Месяц ливнем лило –
Вода уже до крыш.
Деревню затопило.
«Спасайся, что сидишь?»
Абзай наполнил лодку:
Посуда, мебель, бра.
И лодка вот-вот лопнет
От всякого добра.
Из золота есть вещи,
Из серебра. Да! Шок!
Мешку они завещаны –
Уложены в мешок.
Плывёт большая лодка,
Вода сочит со дна.
Поганая погодка,
Высокая волна.
Вдруг лодку захлестнуло,
Беды хлестнул душок.
Абзай не рыбой снулой
Вцепился в свой мешок.
Мешок ко дну стремится.
Волна бьёт по башке.
Пора бы отцепиться,
Но золото в мешке.
Он не отцепился
Толстосум Абзай.
На дно поторопился.
Поплавал и слезай.
Я упаду от пули под Бэр-Шевой,
Арабом посланой, точнехонько в висок.
И член мой между Танечкой и Евой
Упрётся в желто-розовый песок.
Простите, бабы, русские и суки,
С ****ой красивой, рыжей, как огонь.
Не вас ласкали, не дрожали руки,
Не вас любили губы и ладонь.
Великое прошлое – наше богатство.
Был в экспорте дёготь основой основ.
Сплотила народы в могучее братство
Россия, прародина первых слонов.
.
Мы были богаты и лесом, и рыбой.
Пенька и пушнина водились у нас.
А мёдом весь мир прокормить мы могли бы.
Всего было много. Не то, что сейчас.
Страна становилась всё больше и шире.
«Возьми нас к себе»,- попросился Тифлис.
Ермак прирастил нас богатой Сибирью.
Мы аж до Аляски тогда добрались.
Финляндия с Польшею русскими стали.
А дальше сплошная пошла благодать.
Потомки теперь уже помнят едва ли,
Как Турция Крым согласилась отдать..
Горды мы страною и нашей системой.
Блоху подкуём. Разве это проблема?
У нас микросхемы крупнейшие в мире.
И только у нас вас замочат в сортире.
Так пудрить мозги, как умеют у нас,
Не может никто ни тогда, ни сейчас.
Отлично живём мы теперь на Руси.
Гуляем и пьём – хоть святых выноси.
А если надумает кто-то напасть,
Ответим достойно - порвём ему пасть!
* * *
Вечно там раздоры, драки,
Боли, ненависти вой...
У конвоя взгляд собаки,
А иначе не конвой.
* * *
В Европе, да и в Азии,
Где частый гость - дебош,
Выходит из фантазии
Весьма большая ложь.
* * *
Скажете не так? — ну здрасьте!
Это так со всех сторон:
Кто ужасно рвется к власти —
В революции влюблен.
* * *
Все это так, впрочем,
Разложено словно на блюде:
Идеи — почти что люди:
Сволочи и не очень.
* * *
Поэты не шли на соседей с мечом.
Властитель в разбое бывал уличён.
Не барды грузили отбитое в трюмы,
Ласкали они музыкальные струны.
* * *
В зеркале такая рожа —
На меня и не похожа.
Деньги мне опять вернут,
И бутылку не дадут.
* * *
Работяга прёт в процесс,
Под своё «Японо мать».
Как его ни давит пресс,
Только гнётся, не сломать.
Сомнений не знает – натура не та,
И все перед ним лишь ничтожные шавки;
Да он на Луну может смело слетать…
Ну, если его привязать крепко к «Шатлу».
* * *
Человек – смысл и мерило,
Так всегда, наверно, было.
Меряльщик он и линейка
И подгнившая скамейка.
* * *
Существует для утробы
Вся живая в жизни рать.
Кушать любят и микробы
И, конечно, поблевать.
Воздушный шарик, демонстрация, парад,
И автоматы кашляют в стаканы газировкой,
Портрет – треликий, трехбородый гермофрад
Ведёт толпу людей на маскарад,
На промывание мозгов, и перековку.
Близко соитие рабочих и крестьян.
Повсюду рюшечки, плиссе и гофра,
Скучают кэгэбэшники и вохра…
А кто ещё с утра не слишком пьян,
Пытается прильнуть к сосуду с “охрой”.
