Мадам, а дед ваш - не служил в ЧеКа?
Какие в вас взыграли предрассудки:
Двусмысленной, но безобидной шутке
Была ответом хлёсткая рука?
Вы - явно не монашенка, мадам -
Из тех, что свой клобук на топ сменили:
В монастыре б вам точно объяснили,
Что это - грех: поэта - по мордам!
У вас ручонка веская, как лещ,
И что с того? Мы с вами - не на сцене!
Вы знаете, что неприкосновенен
Кто вещ? Не вещь, а - как блаженный - вещ?
В вас - дедов ген, и пол-ведра отравы,
А я - не ангел божий во плоти,
И не пацан сопливый, чтоб снести
Позор от пьяной в раздуду шалавы!
И пусть я мягко отразил ладошку,
Метнувшуюся с грацией гюрзы -
С небес упали медные тазы,
И встал намёк на скатертью-дорожку...
Что ж, у меня есть семь секунд на сборы...
Да-да, мадам, ваш дед служил в ЧеКа:
Они могли вот так же, с кондачка,
Поэта взять, как нудного сверчка -
И шлёпнуть! За одни лишь разговоры!
Мы у нас, повзрослели едва,
Как уже и по фильмам, и прессе
Знаем штатовских копов слова,
Что всегда говорят при аресте.
Мол, всё то, что ты скажешь, чувак,
По закону (мы с ним очень дружим)
Можно будет использовать так,
Что тебе же потом станет хуже…
Я не в Штатах, а здешний мужик,
Но откроюсь, друзья, перед вами, −
Помня копов науку, язык
Я стараюсь держать за зубами.
Скажешь где-то, бывало, и тут
Собеседники – сетуй не сетуй –
Все слова твои так переврут,
Разнеся их по белому свету!
На музыку улиц - слова.
Неряшливый, рваный ритм.
Раз-два, раз-два-три, раз-два
Вальсируют фонари. (с)
Деревья гнутся под Ламбаду,
Луна на небе ча-ча-ча.
Я ангажирую ограду
В центральном парке. Сгоряча
Сгибаю прутьев вязь решётки,
С прогибом танго - Кумпарсита.
Движенья выверены, чётки.
Вот где талантище зарыто.
Ногами Па и Пируэты
Такие бацаю - улёт.
Гапак в беседке тёмной где-то.
Аплодисменты: "во, даёт!"
Мазурку с лавкой, с урной Румбу....
Наряд с мигалкою замёл.
Недотоптал вприсядку клумбу,
Остановили. Протокол.
Дай, начальник, закурить и дай огня.
Не курить подолгу - трудно без привычки.
Там, в вещах, тобой изъятых у меня,
Погляди - и сигареты есть и спички.
Слышь, начальник, я хочу поговорить.
Хоть разок ответь по совести... Слабо? Да?
Почему нельзя с расстройства закурить
Человеку, потерявшему свободу?
Слышь, начальник, все мы люди на земле.
Объясни, мне интересно, даже очень,
Почему хотеть я должен в туалет,
Лишь тогда, когда ты вывести захочешь?
Ты смеешься? Ну, посмейся, коль смешно.
Затянись, пусти колечко дыма ловко.
Издевайся, для тебя любой - говно,
Кто по прихоти судьбы попал в "нулевку".
Я стерплю, ты повыделывайся всласть,
Мне так горько, что уже не станет горше...
Говорят, что человека портит власть.
Эх, начальник, до чего же ты испорчен.
Как ты хочешь, чтоб я гладким стал, как шелк,
Чтоб, скользя, в любую щель вползал без мыла.
Ты в начальники по воле - не прошел,
Видно масла в головенке не хватило.
Я ж, начальник, вольным был - еще вчера,
Я ж, начальник, не отвык еще от воли!
Слышь, начальник, далеко ли до утра?
Эй, начальник, закурить-то дал бы, что ли...
Ты смеешься и молчишь. Глухонемой!
Не ответишь мне, и закурить не дашь, но
Как же ты идешь по улицам домой?
Мне по совести скажи, тебе не страшно?
Все проходит. Будет утро, будет день...
Может, следствие и суд... И путь далекий.
Будет воля! А тебе - всю жизнь - сидеть,
Если только не загнешься раньше срока!
Экс по следам "На допрос в прокуратуру"
Злой шутник
Жми сюда
На допрос в прокуратуру
Шел испуганный поэт,
Со стихами нес брошюру,
Чтоб за них держать ответ.
О родных краях и весях
Сочинял он много лет.
Что ему хотят повесить,
Ведь не орден на жилет?..
Прокурор смотрел сурово,
Ухищренно щуря взгляд.
Будто знал он стопудово,
Что поэту шах и мат.
- Вы разведчик, информатор? -
Начал он издалека.
- Для буржуев навигатор
Зашифрован в текст стиха?
