться!"…
Пока нельзя идти кронштадтским льдом,
Поскольку тонок он и ненадёжен,
Я маршем обойду свой старый дом
Двенадцать раз с улыбкою на роже,
С плакатом ярким в кряжистых руках,
И от руки написанным в запарке:
«Мишаня, славься тщательно в веках,
Не забывай о нас – о мужиках,
Включая тех, кто не прислал подарки!»
Зайдя в купе, я встретился взглядом с затылком попутчицы. На вид ему было лет 30. Попутчица оторвала внимание от книжки и встретилась взглядом со мной. Взгляду на вид было лет 35.
- Ну что ж, - подумал я вслух, а про себя добавил. – Да и мне не 15.
Кроме нас двоих в купе никого не было, поэтому я встретился взглядом с её фигурой. Впрочем, если бы кто-то и был, это не помешало бы мне встретиться взглядом с её фигурой. На вид ей было лет 40.
- Будете переодеваться? – спросила она вставая.
Фигуре на взгляд стало лет 35.
- Я выйду, не буду вам мешать.
Переодеваться я не стал, а хлопнул для храбрости коньячка. На взгляд - граммов 50. На вкус – граммов 100.
Когда она вернулась, на вид ей было лет 30. Она прошла мимо моего носа… Да нет, лет 25!!! И села. Нет, года 32.
Мы погрустили, рассказывая друг другу самое необходимое о себе. Потом посмотрели в окно. Потом повыходили. Позаходили. Потом снова поговорили.
- Коньячку?
- Нет, что вы, что вы…
Хочет сделаться на вид лет на 20, но это-то и выдает в ней 40-летнюю!
Ну, коньячку, так коньячку. Повеселели, рассказывая друг другу не самое необходимое о чем попало. На вид ей было железно 23!
Разделась. Лет 35. Поцеловались. Угу, не девочка! Потрогались. Однако, 28. Нет! 24!!! Ого! Ага! 20!!! Ещё?!! Не, тридцатник!!! Как, ещё?!!! Блин, 35. Что, опять?!!! Сорокалетняя, точно!
Старик и море. День чудесный.
Старик, довольно интересный
Еще мужчина, тянет сеть.
В ней рыбка желтая блистает.
"Я вас любил..." - он начинает,
Но видит: не на что смотреть.
"Пусти меня," - взмолилась щука.
Старик, пальнув в нее из лука,
Уже сбирается домой.
Но слышит нестерпимый вой.
То карп топорщится от гнева:
"Я заколдованная дева!"
"Женись на мне, пока живой."
Старик напрасно не кривлялся,
С треской мгновенно обвенчался
И приказной усвоив тон,
"Мне,"- молвит, - "к завтрему корыто
"Столичной". И, ворча сердито,
Добавил: "Легкий закусон
А для компании - Гвидон."
Но камбала немедля в крик:
"Ты занемог?! Чего же боле?!"
"Мол, все, конечно в вашей воле,
Но совесть поимей, старик!"
Ну, тут такое разыгралось:
Побои, пьянка и разврат.
Так у Облонских все смешалось.
Но это - новый плагиат.
Его надел я неумело,
И – в бой, восторженно сопя!
…Такое тело залетело –
Прям неудобно за себя.
* * *
Векселями за март огорошен,
Свет в уборной включать не хочу,
Отчего проливаю мочу
И словам воздаю нехорошим.
* * *
Вниманью молодых красивых дам:
Моя обитель дальше по проспекту.
Я в прирост населенья по утрам
Готов вносить пожизненную лепту.
* * *
Я уже не пацан, знаю схему подачи детей.
Принял душ, не кирял,
и на встречу пришёл без портянок.
Приглашенье весьма недвусмысленно… Эх, дуралей!
Будешь знать, «Родовое гнездо» – это попросту замок.
* * *
Не меняя почти род занятий,
Свой бюджет залатал целиком.
Жёг глаголом сердца, понял – хватит,
Жгу теперь животы утюгом.
* * *
-Неужто сел на самом деле?
Был вроде не разбойником…
-Да он супружницу в постели
С другим застукал. Ломиком.
* * *
Вчера с женой заехали в «Три пня»,
Я кушал водку, а она – меня.
* * *
Я помню чудное мгновенье,
Когда подали напряженье…
* * *
Она, смутясь, склонила голову
И отдалась мужчине голому.
* * *
Ты уходишь в ужасный момент,
Неудачи одна за одною…
Дорогая, я в полном дерьме,
Умоляю, останься со мною.