Много всякой швали
Было в старину.
Но куда пропали,
Толком не пойму.
С Герионом ясно,
Мало ли чего, -
Сам Геракл хряснул
Об асфальт его.
Мощные циклопы,
И другой дурдом
По лесам Европы
Бегали бегом.
Бегали по травам
Кур давя, гусей.
Смылись всей оравой,
Хоть песок просей;
Имидж потеряли -
Ариадны нить…
Да, без этой швали
Скучно стало жить.
На Горгону на Медузу
Взглядов не кладите груза
При любом раскладе –
Будете в накладе.
Знайте, нрав её таков:
Не выносит мужиков;
Была бы только сила –
Всех бы покосила.
Кто в неё вглядится –
В камень превратится.
Волосы её из кобр.
Будь ты хоть донельзя добр –
Мимо не пройдёт она –
Наскотинит сатана.
Может быть Медуза миф?
Нет, не надо – супротив:
В каждой даже не матроне
Уместится по горгоне –
Сидят там незаметно,
Обнаружить – тщетно.
Обидишь только слабый пол, -
Лучше б головой об пол,
Или же с балкона вниз,
Чем медузовый сюрприз.
Эх, открыли б что ли ВУЗ
Изучающий медуз!!!
Когда бродяга или нищий
Украл, чтоб голод утолить,
Ну, это ясно, что с них взыщешь,
Им, так сказать, сам Зевс велит.
А если чин довольно крупный —
Вагоном прёт себе домой,
Он, просто, поступает круто,
Его поступок не дрянной.
Царь Пейрифон похитил стадо,
Тесею нанеся урон…
Царю ли воровать, блин, надо?
Оголодал неужто он?
За ним Тесей бегом в погоню,
Как был — без тапок и погон.
А тот — спокойно стадо гонит
С лугов Тесея в свой загон.
Догнал. Схватились за оружие,
Сейчас прольётся чья-то кровь,
Злость так и плещется наружу,
И тот — и тот — бык, будь здоров!
Не ясно — кто воткнётся носом
В дороги пыль, в сплошную тишь.
Короче, под большим вопросом:
Кому из них «прощай Париж».
По мифу — чисто — чики-брики —
Не плачь, моя родная мать.
Понравились друг другу дико,
Не захотели воевать.
И тот атлет, и этот тоже,
Не просто для битья чурбак.
Понять атлет атлета может,
Равно как рыбака рыбак.
Обнялись и друзьями стали,
Достав на водку четвертак.
Но мифу верить мы не станем,
Всё было, думаю, не так.
Тот был ворюга, этот — тоже,
И ксива не по месту там:
Написано у них на роже:
“Да всё нормал,
ты слышь, братан.
Ты спрячь подальше щучку-ножик.
Раскинем стадо на двоих…”
Я все же не пойму Икара,
В той ситуации ежли.
Да, виновата стеклотара.
А не уверен, так не жри...
Дедал из воска сделал крылья
(Новатор! Что попишешь. Крут)
И перьями слегка покрыл их:
Для местных линий подойдут, —
Летай по вымеренной трассе,
Дави людской водоворот.
Для космоса подобный транспорт
Хоть разорвись — не подойдет.
Я все же не пойму Икара,
Хотя понять бы и хотел.
С утра набрал такого пара,
А после к Солнцу полетел.
Тут даже и козе понятно,
И нечего ушами скать:
На Солнце есть не только пятна,
И жар — какого не сыскать.
Растаял воск — благое дело
(В любом открытии есть изъян),
Конструкция, как не хотела,
Все ж окунулась в океан.
Молю вас, осенившись ботом,
Прислушаться ко мне прошу:
Не пейте спирт перед полетом
И не курите анашу.
Фиг всегда всё узнаёт первым. Когда в деревне возникнет какая непонятица — люди к нему.
Потом говорят между собой:
— Коли бы это было на самом деле, Фиг бы знал. А раз Фиг не знает, то и значит, никто не знает.
Тако-то уважают старого Фига. И каждый день с утра до вечера колготится он с деревенскими, ровно с малыми ребятами, да и ночью спать спокойно не дают. Только задремлет старик на печи, валенок под голову поудобней примостит — стучат в окно.
— Кого там опять нелёгкая? Что надо?
Спрашивают угодливо (ночь-полночь понимают, стыдятся вроде за назойливость, а любопытство печёт, на месте сидеть не даёт):
— Фиг, ты знаешь?
А Фиг всё знает. Кабы не знал — промолчал бы. А его знания распирают. И рад бы не отвечать, да просветительский зуд уж такой нестерпимый! Так и свербит, так и тянет за язык.
Нехотя вытянет валенки из-под головы, напялит на ноги, бороду пятернёй расчешет — и айда на двор мужиков просвещать. А куда деваться? Если не Фиг — то кто?
А народ знания получит — и дальше тащит охапками. Кто к себе домой, кто к зазнобе — поудивлять, умищем покрасоваться. А кто выйдет в чисто поле — и сеет. Спросят такого:
— Что сеешь, не пахамши?
А он важно эдак, с апломбом:
— Али не по глазам? Разумное сею. А с ним ещё доброе. Ну и вечное тоже ж, а куда без него.
— А чтой-то ты разумное-доброе-вечное сеешь? Что за трава такая? Что за растение?
— А Фиг его знает.