Кавалерийский полк – отрада воробьям,
Окучивает людные проспекты,
Аккордеоны, песни не пропеты,
Из подворотен аммиачный смрад,
Все знают, что НЕОТВРАТИМО лето.
Или весна, хотя БЫ. Каждый рад
Притоку це о два, и оптимизму,
И грозный маршал, (сдавливая клизму),
Приветственно икает на солдат.
Ему ответно, тем же гулким лаем,
Гремит раскатистое - Ав-Ав-Ав!!!
Мол, здравьжелаааем, слууужим, понимаааем,
И как один, коли пошлете в ад,
То не уроним, что не растеряем…
И вот, на зависть импортным зевакам,
Как из штанины, важный причиндал,
Половозрело, кукурузным злаком,
(Готовый США поставить раком)
“Мамаши Кузькиной”, большой аргументал,
Был аккуратно вывален на площадь,
Под ликованье подгулявших масс.
(Чин НАТОвский взирал на это, морщась)
И только приглашённый папуас,
Давясь слюной, смотрел на чью-то лошадь.
Чу!!! Бой курантов. Плющится базальт
Под сапогом кремлевского курсанта,
Кто устоит пред выправкой десанта?
Война минула. Начался… разврат!!!
Борьба за завтрашнее... после, послезавтра.
(Как бурлаки), огромный транспарант,
загружен Вермутом по самые погоны,
(Они допьют, они неугомонны,
Из них ни кто, ни в чём не виноват…)
Политбюро целуется. Гормоны…
И близ Блаженного Собора, красной ртутью…
Вся эта недовзрывчатая смесь,
Смекая, а кого бы сместь,
(В её растворе я и, видно, Путин…
На тот момент – ни с****ить, ни принесть),
А там три направления – распутье…
Повинится хочу, милый Петя,
Как же трудно быть слабою мне.
Не смогла я укрыться от Йети
В Гималаях при полной Луне.
Не приемлю меж нами двуличья,
Откровенною буду, прости.
Йети был со мной так романтичен,
Что расти тебе, Петь, и расти...
Он схватил меня в мягкие лапы
И понёс сквозь метель и пургу!
Как на крыльях летел, косолапый,
До сих пор позабыть не могу!
Угощал меня старой сгущёнкой
И к стыду своему в тридцать пять,
Уплетала её как девчонка,
Аж спасибо забыла сказать...
Убаюкивая на коленках,
Прижимался щекою к руке.
Промурлыкал всего Евтушенко,
На йетитском своём языке.
А когда нас нашли скалолазы,
Он меня не хотел отпускать
И в сердцах, по-йетитски, два раза
Приложил "скалалазскую мать"...
Кто же ты, мой загадочный Йети,
Где грустишь, коротая свой век?
Мне пожалуй никто не ответит
И предательски чист вечный снег.
Ох сильна же ты, тяга к познанию!
Так зудит, что ничем не унять.
Отпусти меня милый в Танзанию,
Суахили хочу изучать...
******
Петя тему развёл по понятиям,
Бабий пол забижать не в чести.
Заключил её нежно в объятия,
Чем-то хрустнув... с добром отпустил.
1967 год. Только что газета «Вечерний Киев» прогремела историю про киднеппинг - украли какого-то ребенка. По следам выступления газеты мы провели обстоятельную беседу с трёхлетним сыном, чтобы ни к кому чужому не шёл, а то приманят конфетой и украдут.
Вечером того же дня прогуливаюсь с коллегой по работе и сыном в Ватутинском парке. Сыну взял напрокат педальный автомобильчик. Он едет впереди, а мы шествуем сзади. Естессно, присматривая за малым.
Он же останавливается подле скамейки со старичками. Они угощают его конфетой. Он её берёт и приходует. Ну, думаю, забыл родительский наказ! Ан нет, не забыл - когда мы подошли, мелкий, глядя на старичков чистыми детскими глазами, указал на них пальчиком:
- ПАПА! ВОТ ЭТИ ХОТЯТ МЕНЯ УКРАСТЬ: УЖЕ КОНФЕТУ ДАЛИ!