Ежедневно встаю на весы по утрам,
До, и сразу же после бритья,
Вес мой пляшет на 21 килограмм -
Столько весит щетина моя!
Утром трижды меняю запаски в станке,
Подбираясь к обеду к усам,
Но уже непременно на правой щеке
Отрастает порядка ста грамм!
Я выдёргивал бороду с корнем раз пять,
Над конфоркой палил иногда,
Получалось, урраа! Но на утро опять
Только гуще была борода!
Потому в январе только отпуск беру,
И от лени не бреюсь ни дня,
И когда так гуляю в сосновом бору,
Принимают за Йети меня!
Но не Йети, не Снежный я чел, не Бигфут,
Как считают все люди везде,
Просто волосы быстро, подонки, растут,
В непокорной моей бороде!
О, Борода моя седая,
Тебя сегодня буду брить!
Дурной обычай соблюдая,
Чтоб соблюсти приличий нить…
Растил её я две недели!
Я к ней уже почти привык.
Но тут в домашнем женотделе,
Ребром вопрос о ней возник..
Колюч мой облик и ужасен!
И крошки вязнут в бороде..
Вердикт о ней предельно ясен.
Она в опасности! В беде!
Прошу оставить мне бородку,
Испанских грандов например?
Чуть-чуть волос по подбородку?
Их отстоять я не сумел..
Серьёзно смотрит бородатый,
Из зеркала мужчина злой..
И виснет пена белой ватой,
И машет с бритвою рукой..
Внушает людям уваженье,
К моей персоне борода.
А без неё мне вне сомненья,
Не быть брутальным никогда..
Мужики: Толстяк Жми сюда Подарок мужику Жми сюда Один Дома… Жми сюда Дельный Жми сюда Старые друзья Жми сюда В нашем балагане.. Жми сюда «Удачная» шутка Жми сюда Мужик и шавка Жми сюда Будни деловые.. Жми сюда В гараже.. Жми сюда Мечтания.. Жми сюда Жёлтый резиновый утёнок Жми сюда О вреде творчества здоровью Жми сюда По зрелым размышлениям Жми сюда Мужик Жми сюда На полном пару.. Жми сюда Наелся Жми сюда
Когда-то был я молодой,
Ходил с волшебной бородой,
Но утекли мои лета,
И борода уже не та.
Я с бородою был, как бог,
Умел сказать «Трах-тибидох!» -
И умолкали шум и хай
(Старик Хоттабыч, отдыхай!)
Тогда я верил, демократ
Страну подымет, как домкрат,
Но не случилось ни хрена –
Не тот домкрат? Не та страна?
Один знакомый содомит
Мне намекнул на динамит -
Мол, это правильный домкрат,
Иных сильнее во сто крат!
Но вьется мыслей череда:
Во всем повинна борода –
Она не мелет, ни кует,
Трах-тибидоха не дает.
И вместо, чтобы попотеть,
Народ приучен похотеть.
Ушли хоттабычи от нас,
Рулят хотябычи сейчас.
Я устремлю свои труды
На приращенье бороды,
И скажет мне какой внучок:
«Дай волосинку, старичок!»
И я, покуда не издох,
Отдам: «Твори трах-тибидох!»
И солнце выглянет лучом,
А демократы тут при чем?
А демократы не при чем.
Заподлицо с проезжей частью,
Объят в коленях слабых дрожью,
Лежал и думал я, что счастье –
Когда ты ходишь с бритой рожей.
Милиция Полиция не остановит,
Ведь ей я чистенький не нужен,
И на осеннем грязном фоне
Меня не опрокинут в лужу.
Не спросят в паспорте прописку,
И не потащат в отделенье.
Большому я подвержен риску,
Когда небрит аж с воскресенья.
Вдруг перепутают с кавказцем…
Начнут искать следы уколов...
***
И вот шагаю дальше с ранцем
В четвертый класс родимой школы!
