Если он не звонит Вам и писем не пишет,
Не спешит телеграммой вернуть Вам покой,
Значит занят по горло, до дна, до покрышки
Очень важной какой-то другой ерундой.
- Девушка, милая, я ненадолго совсем
Побеспокою Вас. Сделайте мне одолжение,
Дайте две пачки ... Четыре ... Нет – семь! -
Денег из кассы. Спокойно! Налёт! Ограбление!
****ий снег,опят ты выпал,
И землю ты собой осыпал,
Теперь придеться одеваться.
В ****ем снеге,***,валять.
Надену шапку,лыжи в руки
И можно обходить округи.
- Я - вполне идеальный мужчина:
Не курю и не пью ни хрена,
Есть квартира и дача с машиной,
И зарплатой довольна жена,
Щедр, умён, в сексе неутомим
И зарядку люблю поутру.
- Недостаток-то есть хоть один?
- Есть один: чересчур много вру.
Не помогут укол мне и клизма,
Я болею социализмом.
С неба месяц рассветом уволен,
Как я болен, о, как я болен!
Ведь берегся я, как берегся,
И откуда оно берется.
Мне кричит отражение в луже –
Мол, могло быть, товарищ, хуже.
Эпидемия вдруг повальная,
Вдруг чума такая подвальная.
Охватила она полцарства,
Не найти от нее лекарства.
Ветры, что ли, ее надули,
В почку камни, а, может, пули.
Или вдруг мозоли кровавые
На руках отчего-то выскакивали.
И спина изгибалась горбатая,
Люди шли, а потом вдруг падали.
И такие легкие, синие,
Как пушинка, ветром сносимые.
Только я узнал – люди выжили,
И судьбы лимон в кружку выжали.
Кисловато, конечно, но можно
Сверху спиртику осторожно.
Так ведь это когда еще было,
И когда метель еще выла.
И давно уже все по-другому,
Шел бы ты, товарищ, до дому.
Ведь давно уже все иначе,
Ты езжай, товарищ, на дачу.
Доктор, доктор, тогда с чего же
У прохожих кислые рожи,
А в груди моей, синее, легкое
Сердце бьется пушинкой о легкое,
Почему спина моя горбится,
Мысли пулей шальною носятся?
Отыскалось чудо-лекарство,
И спасло остальные полцарства.
Для чего же уколы и клизмы,
Если нету социализма?
Если месяц рассветом уволен,
Разве вывод такой - я болен?
Ах, зима, и тут – прямо вот тебе,
Наступила желанная оттепель.
Отступил жестокий мороз,
Не хватает больше за нос.
Наступила гриппозная оттепель,
А насчет весны – фига вот тебе.
А насчет прекрасного лета,
Это лето для тех, кто где-то.
Небо серое, лужи серые,
Что ж ты, оттепель, с нами сделала?
Были красные – стали серые,
И не черные, и не белые.
Не зеленые, и не синие,
Проржавелые, керосиновые.
*****
Что за жизнь моя несусветная,
Я влюбился в полит-корректную.
Говорит она не «любовь»,
А с насмешкой тонкой– «лубофь».
Очень, очень вредна для эрекции
Политических взглядов коррекция.
Только сяду с ней на кровать –
К ней друзья про жизнь толковать.
Все худые, очкастые, длинные,
Тянут пиво как будто резиновое.
И подчеркнуто так невежливые,
И намеренно так безденежные.
У меня стреляют на пиво,
Знать, идет на халяву не криво.
И такие корректно презрительные,
И абстрактно так умозрительные...
…А сегодня в ночь мне приснилось –
Вдруг она на меня навалилась,
Будто б в час полуночный, совий,
Захотела заняться любовью.
Но ее старанья без толку,
Будто что-то забыла на полке,
Будто нечто друзья забрали
И в пивной навсегда потеряли.
Я проснулся в холодном поту
И таращил глаза в темноту.
Слава Богу, звезды на месте,
Вместе с тучками, с месяцем вместе,
И блестят серебром снежинки
Как небесные валентинки.
Помню, я ходил в атаку,
Все враги меня боялись
И признав во мне героя,
В страхе быстро разбегались.
Ужас их, в глазах застывший,
Не забуду никогда я,
И всегда смеюсь довольно,
Это время вспоминая.
Ещё помню было время,
Шла война на всех фронтах,
Я командовал отрядом,
Хоть был ранен, весь в бинтах!
Мне потом начальник штаба,
Старый воин, не из робких,
Выдал грамоту большую
И ещё бутылку водки.
Долго плакал старец милый
На моём плече украдкой,
Вспоминал, как был таким же,
Молодым, с железным хваткой.
В общем, я геройский парень,
А врачи не понимают,
И из мрачной психбольницы
Ни за что не отпускают...
Все тот же дом на Красной Пресне,
опять весна, и как в той песне -
сегодня дома ты одна,
увы, как впрочем и вчера.
Ты говоришь: "Чего же ради
ко мне пришел ты?". А во взгляде
опять тоска, и каждый день,
любых отсутствие идей.
И скуку в глазах я твоих растворяю,
бутылку "Московской" на стол выставляю,
затем "Хванчкару", два пакета продуктов,
и три килограммчика рыночных фруктов.
