Под гармонь и лай собак вперемешку
На войну нас провожали с другом Лёшкой.
До утра плясали мы на гулянке,
Только грустно что-то пелось тальянке.
Не вернулся он домой в сорок пятом.
Монумент перед селом с автоматом.
А солдатка-вдова, кто ей нужен?
Был бы хлеб да образок в зимней стуже.
Покосилась изба, кровля чёрная,
А на сердце боль запечённая.
Запечённая, залечённая, застарелая, отвлечённая.
А я пришёл домой отутюженный,
Мой костюм в шкафу – мне не нужен он.
И не всунуть рук, просто нечего –
Злой войною я покалеченный,
Да в сырой земле не валяюся –
Поживу ещё, нагуляюся.
Где ты Лёха, друг? Растяни гармонь,
Переливами мою душу тронь,
Дай последнее подаяние,
Отпущение, покая́ние.
Успокой меня пред грозою тишь.
У околицы – ужель ты стоишь?
Последние месяцы мы слышим из каждого утюга заявления украинского клоуна о грядущем «контрнаступе». Многим это кажется странным, особенно генералам, политикам и политологам.
Такого практика военных действий еще не знала. Наоборот, подготовку к наступлению обычно тщательно скрывают, полагая, что чем неожиданней для противника окажется удар, тем он будет результативней. В чем же тут дело? Ведь должен же быть в этом какой-то расчет и смысл.
Разумеется, расчет и смысл тут есть. И он очень прост. Припомните аферу, популярную в девяностых, когда вам объявляют, что ваш телефонный номер выиграл машину. Но чтобы получить выигрыш, вам надо внести некоторую сумму. Если вы внесли эту сумму, то вы уже попали на крючок. Вам поясняют, что все в порядке. Машина уже едет к вам. Остается небольшая формальность, для устранения которой требуется добавить немного денег. Без этого, к сожалению, вы не сможете получить машину и деньги тоже. Так как вы уже потратились, то, чтобы не остаться в полных дураках, вам уже ничего не остается, как сделать следующий взнос. А затем следующий и очередной. При этом вас уверяют, что ваша машина все ближе и ближе. Дело за малым – еще немного денег.
Вот, примерно, так и дурачит клоун Зеленский европейских политиков. Он обещает им мировое шоу с «контрнаступом», победу над Россией и Крым. Купившись на эту приманку, западные чиновники делают все новые взносы, очищая карманы собственных граждан, и все более втягиваясь в эскалацию мировой войны. И они уже не могут соскочить с крючка коварного шута. Иначе им придется признать, что клоун их просто одурачил. Теперь уже «или пан, или пропал».
Впрочем, западные политики не в убытке. Они же тратят не свои, а казенные деньги. Кроме того, ответственность за свои действия они делят на всех одураченных. Поэтому-то они дружно поддерживают общую уверенность в правоте Зеленского, выставляют его героем, награждают, чествуют и верят самой откровенной его лжи. И чем больше они в этом преуспевают, тем меньше у них шансов соскочить с крючка хитроумного паяца.
Вот такая нехитрая схема окалпачивания дурней из Европы проделана Зеленским. И все это было бы очень смешно, когда бы из-за этой клоунады не гибли люди.
Фронт прёт вперед сквозь вёдро и ненастье,
Ещё с утра отбит аэродром,
Его готовят нам другие части,
К полудню приземляемся на нём.
Уже дымит столовая трубою,
И самолеты в капонирах спят,
И в этот миг у нас над головою
Звеном бомбёры "Юнкерсы" летят.
Снижаются, заходят на посадку,
И тормозят у кромки полосы.
Вот, сбросив парашюты в беспорядке,
Люфтваффе асы, глядя на часы,
Неспешно направляются к столовой,
Дорогой обсуждая свой полёт,
Ночной бомбёжки антураж суровый...
Ну, тут мы их и взяли в оборот.
______
Бегельдинов Талгат Якубекович, "Пике в бессмертие"
Вспоминали о других необычных эпизодах войны. Заговорили о невероятной истории, произошедшей на предыдущем аэродроме.
Тот аэродром был тоже «живой». В нем было все цело: мастерские, склады, блиндажи. В отлично оборудованной столовой плиты еще теплые. Расположились, стали готовить обед и вдруг звук моторов.
Что такое? Наши не должны были лететь без сообщения о готовности аэродрома к приему, а такого никто не давал.
Ребята выглянули. Над аэродромом четыре «Юнкерса». Приземлились, вырулили на стоянку. Экипажи вылезли из кабин и шли гурьбой к столовой.
Наши успели занять оборону. Дали очереди из автоматов. Пули просвистели над головами немцев.
Ошеломленные, они подняли руки.