Я и еще восемь бойцов в составе очередного наряда ночью чистили на солдатской кухне картошку. Бак с очистками периодически выносили за кухню и опорожняли прямо на землю. Утром их должны были увезти в подсобное хозяйство на корм свиньям. Но очистки привлекли чье-то внимание уже этой ночью. В желтом свете, льющемся из фонаря на столбе, появилась крупная пятнистая коза и стала неторопливо хрумкать картофельной кожурой, недобро посматривая в нашу сторону. В ограждении части было много дыр – признаться, мы их сами понаделали, чтобы время от времени сматываться в самоволки в городишко Петровск, на окраине которого пристроился наш славный батальон. Видимо, через одну их них и просочилась эта рогатая бестия. - А давай мы ее подоим, - внес полезное предложение рядовой Витька Тарбазанов (вне строя – Тарбазан), с которым мы вынесли очередную бадью с жирными очистками. – Знаешь, какое у коз молоко полезное!
- Давай, - согласился я. - Только вдвоем мы ее не поймаем, они очень шустрые, эти козы.
- Понял! – сказал Тарбазан и ушел за подмогой. Вскоре из кухни вывалило целое отделение одуревших от многочасовой возни с картошкой бойцов, с кружками, котелками – можно было подумать, что собрались доить слониху. Взяв в кольцо насторожившееся животное, мы стали подступать к нему с подхалимскими присюсюкиваниями типа: «Не боись, дура бородатая, мы тебя только подоим и отпустим». Коза затрясла бородой, пригнула башку и первым боднула Тарбазана. Потом ее рога впились в толстый зад улепетывающего командира отделения ефрейтора Карачевцева. Он басом сказал: «Мама!», перекувырнулся через голову, но все же умудрился схватить разъяренно блеющую козу за рога. Тут и мы подоспели, схватили придушенно мекающее животное кто за что смог. Я держал ее за бороду и кричал Тарбазану:
- Дои скорее!
Витька встал на колени и завозился с котелком в той области козы, где кончался живот и начинались хвост и все остальное. Возился он подозрительно долго. Коза от такого бесцеремонного отношения просто зашлась в крике. Неожиданно Тарбазан сплюнул и зло сказал:
-Козел!
-Сам козел! – прорычал Карачевцев, уставший держать вырывающееся животное.
-Дои давай!
-Да за что доить-то? – с отчаянием сказал Витька. – Это же козел.
Повисла тишина. Потом раздался громовой хохот, да такой, что в ближайшей казарме проснулась целая рота отдыхающих солдат, и они высыпали в трусах наружу.
- Пошел вон, и чтобы мы тебя здесь больше не видели!
Карачевцев дал здоровенного пинка всклокоченному козлу, тот подпрыгнул на месте и устремился к дыре в заборе. А мы поплелись завершать выполнение боевой задачи – дочищать картошку. Натощак.
Укромный берег реки. На песочке отдыхает компания из трех милиционеров. Они без головных уборов, в трусах, но при этом в форменных рубашках, хотя и расстегнутых. Пьют, закусывают, хохочут. Один из них, с погонами сержанта, встает и идет к воде – там в авоське охлаждается пиво. Сержант собирается вытащить авоську и вдруг видит прибившуюся к берегу странную черную бутылку с засургученным горлышком.
Сержант, вылавливая бутылку: Во, сургучом запечатанное. Никак, импортное бухалово кто-то обронил. Давно, видать плавает, вон даже этикетку смыло.
Он несет бутылку к своим.
Сержант: Винца нам бог, или лох какой, послал! Будете?
Остальные двое милиционеров, подставляя стаканы: Наливай!
Сержант, обстукивая сургуч рукояткой пистолета, откупорил бутылку. Оттуда вдруг повалил дым. Когда он рассеялся, милиционеры увидели классического джинна: смуглого, в шароварах и халате, в чалме, с длинной бородой.
