мотивчик напелся и в ухе свистит:
один трансвестит полюбил травести
но тот лишь простая актриса
а та писал стоя и брился
для той что того - театральная роль
а этот что ту - привыкал исподволь
почтя свои новые свойства
иным бутафорским устройствам
и тут травести догадалась - женю
его на подруге моей - инженю
актрисе плюгавым и серым…
и стал трансвестит - инженером
Собрал заключенных начальник тюрьмы:
- Депеша намедни пришла из Москвы!
Бумага сурьёзная, подпись, печать.
Театр приказали тюремный набрать.
Людей чтоб от дел нехороших отвлечь,
Побольше народу в театр привлечь.
Шекспиров там, Гамлетов нам не осилить,
Вот детскую сказку, нам будет по силам.
Но сам никаких я припомнить не смог.
Кто помнит какую?
Кричат:
- Теремок!!!
- Отличная сказка! Её и поставим!
Сейчас быстро список актёров составим.
Кто будет играть и проявит таланты,
Получит на ужин добавку баланды.
Тут встал заключенный по кличке «Блоха»:
- А кто согласится играть Петуха?
Бывает, плачутся иные
Что дома провели все выходные,
А я был в опере с женою
И то не ною.
Там после театрального буфета
С трудом воспринимая суть либретто
Под ласковые переливы вальса
И окультурился и отоспался.
Наиболее ярким представителям
большого балета, посвящается.
Он крутил фуэте
На подмостках Большого театра.
В серебристых лосинах
И с нежным жабо кружевным.
Был он свеж и пленителен,
Словно фиалка Монмартра.
И средь прочих цветов он глядел
Васильком голубым.
Первый акт подходил уж к концу,
Канделябры сияли.
Оркестранты елозили томно
По струнам смычки.
Зритель, вечно признательный
И завсегда благодарный,
Тщетно пялясь в программку,
Бинокли ронял и очки.
Ну а он все крутил,
Набирая еще обороты.
Словно миксер
пространство взбивал он
Упругой ногой.
И пружинился торс,
Будто тушка у птицы на взлете.
Зритель замер, встревоженный
Этой опасной игрой.
А на первом ряду
Волновались, щипая колени,
Утонченные юноши,
С ликами полной луны.
Очевидно, что им досаждал
Этот миксер на сцене,
Потому что желали его
Наблюдать со спины.
Весь пунцовый,
Со вздутыми жилами от ускоренья.
На последний виток уже шел,
Но, почуяв беду,
Вдруг, внезапно, взлетел,
Не избегнув земли притяженья,
Рухнул прямо на трепетных юношей
В первом ряду.
Сколько пылких эмоций
Читалось на лицах их нежных!
Сколько злого восторга и ласки
В прекрасных очах!
Ухватив лишь за перси
И выбритые подмышки,
Через зрительный зал
Утащили его впопыхах.
Зритель, вечно признательный,
Искренний и благодарный.
В вечном храме искусства,-
Не где-нибудь там, в варьете!-
Ждал, сморкался и верил,
Что скоро отпустят артиста.
И тогда, наконец, он докрутит
Свое фуэте.
Он спешил с любимой на премьеру.
На балет... Был девушки каприз.
Льдина, да немалого размера,
С крыши дома полетела вниз.
И погибла юная невеста,
Так и не увидев па - де - де...
Вот тебе и музыка оркестра,
Вот тебе и танец лебедей.
Он с юности любил театр
За дух его и атмосферу.
И был, конечно, очень рад,
Когда пришёл вдруг на премьеру.
......
Она стояла как богиня,
И лик её манил извне.
......
И вот эту помпезную встречу
Незнакомых совсем людей,
Может, мало кто заприметил...
......
Вот окончен спектакль.
Было много оваций.
Но смотрели они его краем глаз.
......
Я смотрел им вослед восхищённый.
Валерий Алалыкин,
"Встреча в театре"
Придя в театр на премьеру,
Когда звонка сыграло – три,
Он встретил там свою Венеру,
Которой грезил изнутри.
Как лик её манил снаружи,
Пленяя с внешней стороны!
И он себе промолвил: "Ну же!",
Извне поддев свои штаны.
Была торжественная встреча
Двух незамеченных людей.
Гремел оркестр, звенели речи,
Взлетали стаи голубей.
Театр жил игрой сюжета.
Лишь край их глаз и край ушей
Слегка откликнулись на это –
Им встреча их была важней.
И я конкретно восхитился:
Они – реально – шли вдвоём.
