Глаза слипались,
смотрел я косо.
Мотну башкою,
потом опять
Клонится "башня",
клюю я носом.
Скажу вам проще:
хотелось спать.
Мысль посетила -
взять застрелиться,
Сложив Читать дальше >>
Скажет скептик мне в ответ,
Этим сердце раня,
Что за гробом – вот уж бред! –
Нет нам воздаянья.
Что такое может быть,
В справедливость веря,
Вам готов я подтвердить
На простом примере.
…В мир иной уйдет артист,
Как и в жизни этой,
Провожает – зашибись! –
Гром аплодисментов.
Я, когда о том узнал,
Размечтался: если б
Свой придумать ритуал
Для других профессий!
Днями чин держал большой
Нас под кабинетом, -
И ему б однажды той
Отплатить монетой.
За потерянные дни,
Муки ожиданий
И его б не хоронить
Сколько сил достанет.
Вот судья футбольный, ас
Договорных матчей,
Тут, когда уйдет от нас,
Поступить иначе.
Тут, однако, не артист,
И за все, что было,
Провожать под общий свист
Криками «На мыло!»
А гаишник будь готов
По своим же меркам
Через каждых сто шагов
Проходить проверку.
Есть ли справок всех талмуд,
По тому ль маршруту,
Ну, а те, что гроб несут,
Чтоб дышали в трубку.
Все, кому неведом срам,
Жизнь кого не учит,
Если уж не здесь, то там,
Но свое получат.
Ушёл поэт достойно с честью,
Ушёл, буквально, на глазах,
С винцом внутри и грузом двести.
Отцы и матери в слезах.
Его душа не захотела
Смириться с нашим миром лжи
И улетучилась из тела,
И вот, пред нами он лежит.
Один, как прежде… гарный хлопец…
Ему бы жить ещё и жить
На Хохмадроме и в окопе…
Творить, тостировать, служить…
Ушёл!.. И горестные сценки
Рыданий ваших – ни к чему!
Не вы ль высокие оценки
Всегда не ставили ему?!
Не вы ль потехи только ради
Его хвалили смелый дар?..
Да и в Ханты-Мансийске, кстати,
Не вы ль устроили пожар?!
Ну, что ж… глумитесь… Он мишенью
Насмешек быть не захотел –
Ушёл скоропостижно гений,
Но он успел наделать дел.
А вы, писаки Хохмадрома,
Брюзги, зоилы, хохмачи,
Толпой стоящие у гроба,
Не вы ль поэта палачи?
25.08.2009
Я умру в декабре, от инсульта,
Перебрав вискаря с колбасой
И рука, уронив тело пульта,
Вдоль дивана повиснет.
- Постой...!
Закричит мне жена с перепуга
- Ипотека, скотина!... А дочь?
...но не будем мы слышать друг друга:
Улетела душа моя прочь.
Я парю над полями Вкраины,
Над Днепром, где ловил карася.
Где Куинджи, рисуя картины,
Лапал девок, мудями тряся.
А на Хохме все вдруг "затоскуют",
Крокодилья прольется слеза.
"Кекс"* заплачет, пославши дур к ***,
И закроет мне Жора** глаза.
20 октября сего года честные люди всего мира
с чувством глубочайшей горечи и скорби
отпраздновали годину успения великого сына
ливийского народа, Братского лидера и руководителя
первосентябрьской Великой революции
Социалистической Народной Ливийской Арабской
Джамахирии Муамма́ра бен Мухаммад Абу Менья́р
Абде́ль Саля́м бен Хами́д аль-Кадда́фи.
Мир праху его!
* * *
Не надо, не надо! – речей, эпитафий,
и так средь потомков не будет забыто
великое имя – полковник Каддафи,
который скончался, врагами убитый.
На горной дороге попал он в засаду
к коварным агентам Моссада и Штази,
когда в ранний час совершал ретираду
из местности Триполи в местность Бенгази.
От грохота выстрелов вздрогнули горы,
туманное утро свинцом поперхнулось,
и с матерной бранью бандитская свора
к упавшему навзничь шахиду метнулась.