Джинн, сложив ладошки перед собой, радостно улыбается: Салям алейкум, почтенные! Вот я и на свободе!
Сержант, толкая локтем капитана: Слышь, говорит, что он откинулся!
Другой милиционер, с майорскими погонам: Ты кто такой, краснокожий, где чалился
Джинн: Так я ж этот, джинн, о наихамейший! Или ты про Хоттабыча не читал?
Майор: Какой еще Похабыч, ты чего мне тут впариваешь? А ну, покажь регистрацию!
Джинн: А что это такое?
Капитан, похлопывая дубинкой по своей ладони: Тебя, козел, спрашивают, где ты постоянно проживаешь?
Джинн, поднимая свою распечатанную и все еще дымящуюся бутылку: Про козла ничего не знаю, а я живу вот в этой посудине, о недоверчивый мой!
Сержант: Врешь, падла! А ну, плати штраф. Двести рублей!
Капитан: Мало. Триста давай!
Майор: Нет, пятьсот!
Джинн, выворачивая карманы: Кто больше? Все равно у меня нет денег, о коррупционные мои! Вот если вы закажете… каждый по желанию…
Майор, перебивая его, кричит: Ты смотри, на что нас этот баклажан подписать хочет! Что-то про заказ бухтит… Хочет, чтобы мы ему мокруху заказали. А ну-ка врежьте ему, ребята, как следует!
Милиционеры повалили джинна на землю и отходили его дубинками и ботинками. Джинн потерял сознание. Сержант на прощание подпалил ему зажигалкой бороду. Вся троица погрузилась в уазик и, включив сирену, отбыла восвояси.
Тот же берег. Костерок, возле которого сидит живописная компания из нескольких бомжей. Среди них и наш джинн. Он мало чем отличается от бомжей: у него огромный фингал под глазом, от роскошной бороды остался один огрызок, криво сидящая чалма развязалась и конец ее свисает с головы, халат изодран. Джинн явно пьяный. Одной рукой он берет поданный ему стакан с водкой, другой – уже надкушенный соленый огурец.
Джинн: Ик! Ну, славные дервиши, за вас!
Выпивает, хрустит огурцом, доброжелательно посматривая на своих новых знакомцев. Один из бомжей, посмотрев на свет пустую бутылку, печально говорит: Все, выпивка закончилась! И денег нет.
Джинн: Так вам денег надо, о приятнейшие из приятных людей? Сейчас, сейчас
Он пытается вырвать из огрызка бороды волосок, но у него ничего не получается.
Другой бомж: Надо идти сдавать пушнину.
Он складывает валяющиеся вокруг пивные и водочные бутылки, пересчитывая их. Потом с сожалением говорит: На пузырь не хватит. Надо бы еще штук несколько.
Джинн: О! Я сейчас.
Он трусит в ту сторону, где сидели милиционеры, шарит в траве и возвращается к компании с несколькими пустыми бутылками в руках, в том числе со своей
Джинн: Пойдет?
Бомж складывает принесенную им тару в пакет, долго вертит в руках бутылку джинна: Странная какая-то. Ну да ладно, сегодня Петрович на приеме сидит, уболтаю как-нибудь. Пошел я, ждите.
Он уходит. Один из бомжей, подмигивая соседу, обращается к джинну: А ну, Джинн-аль-Борода, расскажи-ка нам еще раз свою историю!
Джинн, торжественно: П-плавал я, плавал, о любознательные дервиши, в своей бу… бутылке пять веков - ик!, - а также тысячу дней и тысячу ночей. Никого не трогал. А тут менты! Спросили меня про какую-то ре…регистрацию. И все, приплыл. Дальше – о, прости меня, Аллах, - ни хрена не помню!.. И вот я с вами! И мне еще никогда так хорошо не было, к-клянусь остатком своей бороды! (Плачет, утираясь чалмой).
Вся компания весело хохочет.