Островитяне, разжигайте костерок.
Я поздравляю Вас с богатою добычей.
Вы не подумайте, что наш закон жесток.
У каннибалов - есть такой обычай.
Вчера попались нам два толстых ЮЭСЭЙ,
они нас сфоткать собирались для журнала.
Макумба - вертел поворачивай ровней,
чтоб всё из них не выкапало сало.
Мы будем Мгангу своего благодарить.
С богами он накоротке, он с ними дружен.
Прошу прощенья - не досуг мне говорить,
а то остынет очень-очень вкусный ужин.
Мне дофига чего хотелось,
виной тому максимализм,
но непонятно как с годами
он перерос в каннибализм,
похоже я в той прошлой жизни
был папуасом, ел людей
или того еще, что хуже,
политработником скорей.
Помню, в детстве босоногом
Озадачен был премного,
Так решив, что людоеды
Люд одних спешат отведать.
Существуют Кати, Тани,−
Душегуб их есть не станет.
Для него всех лучше блюдо
То, что именно из Люды.
…Пролетели годы мимо,
Присмотрелся я к Людмилам
И узрел, что привлекало
В них гурманов-каннибалов.
Аппетитны, словно пончик,
Горячи и даже очень,
В каждой вкус особый есть…
Так и хочется их съесть!
«Отпустите меня в Гималаи…»
………………..
«Там раздеться смогу догола я…»
………………..
«А не то я завою, а не то я залаю,
А не то я кого-нибудь съем».
(Леонид Дербенёв)
Не кусаюсь и даже не лаю,
Но мечта сокровенная есть:
Я уехать хочу в Гималаи,
Чтоб кого-нибудь нафиг там съесть.
Красота, видит Бог, в Гималаях
Для нудистов и геев, к тому ж.
Здесь раздеться смогу догола я,
И о том не узнает мой муж.
Под убойные ритмы шансона,
Возле домика с буквою «Жэ»,
Я бы спела на пару с Кобзоном,
Вся как есть, без трусов, – в неглиже.
Будет месяц нагой из тумана
Нас разглядывать, прячась за ель.
И примчится тут пьяный Газманов,
Променяв «Эскадрон» на шинель.
В Гималаях шинелей не надо
И портки здесь совсем ни к чему.
Я гулять нагишом очень рада.
В общем, братцы, здесь всё по уму!
Днём и ночью сплошная потеха,
Не тревожит отечества дым.
Коль приспичит ко мне вам приехать, –
То кого-нибудь точно съедим.
Товарищ я мясо не в силах жевать
Сказал канибал канибалу
Оно ведь кому-нибудь может быть мать
Иль бабушка всё-же пожалуй
Я женщин не кушал с шестнадцати лет
Сказал людоед людоеду
Цепочка серёжки колечко браслет
Куда ж я отсюда уеду
Беда на море, гибнет судно,
И лишь девице повезло.
Её ослабленное тело,
волною нА берЕг внесло.
А остров тот, где людоеды,
мечтают, чтоб кого сожрать.
А так бананы, море пальмы,
тепло, сплошная благодать.
Лежит девица, чуть живая,
а мимо двое, сын с отцом.
- Жратва лежит и пропадает,
гляди, немножечко с сальцОм.
Слюна у сына:
"Папка что ты? до дома тащим, там сожрём".
Отец молчит, глаза таращит
слюна по бороде ручьём.
-Хватаем, тащим в чём же дело,
только ЕЁ не будем жрать.
Давай кА мы с тобой сынишка,
сожрём сегодня твою мать.
К Добра, привыкли мы победам
Как в сказках все, без перемен
Однажды, к добрым людоедам
Злой человек попался в плен
Не долго длился над злодеем
Тех, добрых людоедов суд
И вот уж - перчик с сельдереем
К костру, присяжные несут
Как гармонично все и мило
Что было злом, теперь – еда
Добро, как в сказке, победило
Оно сильнее, как всегда
Звучали тосты за Добро
И добряков вождя - Бокасу
Под добрый закусь с шампуров
И сок прокисших ананасов
Императора Бокасу просто не поняли. Он – выдающийся деятель Центрально-африканской республики. Он не ел друзей, что было бы – аморально, а употреблял в пищу своих политических конкурентов, с которыми разошелся во мнении об идеальном устройстве общества.
Я тебя съем, дорогая,
Грустно, но я каннибал.
Камень, по н*** летая,
Прямо на темя упал.
Там ему видно и место:
Всё обретает покой.
Часть организма, как тесто
Влажной сжимаю рукой.
Дивные длинные ноги,
Нежно-упругая грудь …
В общем, всего понемногу,
Соли добавить чуть-чуть.
Можно всё это всырую
Можно на тихом огне.
Дай я тебя поцелую;
Ты растворишься во мне.
Всё разложу по кусочкам;
Каждый мне близок и мил.
Тянется строчка, за строчкой,
Словно скопление жил.