Как выяснилось, вражеские экипажи еще с ночи вылетели на бомбежку городов в глубоком тылу. За это время наша часть стремительным ударом опрокинула немецкую оборону, захватила аэродром. И все было сделано так молниеносно, что немцы даже не смогли предупредить о случившемся находившиеся в полете экипажи. И они спокойно возвратились на аэродром.
Повзрослела дочь в одну неделю
И приехав даже на пол-дня,
Говорит - "Остаться не сумею,
Как-же там ребята без меня?"
Я ей форму ночью постираю,
Феном (чтоб быстрее) просушу.
Я не то чтоб недопонимаю -
Просто по глазам её сужу...
Вновь остались мягкие игрушки
На неделю без любимых рук.
Вновь ко мне звонЯт её подружки -
"Что там слышно? Позвонила вдруг???"
Я конечно передам приветы,
Про себя кляня весь белый свет,
А пока-что - новости.., ракеты... -
"Хайфа, Кармиэль - убитых нет..."
Идет Кавказская война.
И в этой новости не фронда.
Сегодня радиоволна
Порой звучит, как сводки с фронта.
Дрожит окрестная земля -
Шагают мрачною толпою
Сыны имама Шамиля
С гранатометом под полою.
Сначала верилось с трудом,
Потом, увы, вошло в привычку:
Опять взорвали где-то дом
И обстреляли электричку.
И не спасают сталь оград
И милицейские заслоны:
Опять на празднике теракт
И вой сирен, и кровь, и стоны...
Взорвали воинский состав…
Потери множатся в отчетах
И смерть, косою поблистав,
Довольно щелкает на счетах.
Кавказа дети под пятой
Разнокалиберных Аль-Каид.
Но что ведет их на убой,
На душегубство их толкает?
О лучшей участи ль мечты -
Чтобы отныне, мол, и присно?
Замес повальной нищеты
С религиозным фанатизмом?
Стремленье жить в иной стране?
К упокоению в нирване?
Подзаработать на войне
Неистребимое желанье?
В народе вызревшая страсть
Уйти на новые орбиты?
Иль накопившиеся всласть
На метрополию обиды?
А может, боль своих потерь,
Не уместившихся в реестре?
В душе ворочается зверь,
Голодный зверь кровавой мести…
Но бунту надобен толчок!
Как утверждал один оратор,
Земля ведь, в сущности, волчок -
Своеобразный сепаратор!
И если местному князьку
Не ублажить свою харизму
И есть обиды на Москву -
Тут и предлог к сепаратизму!
И вот он точит вострый нож,
И ждет особо темной ночи…
И в мировом масштабе тож,
Таких примеров - сколько хочешь.
Да их тут целый чемодан -
На метастазе метастаза:
Стамбул и Белфаст, Иордан,
И Сомали, и сектор Газа,
Тибет, Ирак и Индостан
(где так поют, такие пляски!),
И непокорный Курдистан,
И независимые баски.
И все они за лучший путь,
И всех упомним мы едва ли,
Но не могу не помянуть
Еще Сухуми и Цхинвали…
У всех специфика своя,
Свои подспудные резоны,
Но плач исхода бытия
Не умолкает похоронный.
И все воюют вновь и вновь
С неумолимым постоянством
Кто – за величие богов,
Кто – за границы и пространство.
По миру бродят волны зла,
И если мы заглянем в прессу,
То несть сражениям числа
И завершения процессу.
И здесь не выручит указ,
И не спасут былые гимны.
И пахнет порохом Кавказ,
Когда-то столь гостеприимный.
Как неуклонная волна,
Нас постепенно накрывая,
Идет Кавказская война...
А может, Третья мировая?
Сегодня д.р. Путина (59 лет), и еще сегодня повстанцы передают, что Каддафи с туарегами бежал в Нигер. Эти два события так меня впечатлили, что родился вот этот стих.
Горели бананы, взрывались кокосы,
Там-тамы стучали в набат.
Бежали на Нигер Каддафи матросы,
А кто-то бежал даже в Чад.
Я думал о многом, я думал о важном,
Листал календарь и грустил,
Что Путину будет 120 однажды,
А мне юбилей пропустить…
Почему, называется "Дорога"? А просто, если красть у Расторгуева, то как можно больше.
Главное, ребята, сердцем не стареть,
Песню, что придумали, до конца допеть.
В дальний путь собрались мы: отсюда из пустыни
Только самолетом можно улететь.
А ты, улетающий вдаль самолет,
Сердцем своим не остынь.
Под крылом самолета о чем-то поет
Каурое море пустынь.
Летчик над пустыней точный курс найдет.
Прямо в мир свободный отправит самолет.