Фиг всё знает. И про сеятелей знает и про то как разумное от доброго с вечным отличить. И зачем они сеют и что нарастёт — всё Фиг знает. Вы ему в окошко стукните:
— Фиг, знаешь? Фиг, разберёшь? Фиг, поймёшь?
Фиг вам ответит.
Доброты неслыханной старичина. Что у него ни спроси, хоть дырку от бублика — расстарается, сам состряпает. До утра не уснёт — будет кумекать да фигачить. А утречком, не спав, не курив, с носу не стреляно, в роту не чищено — а уже притаранит:
— Фиг — вам!
Да и маслицем сдобрит.
Каждый его знает, а проезжему-мимохожему найти непросто. Когда чужеземцы ищут старика, то могут легко заблудиться — в деревне родственников-однофамильцев полно. Начнут чужака расспрашивать-уточнять: «Вам какого Фига?» И только один ответ будет верным: «Основоположника пофигизма.»
Наказы его в народе почитают. Сами так живут и деток приучают: за что ни возьмись - чтоб всё было по Фигу.
В канун Иванина Сусана
Одной лишь ночью, раз году,
Цветок намордника багряный
Цветёт, но испускает дух
С едва зардевшейся зарёю
Над миролюбием квартир.
Любой романтик землю роет
С единой целью - дать цвести
Не дать соцветиям намордным,
Сорвать и в хату отнести,
Чтобы жене с хлебалом гордым
Его в сердцах преподнести.
Конец приходит невзначаем,
Конец - и в Афррике - конец...
Судьба же плату назначает
За незаслуженный венец!
Среди пустынных, диких волн
Стоял он, дум великих полн,
И с палубы его ковчега
Досель не видно было брега.
Вдруг что-то укололо в щёку;
Ной по щеке привычно шлёпнул…
…
Сойдя на берег, всякой твари
С ковчега Ной спустил по паре,
И лишь один комар-вдовец
Взлетел с ковчега, наконец.
…
И надо же тому случиться,
Но необычные твориться
Там стали вещи с этих пор:
Сперва стрекоз затихнул хор,
Потом исчезли сиг и жерех,
Не стал ходить рыбак на берег,
Пропали воробей и стриж,
Стал сокол бить на поле мышь,
Хорьки пропали и куницы,
И, чтобы в шубу облачиться,
Наш Ной пошёл ловить кротов,
Хоть не был к этому готов:
- Нет, Боже, это же не жисть!
А мне нельзя проплыть на «бис»?
…И вышел Олег из чистейшей реки,
И бросил на берег ажурные сети,
А в поле метали стога мужики,
В ромашках играли весёлые дети.
И взглядом Олег горизонт охватил,
Дубовые рощи, луга заливные,
И к горлу комок из любви подкатил,
И брызнули слёзы: просторы родные!
Прошло две недели, - в приволжских степях
Дружина Олега с хазарами дрАлась,
Трофеев набрали тогда второпях!
Жаль, - только змеюка коварно подкралась…
«Наш опыт окончен, вставай, брат Олег!» -
Очки виртуальные сняли с Олега,
Олег посмотрел на стоящих коллег,
Слетела с Олега щемящая нега.
«Вы только представьте, - какой капитал
Отхватим ребята, загрузим тележек!»
«Ты, парень, в иллюзиях так заплутал, -
А эта гадюка? Прощай, брат Олежек!»
Всем известно, что на Крите,
Изумив простой народ,
Вышла к людям Афродита
Из морских шипящих вод.
Представляете картину:
Афродита и критины. (критины - жители Крита)
Но на Крите был один
иностранец, некритин.
Парень ласковый и складный,
Он царевне Ариадне
Приглянулся. И она,
Чувства нежного полна,
Чтоб его не упустить,
Очень быстро спряла нить.
Говорит она Тесею:
"На, возьми клубок скорее
И иди, туда, к пещере.
Там убей большого зверя
И затем, мой друг, вдвоём
Мы отсюда уплывём".
В лабиринт Тесей пробрался,
С Минотавром разобрался,
Стал искать назад дорогу
И взмолился о подмоге.
Закричал: "Ау! Э-гей!
(Нет, нет, нет, он не был гей.
Просто папочка Тесея
Дома был царём Эгеем).
Вот глупец, дурак нескладный!
Что мне в этой Ариадне?
Не хочу в пещере гнить!
Где там девки этой нить?"
Он за кончик ухватился
И в обратный путь пустился.
Очень скоро наш герой
Вышел к гавани морской.
Паруса велел поднять
И скорее огтплывать.
А отец? А он что делал?
Отошёл Эгей от дела,
Очень сильно похудел.
Только на море глядел:
Не появится ли парус.
Вот она, людская старость!
Говорил отец Тесею:
Возвращайся поскорее.
Ты порадуешь весь дом,
Коль вернёшься со щитом.
А чтоб нам быстрей поведать
О твоей большой победе,
Белый парус подними.
Ну, прощай! Не посрами!
На корабль взойдя по трапу,
Сын забыл о просьбе папы.
А стяжав героя лавры,
Победитель Минотавра,
Очень гордый тем, что сделал,
Позабыл про парус белый.
И решил тогда отец,
Что сынку пришёл конец.
Бедолага тут же с горя
Утопился прямо в море.
Нет судьбы на свете злее...
Чтобы помнить об Эгее,
Море то простой народ
Так ЭГЕЙСКИМ и зовёт.