"Две берёзки, камень, речка" -
Это к базе верный путь!
Помогаете утечкой
Мировой пожар раздуть?
Дальше точные наводки:
"Уши чудо-лопуха
Лезут в щели загородки,
Чтоб услышать петуха..."
Дали вы координаты
Неприятелю в стихах!
Как узнали, что сарматы
За забором в лопухах?
Срочно сдайте все книжонки!
Вас, как водится, в расход...
Из-за местной самогонки
После сна бросает в пот!..
Что собрались, больше делать нечего?
Не гневите Батюшку Царя!
А ты откуда взялся, гуттаперчевый?
Лопоухим в детстве называли зря?
Перекличку меж собой давно вы делали?
Так скажу, что многих уже нет,
Вот подумайте башкой- не слишком смелы ли,
На Царя когда вы пишете памфлет.
Так вот знайте, что следят давно за вами
И записывают каждый ваш сонет,
Кстати Штопор до***делся, между нами,
Срок ему впаяли- восемь лет,
Пусть тома там пишет острословные,
Развивает пошленький сюжет,
Срок ему совсем- то не условный,
А на зоне интернета нет.
Что б вы знали- не один я тут сексотом,
Псевдонимов я конечно не скажу,
Не ропщите и холодным покрывайтесь потом,
Может скоро ночью к вам придут.
Лопоухий, знай- ты будешь следующим,
Мы вас перетопим, как котят,
Да узнай, кто тут у вас заведующий.
Скажешь, может срок тебе скастят.
***
Мне оценки можете не ставить,
Мне они и на хрен не нужны,
Не для этого я тут поставлен,
А вот выслушать обязаны, должны.
Ну покедова, пора вам делать выводы,
И по тщательней фильтруйте свой базар,
И не думайте, что будут перевыборы,
Главный мне об этом Сам сказал.
Вчера с тревогой и душевной болью следила за обысками и в квартирах активистов оппозиции.
Нет слов - беспредел! И мне вспомнилась история уже шестидесятилетней давности, но так ясно, будто это было вчера.
Мама с папой вернулись в освобождённый от оккупантов Брянск из города Горького, где эвакуированный вместе с заводом отец всю войну проработал токарем. В семье тогда было двое детей: сестра Галя и я. Затем появились ещё двое - брат и сестра.Сначала мы ютились в одном домишке с бабушкой и мамиными сёстрами, но через пару лет отец заработал на свой угол (комната и кухонька). Можно сказать, по тем временам - хоромы. Ещё бы: пол-домика и небольшой приусадебный участок.
Во второй половине, за стенкой жили мамина дальняя родня, у них тоже двое ребятишек, наши сверстники. Жили мы дружно, помню, тётя Маня угощала нас драниками (оладьи из картошки), моя мама - их тоже, чем могла. А отец - он был на все руки мастер - шил, чинил обувь, смастерил на всю ребятню огромные качели. А какие замечательные овощи он выращивал! В его парниках под стеклом красовались и "нежинские" огурчики, и розовые, красные, жёлтые помидоры из собственной рассады. Конечно, плёночного покрытия в 50-е годы не было, и возни с парниками было хоть отбавляй. К чему я это рассказываю? Вроде, всё как у всех.
Но, по-видимому, с какого-то момента наша дружная жизнь с соседями разладилась. Хотя я тогда мало что понимала. Мы ходили с соседским Сашкой в детский сад, и нас там всегда звали братом и сестрой. Да, мы и не ссорились.
И вот к тёте Мане приехала её сестра с мужем, к тому же у них намечалось прибавление в семействе. Помню, отец очень нервничал, мама тихонько плакала. Кто-то сорвал наши общие качели, кто-то разбил стёкла в парниках... Ну, и пошли пакости по мелочам.
И вот, в один прекрасный день мы погрузили нехитрый скарб на телегу, и переехали в другой дом. Это был практически сруб, без перегородок, но с крышей, полами, русской печкой, на которой мы (дети) спали. Отец повеселел, хотя я из его разговоров с мамой поняла, что дом куплен в долг, и за него придётся не один год выплачивать.
Но это был уже свой дом, причём с приличным огородом. Обрабатывать его и мы, мелюзга, тоже помогали. Отец соорудил во дворе водокачку с такой длинной изогнутой ручкой, и уже не надо было таскать воду издалека, завёл двух козочек (вот и своё молоко), посадил саженцы "штрифеля", "антоновки", груш, вишен. Жили практически со своего огорода, а заработанные деньги родители, видимо откладывали, чтобы выплатить долг.
Однажды ночью (кажется, это была поздняя осень), к дому подъехала машина, в дверь громко заколотили. Времена были неспокойные, я думаю, родители здорово перепугались. Потом я услышала громкие чужие голоса .Меня, братика и старшую сестру (ей было лет 10) заставили слезть с печки и одеться. Младшая, годовалая Анюта, громко заплакала.