Выйдет на Манхеттене, ступая по-хозяйски,
В общем-то хороший, боевой народ.
А ты, улетающий вдаль самолет,
Сердцем своим не остынь.
Под крылом самолета о чем-то поет
Каурое море пустынь.
Гоголю не пишется. Тупит остряк.
Чёркает бумагу, да что ж выходит? -
«Гоголь дурак. Гоголь дурак.
Гоголь редкий дурак…
Чуден Днепр при тихой погоде!»
Я ему не ровня и не остряк,
Но бумагу чёркаю и сам до утра:
«Автор дурак. Автор дурак.
Автор просто дурак...
Редкий Чапай доплывет до середины Днепра!»
Наверное, в каждой семье свои, особые воспоминания о Второй мировой войне. Есть они и в нашем роду.
Моя мать, Матрёна Васильевна, была замужем дважды − за родными братьями. С Яковом, первым мужем, они поженились перед войной, а с объявлением мобилизации его забрали на фронт. Прошли долгих четыре года и, наконец, настал День Победы. Люди высыпали на улицы (мать тогда жила в селе на Полтавщине), поют, танцуют, а мать… плачет. «Ты чего плачешь?» − недоумевают сельчане. «Так ведь мой Яша на фронте». «Ты же от него неделю назад письмо получила!» «Ну и что, это война, а на войне и в последний день могут убить…» Через несколько дней матери пришло извещение, что её муж, Рудов Яков Сидорович, геройски погиб 9 мая 1945 года, похоронен в столице Австрии.
Спустя время из армии вернулся брат Якова мой будущий отец Афанасий Сидорович, за которого мать и вышла замуж. Отец также прошел всю войну, в том числе Сталинград, был ранен, контужен, его ратный путь отмечен боевыми наградами.
Что интересно, Яков и Афанасий однажды случайно встретились на фронте. Афанасий стоял часовым и вдруг услышал, что рядом – воинская часть, в которой служил брат. Он наугад крикнул: «А Якова Рудова среди вас нет?» Когда выяснилось, что встретились родные братья, Афанасия на посту подменили, и они за разговорами просидели в окопе всю ночь. Афанасий даже предлагал брату перейти к нему в часть, чтобы воевать вместе. Но Яков отказался – не хотел расставаться с боевыми побратимами.
Афанасий и Матрёна прожили вместе тридцать лет, воспитав двух сыновей – Николая (сына Якова) и Владимира, автора этих строк. Моему отцу, а в его лице всем воинам Второй мировой, я и посвящаю своё стихотворение.
ОТЕЦ
Не под тяжестью мраморных
памятных плит,−
Под раскидистой вербой
отец мой лежит.
Не стоит караул,
не чеканят слова,−
Задушевно и бережно
шепчет листва.
Чтобы лёгок был сон
и покою был рад
Той великой войны
неприметный солдат.
От родной стороны
и до вражеских гнёзд
Он немыслимый груз
на себе перенёс.
Умирали, споткнувшись,
чужие отцы,−
Моему на помин
оставались рубцы.
И живым, наконец,
отпустила война,
Но кого насовсем
отпускала она?
До последнего дня
вызывали на бой
И телесный недуг,
и душевная боль.
И терзала тревога,
чтоб та же беда
Не настигла меня
никогда-никогда…
Тому причиной стойкая идиосинкразия -
Здоровая реакция на мерзости и гной.
С российской территории уехала Россия.
Моя. Меня любившая и любленная мной.
Такое не впервой уже случается на свете -
Когда царей и прихвостней охватывает спесь,
Сбегает население за край и в нейросети,
А те, что здесь физически, фактически не здесь.
Эпохи друг за другом пролетают беспрестанно,
И в каждой торжествуют раболепие и гнусь.
Прощай же, уходящая эпоха и пространство!
Оглядываться бестолку. Но всё же оглянусь.
И что скажу оставшимся? - Крепись, не божемойкай,
Надейся на спасение по принципу «авось».
Увы, но было время же на баню с вошебойкой!
Убито, растранжирено, профукано насквозь.
А я дышу пока еще, натужно рот разиня,
Без лишних сантиментов, угрызений и монет.
И лёгкое, что справа, называется Россия,
А слева – Украина.
И войны меж ними нет.
Я знаю только одно: если бы той войны не было и не было той Победы, не было бы всех нас, сейчас живущих, ибо История пошла бы другим путём, и наши деды не встретили бы наших бабушек, и не родились бы наши родители и проч. и проч. и проч...Поэтому, когда кто-то рассуждает, что вот если бы не было той войны, если бы мы не победили, он рассуждает, в конце концов о том, "что вот если бы не было меня..." Только за то, что люди воевали во имя того, чтобы жил я, ты и он, именно я, ты и он - низкий им всем поклон, умершим и живущим!
