Под метели занавесья
Март прикроет, если вдруг…
Все снежинки, буд-то весь я,
Устремились к тебе в круг.
Словно шёл с тобой в обнимку,
Белый, сказочный удав,
И стёк капелькой в ложбинку,
Жарко в ушко пошептав.
Мне бы капельки той четверть,
Плыл бы в ней, как Ив Кусто,
Пил бы, как Уинстон Черчель…
… Сочинилось чертель что…
Нашёл две денежных купюры
В рассказе Горького "На дне"
Библиотека деда Шуры
Досталась по наследству мне
Я обнаружил их случайно
Внезапно посетил азарт
От тёщи и супруги тайно
Листал я книги целый март
Дед Шура с юмором мужчина
Не обделён был и умом
Книг не читала половина
Любила с марками альбом
Заначки все согласно плана
На всякий случай, на потом
Валюте классики охрана
Рубли, как водится в альбом.
Как поэты всё-таки умеют
Прелесть жизни передать в словах:
«Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах»!
Строки эти долго согревали
Серебро моих сердечных струй.
Но недавно повстречал в журнале
Я трактат о том, что поцелуй,
Как утюг, разглаживает кожу
(Лес морщинок был – и вот исчез).
И, вовсю гоняя кровь, поможет
Он улучшить ваш обмен веществ.
Селезёнке, почкам станет легче,
Если тот журнал не обманул,
То активней действует кишечник:
Поцелуи чаще – лучше стул.
Не впервые узнаю из прессы:
Моцарт тем всё больше знаменит,
Что его бемоли и диезы
Улучшают сон и аппетит.
И про пост церковный слышу: враки,
Что он грех поможет превозмочь.
Это только способ наши шлаки
Удалить из организма прочь.
…Так меняет − кстати и некстати −
Нас практичный двадцать первый век.
Был я прежде лирик и мечтатель,
А теперь другой стал человек.
Никаких стихов я не читаю,
Почему-то больше им не рад.
За собой же часто замечаю:
До чего мой изменился взгляд!
Те, что окружали − Кати, Лизы,
Со своим характером, с душой,
Превратились просто в организмы
Безо всякой тайны неземной.
Все про каждый орган знают чётко,
Что во вред ему и польза в чём…
Мне жена вдруг кажется печёнкой,
Сам себе я – жёлчным пузырём.
Разгоняющих тоску
Развелось немало,
Прутся граждане в Москву,
В рай под одеяло.
Непременно здесь вас ждут,
Мест свободных уйма,
Москвичом ты станешь крут,
Если метишь в Думу.
А в таксисты раз пошел,
Карту чти, деревня,
И язык знай хорошо,
Натореть чтоб в прениях.
Если знаешь, ты - модель,
Поконкретней марку,
Сядь на площади под ель,
Жди судьбы подарки.
А когда упустишь шанс
Заиметь прописку,
Отправляйся в Мухосранск,
Хоть и путь не близкий.
Швейцарские гномы усердно работают ночью
Копают тоннель приближая приход сатаны
В нем золото прячут, других откровенно мороча
Их планы туманны, зато без стеснения скверны
Посеять вражду. Принести нестабильность Европе
Сомнительным сделках придать ощутимее вес
Готовы на всё в этой мерзкой решительной злобе
Такая болезнь: разрушительный патогенез
Кто их остановит?! Не будет спасения миру
Рассветный луч солнца затянет неистовый мрак
И сколько теперь основательно не оннанируй
Но эту картину ваще не исправить никак!
Жую не спешно пармезан,
В тоске, что завтра понедельник,
Тут бац и жИнка как нарзан,
Шипит.. И рвёт на пузе тельник.
Я покраснел… Я был смущён…
Но вид.. (признаюсь) Был прекрасен,
Я понял вдруг во что влюблён,
И почему со всем согласен….
Выругнувшись на Дарвина, макака ударила в ухо эволюции.
Черный квадрат Малевича – это черная зависть из-за неумения рисовать круг.
А это Вы написали про хвост и про черный квадрат? – спросила у меня девушка.
Я убил человека! – стал петь я первую строчку своего романа.
Хочешь стать героем романа – реже сиди на толчке.
Ничто не вечно, кроме вечно голодных мужчин.
Любовь-морковь расширяет сосуды, зато сужает сознание. (с) Ю.Тубольцев
******
Я жила-была макака,
Ела с пальмы свой банан,
Из Бразилии, однако,
Там, где много обезьян.
Называла мама Чикой,
Спать привыкла на бочке,
Диареей часто, дикой,
Облегчалась на толчке.
Не ходили к Чике сваты,
Чтоб одаривать рублём,
Рисовала я квадраты
Только черные, углём!
Так, ни шатко, ни аллегро,
В сельве жизнь моя неслась,
Заявился вдруг дон Педро,
Извините, Дарвин, Чарльз!
«Слушай ты, сюда послухай, -
Говорит английский пипл, -
Я беру тебя в стряпухи,
Будешь ты моя ду. little.
Извлеку тебя из скверны,
Чтоб зыбыла моветон,
Буду я как Шоу Бернард,
Так сказать, Пигмалион!
Уберу хвоста излишек
(выдает тебя, злодей),
Ты узнаешь, как мартышек
Превращает труд в людей!»
Чарльз, похоже, из кибуцей,
Там давно марксизма власть…
Ладно, в эру эволюций
Забесплатно я впряглась!
Долго ль, коротко, поддатый
Раз приходит он домой,
Из трех букв его раскаты
Громыхают надо мной:
«Мне с тобой сплошная мука,
Захотела, что ль, тычка?
Я голодный, а ты, сцука,
Не слезаешь вновь с толчка.
Чика, жалкая стряпуха,
Первый блин твой вышел – ком», -
Отругала Чарльза в ухо,
Да не просто, кулаком!
Началось битьё посуды
К черной зависти подруг,
Сильно сузила сосуды,
Начертила чёрный круг.
В последрачное маханье
Пусть не в глаз, хотя бы в бровь,
Расширяла я сознанье,
Рифмовав любовь-морковь.
Победив на поле брани,
Я взошла на пьедестал
Героинею в романе,
В том, что Тубольц написал.
Только мне одно обидно
(в этом нет моей вины),
Эволюции не видно,
Спрятать хвост - нужны штаны.
Авторы: миссОльга Р. и Пчелка (Алёна Пчёлкина, Рифм.трусы)
Сидят на руинах гномики,
вещают плебсорганизмам
о прелестях экономики
в эпоху поструинизма,
рисуют красные линии
обломками кирпичовыми
страшные, скрепно-глубинные,
в традициях кумачовых.
- Линии перешагивать
не смейте вы никогда!
Иначе несчастья всякие,
кол, дыба, беда.
И вы, буржуи зловредные,
за линии наши не лезьте.
Иначе бомбы несметные,
писец и расстрел на месте.
Гномики линии двигают
геоблинполитически,
грозно носами шмыгают,
прям апокалипсически.
И невдомёк пугателям,
что сами сидят за линиями,
черчеными Создателем,
а не ими «крутыми».