И этот случай отразился
В стихотворении моём.
Представим – пьют. Допустим где-то в зале.
Король наследный, этакий Бурбонс,
Философ бледный с грустными глазами,
Священник в мантии, надушенный альфонс
Бежавший из колонии грабитель,
Затем палач с клещами и кнутом,
Еще купец, путана и учитель
И спящий пьяный нищий под столом…
Отпив вина, брезгливо щуря глазом
Надменно первым выступил король –
Есть разум ли у автора рассказа,
В сей пьеске предоставившим мне роль!?
И гневно оттопырив ягодицы
Он закричал, - Бесчестью не бывать!
И попытался вылезть из страницы,
И шпагою меня отлупцевать.
Я ткнул пером в оскаленную морду
Вернув назад кичливого грача,
Грабитель усмехнулся, - Ишь ты, гордый!
Опасливо косясь на палача…
Рыдая крокодильими слезами
Монарх упал, уткнувшись в кружева,
И лишь путана, глядя масляно глазами
К нему на цыпочках, тихонько подошла.
- Что власть? Одна красивая витрина.
За ней – зависимость, гордыня и порок.
Философ, поедая буженину,
Спокойно и печально произрек.
Священник заступился, - Государство,
Погрязнет без правителей во мгле.
Коль короля, помазал Бог на царство
Он нам – наместник Бога на земле!
Купец кивнул, и нежно, как причастье
Налил в бокал рубиновый Кагор, -
Беда, когда нет твердости во власти!
Анархия, убытки и разор.
Учитель вскинулся, - В истории примеров,
Не знаю, чтоб народные бунты,
Косили как косой миллионеров.
Страдают - благородные умы!
Философ, соглашаясь, рассмеялся,
Купец тяжелым взглядом надавил, -
Гляди ты, благородный отыскался!
Поди, и сотни в жизни не скопил?
- Не трожь учителя! – Грабитель вынул ножик,
Палач напрягся, затуманился купец,
Священник зачастил про царство Божье.
Философ приналег на холодец.
Учитель выпил водки полстакана
Купец, зачем-то вынул три рубля,
А опытная, чуткая путана –
На миг оторвалась от короля.
Повисла ситуация на грани,
Зевнул философ, - Грешные – грешат…
Махнул рукой грабитель, - Ну вас, в баню!
И выпил с палачом на брудершафт.
Священник широко перекрестился,
Учитель ухватил его за крест,
Купец, до изумления напился,
И плакаться к философу полез.
Поплыли тосты, в рты рекою литься,
За Библию, за зону, за мундир…
Альфонс, распаренный и томный как девица,
Проворковал с фужером, - Выпьемте за мир!
Грабитель помидором поперхнулся,
Философ удивленно замолчал,
С открытым ртом учитель обернулся,
Палач раздутым пузом пробурчал.
Альфонс, улыбку девичью теряя,
Морозно вздрогнул, и не в такт передохнул,
Шагнул назад, ногам не доверяя,
И в плечи голову, поникшую втянул.
Вздохнул философ, обреченно на пол сплюнул,
Отбросил вилку, посмотрел на образа,
Ругнул меня, и пододвинувшись со стулом
Закрыл священнику ладонями глаза…
Что ж было далее, а дальше было просто –
Купец крушил альфонса кистенём,
Палач кнутом, учитель трескал тростью,
Хотя при чем альфонс здесь? Не причем.
Грабитель между тем не стал мараться
Он занялся делами поважней,
Он к королю в углу с путаною, подкрался,
И дал путане в морду без затей.
Приставил нож, к монаршей белой глотке
Стянул с него алмазное колье,
С путаны, снял сережки и колготки
И грубо отъимел на короле.
Когда король пришел в себя взбешенный
Грабителя и след успел простыть,
Но чести королевской уязвленной
Уже без разницы, кого было крушить!
Схватил он шпагу, символ мушкетера
Пронзил путану насквозь, через нос,
Потом проткнул альфонса через штору
Где прятался изломанный альфонс.
Купец с учителем, держали оборону
И дрались яростно, на каждом рубеже,
Учитель – аллюминевым поддоном,
Купец – подсвечником, работы Фаберже.
Палач, споткнувшись – пал и отключился
Философ в туалет ушел блевать,
Священник только истово молился,
А я, пытался ручку оторвать…
Но ручка, все порхала и порхала,
Но вот… Ура! Я слышу топот ног.
Ночная опергруппа прискакала,
И всю компанию – впихнула в воронок.
Забрали пьяных, раненных, убитых,
И, наконец, настала тишина!