БЕЗ ВОЙНЫ
Вот не было бы той большой войны,
Как здорово бы люди наши жили:
Всего они добились, всё свершили,
И нет на свете радостней страны!
А численность в России тех людей,
Наверное, почти полмиллиарда.
У каждого дом с садом и бильярдом,
По три машины - чтоб для разных дел.
Работают там все по три часа,
А отпуск непременно по полгода.
Везде стоит хорошая погода
Да летом не горят вокруг леса.
Не пьют безбожно в сытых деревнях,
Выращивают манго, ананасы,
А по широким, как проспекты, трассам
Везут все на шикарных "Москвичах"
Продукты на продажу в города,
А те же утопают в чайных розах!
В Тагиле самый чистый в мире воздух
И самая полезная вода.
А правят тем народом мужики,
Суровые к врагам и казнокрадам,
И очень равнодушные к наградам,
Зато имеют крепкие мозги.
Но в той стране нет места для меня:
Не встретились тогда бы стопроцентно
Родители мои в глухом райцентре,
Куда детьми забросила война...
АлексАндер Невский скупо
уронил в народ смешок:
"Не впадайтя фрицы в ступор,
а впадайтя сразу в шок!"
Ну а те, как угадали
(не тонкА видать кишка):
в ступор - сроду не впадали,
тока в шок. И то слегка.
АлексАндер крикнул в рупор:
- Ой, бяда грядёть, братва!
Ну... канешна будуть трупы -
но без трупов-то куда?
- Как с закопкой? Выдашь трактур?
- Проредим сперьва на треть...
- Дашь лопаты?
- Щас как трахну!!
...Дальше будем посмотреть.
"Полк - в засаду!"
...
Тут накрыло.
С полной вёдрами брони,
гансы прут небитым рылом
недорезанной свыни.
Из дозору упредили:
"Жмуть со Пскову!(Ёшь твой меть!)"
Проредить-то проредили,
но на четьверьть. Не на треть.
Увидав такую драку,
одолевши опохмел,
фрица полк* ударил в _раку * - типа, засадный
и немножко поимел.
Вишь, сволОтою-сволОта -
а ишшо баранки гнуть?
И прышлося их в болоту
(или в озеру?) макнуть.
Князь обмыслил за погоду,
хруснул лёд... и всё срослось:
и концы, как грица в воду,
и лопатить не пришлось.
Пригрозил: "Хучь раз когда-то...
или хто-нибудь другой -
есть в сарайке эсковатор!
И лопаты под рукой".
Верхи не могут, не хотят низы,
Но шум низов, как шум травы у моря,
Как легкий трепет юной стрекозы,
Что стрекозит, морскому бризу вторя,
И зависает над твоим плечом.
Он ни о чем.
Верхи не слышат, не куют низы.
Не «не поют», а «не куют, не мелят».
Ни в короли не лезут, ни в тузы -
«Авось, прорвемся!» - говорит Емеля.
Но сказки кончились, остались водевили,
Где щук волшебных попереловили.
И это всё бескрайний водевиль,
В котором море трескотни и фарса,
И канонир, держа в руке фитиль,
Тебе твердит: «Не возникай, не парься!
А вместо щуки твой потешит смак
Форшмак».
Тебя оденут и обуют тож,
И ляжешь ты ничком в чужие глины,
И там исчезнешь не за медный грош -
За обелиск из новенькой «Калины».
Ну вот и всё, что знать полезно нации
О революционной ситуации.
Беги, мужчина, хоть в тайгу, а хоть в пампасы!
Еще момент – и будет поздно пить боржом.
Наклейки баночные «Пушечное мясо»
Уж отпечатаны мильонным тиражом.
Открыл карман, а там бесстыжая прореха -
Ни кошелька, ни загранпаспорта, ни прав.
Он (извините) ****л и не уехал,
Свои надежды на спасение поправ.
Открыл страницу, предпоследнюю в романе,
Где новый год не застывает «без пяти».
Судьба-злодейка или опытный карманник
Пустили поезд по короткому пути.
И навалилось осознание как бремя -
Всё нужно делать в правильное время!
Семьдесят семь пролетело
Лет с сорок первого года.
Вторглись в страну оголтело
"Орды" фашистского сброда.
Через страданья и стоны
Нагло, бесчинно, по-хамски.
Кровью вершили законы
"Звери" с крестами на касках.
Но крепче сплотились люди
Врагу дав отпор достойный.
Обрушив огонь орудий,
Чтоб жить МЫ могли спокойно.
Вечная память и слава,
Наркомовских сто к обеду!
Людям из прочного сплава,
Сражавшимся за победу!