Мы со страхом смотрели, как чужие дяди выбрасывали из платяного шкафа все вещи на пол, переворачивали и родительскую, и наши постели, копались и в детской кроватке.
Было страшно. Мама прижимала к себе ревущую Анютку, папа с белым, как мел, лицом, повёл непрошеных гостей в кладовку, и дальше, по лестничке, на чердак. По-видимому, обыск для гостей прошёл успешно, они что-то радостно восклицали, собрали в кучу вещи, стали выносить в машину. В это время один дядечка подошёл к маме, и что-то сунул ей под детское одеяльце. Папу забрали и увезли.
Мы провели тревожные девять месяцев. Помню разговоры шёпотом о каких-то адвокатах, о том, что заявление на отца написал тот родственник, которому срочно понадобилась наша половина дома, а отец не захотел её продать, о том, что скоро будет суд. и маме лучше привести с собой всю "ораву", может будет послабление.
Помню старое деревянное здание районного суда со скрипучей лестницей. Что говорили, не запомнилось, и скорей всего это было не подвластно детскому уму. Свидетели нас жалели, угощали в "предбаннике" домашними пирожками. Мама держалась, кажется, из последних сил, отец ссутулился и был очень бледным.
Из зала суда отца освободили. "За недоказанностью", так, вроде, было сказано. Но могу и ошибиться. Отец прожил после этого два года. Что с ним делали в тюрьме, взрослые никогда не говорили. Но мне так кажется, что ему отбили всё, что можно. Умер он, не дождавшись назначенной операции, после обильного внутреннего кровотечения. Было отцу 37 лет, и оставил он на мамино попечение пятерых детей. Мама выстояла и пережила отца на 50 лет.
Мы тоже все живы. Да, когда я, уже взрослая, спросила её, а что сунул ей тогда при обыске милиционер, она сказала: "Часть денег, чтобы вы не умерли с голоду". И прибавила: "Если бы об этом узнали его товарищи, его бы тоже увёз "воронок" вместе с отцом." Вот так.
Я как-то шёл домой не очень трезвый,
Ко мне три патрулЯ впотьмах подплыли,
И робко, я сказал бы, а не резво
Мой паспорт предъявить им попросили.
Милы они все были и учтивы,
Подмигивали мне и улыбались,
Насвистывали томные мотивы,
И рук моих дотронуться пытались.
Зачем-то тут наручники достали,
Дубинки почему-то расчехлили,
И руки мои нежно приковали,
Дубинками же гладили, не били.
Уазик вскоре розовый подъехал,
С усатым напомаженным водилой,
И стало мне совсем уж не до смеха,
И я от них рванул с такою силой,
Что в трёх местах наручники порвались,
Как будто были сделаны из ваты,
И два часа менты за мной гонялись,
Крича вдогонку - "Котик, ну куда ты?"
С тех пор не пью - вот вылечили, суки!
Домой иду лишь засветло с работы,
Хватило и один раз той науки -
Ментов теперь боюсь аж до икоты!
Но хватит о ментах точить тут лясы,
Ведь надо подытожить поскорее -
Не все в ментуре Злые Пи@арасы,
А есть средь них и Добренькие Геи!
(краткая справка: после этого инцидента всех плохих милиционеров уволили,
а милицию назвали полицией, чтобы их сотрудников не ассоциировали с плохими милиционерами.
А о полицейских я не сказал ни одного плохого слова. Вот) :-)
Остыли страсти и еда остыла,
когда, крича «Аллах акбар»,
в вечер праздничный не с фронта – с тыла,
в вечер праздничный не с фронта – с тыла
три чеченские коня ворвались в бар.
И уносят меня, и уносят меня
из бара звенящего вон,
три чёрных коня, эх, три чёрных коня
три чёрных коня из ОМОН.
Всех причастных и сопричастных – с Днём Энергетика и Наступающим Новым годом
А у нас, а у нас
Прям в окно влетел спецназ.
Перерыли всё в квартире,
Побывали и в сортире,
Лезли в ванну, в унитаз,
Удивил всех нас спецназ.
Что искали в самом деле?
Знать, не в то окно влетели,
Перепутали и час,
Во какой у нас спецназ.
А в соседнем то окошке
Решето поставил Прошка.
Всё продумал наш сосед
Не зря лазил в интернет.
Фиг, кто сунется к нему,
Он всё сделал по уму.
Ну а мы в своей квартире
Только стёкла починили
Как напортил всё спецназ,
Вместо Прошки выбрал нас.
Ходит Прохор весь в мехах,
И костюмчик в петухах.
Как наводку он им дал?
Прохор просто был нахал.
А соседям дал на водку,
Чтоб всю жизнь он ел селедку
А не черную икру,
Вот опять спецназ --- бегу!!!
:)