Поправ постулаты Женевских конвенций,
нарушив все правила, госты и снипы,
под радостный вой волокли отщепенцы
его по земле из подбитого джипа.
И гнусно скрывая желание мщенья,
пытаясь казаться гуманными даже,
они ему – Дядя, проси, мол, прощенья,
а мы тебя, дескать, не сильно накажем.
Ну что тебе стоит, какая-то малость,
мол, смилуйтесь люди, лукавый попутал,
постонешь, поплачешь, надавишь на жалость…
Так каяться будешь, собака? – Не буду!
Припомнив из нежного детства примеры,
он плюнул в бандитов и сепаратистов,
как в фильмах советской страны пионеры
плевали в холёные хари фашистов.
Тряхнув шевелюрой, еще не седою,
он бросил подонкам в лицо, умирая:
- Мне смерть не страшна, ибо чту Бусидо я,
ни в жисть не оставлю пути самурая!
И пусть не увижу вечерней зари, я
останусь душой непорочным и чистым -
прощай же родимая Джамахирия,
воздай за меня либерал-исламистам!
И гордо поник головой кучерявой,
и карие очи навеки закрылись,
и жутко довольные зверской расправой
отряды повстанцев над телом глумились.
И плакала Ливия нощно и дённо,
ревели берберы, ослы и верблюды.
Он помер несломленный, непобежденный,
назло всем локтям и коленям Иуды.
Он сгинул в бою, а не в драке по пьянке,
и пистик в ладошку слепого наймита
вложил не Аллах, а бесчестные янки
за грязные шекели антисемитов!
…В тот вечер кроваво явилась комета,
хвостом разметав в небе звездные бусы.
И слёзы блеснули в очах Магомета,
и Будда всплакнул на плече Иисуса.
И дружно дивясь сей эпической силе,
совместным решением бонз всемогущих,
его, втихаря от врагов, воскресили
и тут же доставили в Райские кущи.
Прелестные гурии стайкою бойкой,
омыв страстотерпцу усталые ноги,
пошли показать, где отдельную койку
ему застелили в хрустальном чертоге.
Потом в жаркой баньке помыли, побрили,
укутали чресла в льняные одежды,
на темечке гвоздиком нимб закрепили,
и сделался он даже краше, чем прежде.
Святых и пророков суровые лица
при виде его просветляются вах как,
и ложе его на пиру олимпийцев
ошую Сатира, одесную Вакха.
Из солнечной выси теперь наблюдая
за бедствий юдолью и горя горнилом,
в небесной ладье и доспехах джедая
он плавает с Гором по горнему Нилу.
И пальцы щепотью к устам приложимши,
приветствует мир поцелуем воздушным,
пророча победу героям таким же,
спасение кротким и плеть непослушным.
- Облизали волны камень, мох слегка смочив.
Закрывая жизни ставни, я, Танюш, игрив.
Это озеро средь сосен помни навсегда.
У тебя еще есть осень, у меня - беда.
Но печаль дурное дело. Не для русских баб.
Борода вся поседела, но еще не слаб.
И пока боль окружает разум и слова,
Собираю "урожаи"...Высохла трава.
Как умру, не хороните. Камень не клади.
Не лепите бюст в граните сверху от груди.
А развейте мои кости, в пепел превратив.
Полечу я в норд-норд-осте безо всяких ксив.
Мимо Финского залива, где стоит Кронштадт,
Отдалась ты, где стыдливо, выдав мне мандат.
Мимо Хижинец в ставочках, где я пас телят,
Где вареники в горшочках (я же из хохлят).
А полёт закончу утром, около шести,
На оливы оседая и устав в пути...
- Я смотрю, ты нынче "краток". Даже, больше - скуп.
...Деньги в тумбочке. Остаток. Вырви этот зуб.
Испытавший немало уколов
От людей в нашей жизни земной,
Верю я, что последнее слово
Рано ль, поздно, но будет за мной.
Ведь умру я – таков уж порядок,
А покуда не пробил мой час,
Дам я тем, кто окажется рядом,
Напоследок суровый наказ.