Блестят осколками следы кровопролитий
И пятна влажные, на скатерти вина.
Откуда звук? Как будто, кто-то дрищет,
Кто здесь? – кричу, обыскиваю дом,
О Господи!.. Ведь тут же, еще нищий!
Храпит себе, забытый под столом.
Тяну на свет, - Вставай, вставай дружище,
Окончен бал. Давно пора уйти.
На вот, держи, закуску и винище,
На лавочке заглотишь по пути.
И вот, последний, выставлен за плечи,
И вот, один, зеваю на тахте,
Окончен бал. И тихо гаснут свечи.
И гибнут тени, растворяясь в темноте…
Не театрал я, не страдаю,
В театры с детства не ходил.
Но как-то раз, совсем случайно
В театр драмы угодил.
Я был сражён игрой актёра,
Он весь спектакль один играл.
О, боже!!! Как он с ролью сжился,
Как он страдал, как он рыдал!
Весь зал ревел, ему внимая,
Актёрище!!! Какой талант!!!
Вот настоящее искусство!!!
Каков мастак, какой гигант!!!
Такие выдавал гримасы!!!
Такие изрекал слова!!!
Он был артист, артист от бога,
Я не расплакался едва.
После спектакля я украдкой
К нему в гримёрку проскочил.
Я долго тряс актёру руку
И комплементы говорил.
А он сказал в ответ с ухмылкой:
- Бог с Вами, это лишь игра!
На кой мне в эту роль вживаться?
И так своих проблем гора.
Я говорю:
- А как же слёзы?
Страдали Вы, глаза не врут!
А он в ответ:
- Да, …слёзы были…
Но это мне ботинки жмут!
Идет спектакль который час
С любовью и изменой,
Но мы не знаем, что сейчас
Творится там, за сценой.
Там мир иной, сугубо свой,
Там грим совсем не нужен,
Там если бой, так значит бой,
А ужин, значит ужин.
Иной спектакль, где чувства нет,
Пара уже расстаться,
Но длится с полдесятка лет
Слепая пертурбация.
Мочалится, не рвется нить,
И нет другой — заменой.
Тебя винить? Меня винить?
Или того — за сценой?
Жизнь потеряла цвет и смысл,
Расстаться с ней непросто,
Спешит тропинка круто вниз
И рвется у погоста.
Нож отточи, не будь дурак,
И острием по венам.
Но как воспримет будет шаг
Твой, тем, кто там, за сценой?
Был бел душой, хоть чёрен телом -
У мавров смуглые тела.
И Дездемона у Отелло
Весьма застенчива была.
В её глазницах жили очи
Сверхположительной красы.
Она любила, между прочим,
Есть по утрам голландский сыр.
Но из под носа воровала
Ворона сыр исподтишка.
И Дездемона горевала
Под задушевный звук рожка.
Хлебала винный спирт из фляги,
Пьянела медленно, и вот
Явился искуситель - Яго,
Поцеловал её в живот...
Но Дездемона не успела
Отдаться в плен большой любви,
Ворвался в комнату Отелло
Со скромной целью - удавить
Изменницу в порыве страсти,
Что колобродила внутри.
Он вынул карты чёрной масти
Со дна колоды, сразу три.
И по раскладу выпадало
Невозмутимое очко.
И Дездемоне карты дал он,
Перевернув её ничком.
Хрипел: - Молись, путана, на ночь!
Пришёл твой самый смертный час.
И стал душить так постоянно
С похмельным тремором в плечах...
Но силы пыла не хватило
Лишить дыхания любовь.
Взревел Отелло, как Атилла,
И впился в мертвенность "губов"...
Месть завершилась хэппи-эндом,
И Дездемона ожила.
Звучала музыка джаз-бэнда...
Друзья, подайте за талант!
Меня с детства звали убогим
И от карающего ремня
Только очень шустрые ноги
Зачастую спасали меня
Подрастал и меня дразнила
Интернатовская ребятня
Почему-то звали дебилом
Даже многие учителя
После армии-град Саратов
На строительстве бань и дворцов
Я впервые попал в театр
И там остался в конце концов
Понял я как уравнения
И задачи жизни решать
Без труда и в одно мгновенье
Это все я могу станцевать!
Танцевал, видел мир со сцены
К сороковнику даже устал
Каждый год ездить в эти Вены
Да и пенсии возраст настал
У меня есть семья и дети
Дом, достаток и денег скопил
И один лишь вопрос на свете
Так дебил я иль не дебил?