Пусть они в поминальном застолье
(Так и церковь учила всегда)
Всё учтут, что положено, только
Там спиртного не будет следа.
И сойдутся на трапезу гости,
Средь которых обидчиков рать,
Чтоб, не чокаясь, бойкие тосты
По душе по моей возглашать.
Соберутся – а водки-то нету,
А ведь это застолья оплот,
Только борщ, колбаса да котлеты,
Только сыр, пирожки да компот.
И поникнут как лютики гости,
Будто нынче не мой – их конец.
И, клянусь я, покажется костью
Им обычный тогда огурец.
Даже годы спустя после тризны,
Нет, чтоб вспомнить меня хорошо,
Скажут, был он подлюгой при жизни,
Так подлюгой от нас и ушёл.
Друзья! С глубоким прискорбием сообщаю, что сегодня, так и не приходя в нормальное сознание, помер таки майор в отставке Горохов Василий Петрович. Похороны состоялись сегодня же (а чего тянуть?)…На траурной церемонии присутствовали наиближайшие родственники усопшего – дедушка HINO, матери Таня К. и Симония и единоутробные отцы Кукан и Терех…
В моем распоряжении оказалась стенограмма прощания с майором его родителей и прародителя.
Кряхтя и попукивая, первым произнес надгробную речь дедушка HINO:
…Ступай, внучок…
Тебя заждались
А. Пушкин, ДубльВэ. Шекспир,
Пускай теперь твои медали
Звенят на весь загробный мир,
Забудь про мир изрядно бренный -
Пусть будет так, как я хочу:
Пусть сам М. Твен или О. Генри
Майора хлопнет по плечу…
Дедушку уводят к телевизору. У гроба - первая мама Василь Петровича Таня К. Путаясь в губной помаде, она произносит:
…Прощай, майор! Скорблю отчасти,
Что дуба дал во цвете лет
Трубопроводных тостов мастер,
Армейской выправки поэт!
Как не последняя зараза,
А где-то родственная мать,
Кладу сапог с противогазом
Ему на смертную кровать.
Ей вторит другая мама – Симония:
Пусть вынашиванья срок был несладок,
Но ведь к счастью не придёшь без страданий.
Мы блаженство родовых мега-схваток
Разделили по-приятельски с Таней.
Недостаточно родить и «с концами»,
Нужно чаду дать и сердце, и душу...
Сын с любовью был взлелеян отцами
И не скажешь, кто из них самый лучший.
Не дождётесь слёз и чёрного платья –
Василёк любил веселье и споры...
Буду с радостью его вспоминать я…
Рюмку водки, господа! За майора!
…Траурный зал оглашается громким воем. Облитого слезами, рыдающего навзрыд рыданиями папу Кукана подводят к гробу. С трудом удерживаясь на подгибающихся ногах и вытирая потоки слез скатертью, он, с трудом произносит:
…Майора Горохова мы полюбили,
Его никогда ни за что не забыли,
Он в сердце и душу майором вошел
И так же внезапно оттуда ушел.
Не будет нам тут без него хорошо
Когда он от нас ненароком ушел
Оставив на сердце поклонников горечь.
Прощай, дорогой наш Василий Петрович!...
…Собирая с пятерых по крохам
Гордый нрав и офицерский быт,
Был такой майор – В.П. Горохов,
Пусть не долго, но красиво был.
Тамадил без всяких чахохбили,
Не щадя натруженный кадык,
И за это мы его любили
Но всему приходит свой кирдык
Каши всё равно на всех не сваришь,
Обо всём не перетрёшь за жизнь –
Спи спокойно, дорогой товарищ,
Ты свой дембель честно заслужил,
Будь ты хоть по валенки в медалях,
Как имел сказать Фуко Ля Рош:
Если от души подурковали,
То на этом, стало быть, хорош!...
Армейский ящик с виртуальным телом майора исчезает в специально подготовленной трубе… Доносятся последние слова майора :
«Передайте Вшфеулу и Geom-у, что трубопроводные войска существуют на самом де…..»