Ты вскинула руки, сказала: "О, Боже!,
погодь, пошуршу я чего-нибудь тоже".
На стол понеслися маслины и зелень,
креветки, паштет, банка вкусных солений.
Мы сели на кухне напротив друг друга,
за встречу, скажи что ли тост мне, подруга,
стекло о стекло зазвенели стаканы,
совсем как неновые, ржавые краны.
Милая, что же опять ты не рада,
жуя перезрелую гроздь винограда,
смакуя вино и вкушая из чаши
остатки вчерашней сырой простокваши.
Чертовски нескладно висят занавески,
и пахнет помойкой мясная нарезка.
И чайник шипит, как пузатая сволочь,
и плохо порезан просроченный овощ.
А эти цветы, ты прости, что гвоздики,
как только уйду - уничтожь все улики,
и будь так добра - не звони мне ночами
ломая мой сон, в основном, мелочами.
Меня ты попросишь: "Прочти пару строчек,
про нас, про любовь, и без заморочек".
И скажешь, так нежно целуя в прихожей:
"А сын на тебя, наш, был бы похожий".
Опять-то весна, в городском исполненье,
опять-то в умах моего поколенья,
все время тоска, и почти каждый день,
на веки отсутствие даже идей.
Мама, я телевизор кокну,
Доставши из фрака железный лом,
Если сейчас же не выключишь «Окна»,
Или под вечер вдруг включишь «Дом».
Верю, что всех, кто зимует в «ДомУ»,
С «мечтой эмигранта», почти налегке,
Отправят этапом на Колыму
Согласно Закону о языке.
Пусть загорают под солнцем Арктики
Или кладут по морозцу цемент,
Учат попутно родную грамматику
И лечат ужасный для уха акцент.
2.
Я обвиняю волшебные козни,
Или пришельцев с нейтронным бУстером,
Что убежать от Владимира Познера
Можно не дальше Савика Шустера.
3.
Штык – молодец, значит, пуля – дура,
И в танце найдется место для сабель,
В пустыне прорыли канал «Культура»,
Едва не задев мой заветный кабель.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1.«Дом», «Окна» - провинциальные реалити-шоу
2.Закон о языке – Закон о правилах русского языка
3.«Мечта эмигранта» - большая сумка, обычно в клетку, для перевозки по России и СНГ партий дешевого товара
4.В. Познер, С. Шустер – популярные телеведущие
5. Кабель - кабельное ТВ
(Как скромное дополнение к особенностям национальной икоты).
Наш старший егерь, босс мой по закону,
Меня к себе: «Задание, Серёга!
Я ездил в область к нашему «патрону»,
Тот был настроен необычно строго:
«Приедем в среду к вам с американкой,
Богатая, но с дурью в черепушке,
Считаться нужно с этой «наркоманкой», -
Шеф из столицы: «Помогите душке!»
Ей вся охота как чефирь на ложке,
Неужто мы к такому же придём:
Дай грубый секс в охотничьей сторожке
И с настоящим русским «медведём»!..
Мы тут, Серёга, долго совещались,
Тебя решили выдвинуть на «дело»,
Надеюсь, брат, - умом не просчитались,
Района честь отстаивай ты смело!»
С конторы вышел, чуть не сматерился:
Где «косолапого» сейчас достать?
Снег в декабре порядком навалился,
А медведЯ под снегом любят спать!
Помчался в город на своём УАЗе,
Директор цирка – дальняя родня,
Дал «циркача» - утешиться «заразе»,
Но срок «проката» - только на полдня.
Сторожку за кордоном, где опушка,
По высшему разряду «накрутили»,
Снаружи – так себе, обычная избушка,
Внутри же – «евро», в нашем, русском, стиле.
Чтоб не рычал и сильно не брыкАлся, -
Я мишку водкой накачал в достатке.
В постель его! И он, скажу, - поддался,
А сам стал ждать, в окно смотря из хатки.
И вот у сосен – авто кавалькада,
Дверь распахнулась, генерал московский:
«Серёга – ты? Найдёт тебя награда, -
К себе прижал, - братишка «Рокоссовский»!
Знакомься с гостей. Супер – мадмазель!
(Гляжу – обычная бабёнка с виду),
Миллиардерша! Я пошёл в «газель»,
А ты – дерзай! Не дай страну в обиду!»…
На кухне с ней цедили молча «виски»,
Та всё смеялась – не бельмес по-русски,
Я вспоминал блестящий свой английский,
Проход в мозгу, жаль, офигенно узкий.
Вдруг хвать за бороду: «Давай, Сирожа!»
Чуть не забыл своё я «сутенёрство»! -
Подвёл к постели. У медведя рожа
Была в улыбке. Полное пижонство!
А «мадмазель», - заметьте голая уже,
Как завопит и махом из сторожки!
Среди стволов, на снежном вираже,
Мелькала попа в скорость «неотложки».
Там генерал словил, видать, «беглянку»,
Смотрю – ОМОН обкладывает фронтом,
«Айда в сугроб!» – покинул я «Лубянку»,
Медведь помял бойцов немного с понтом…
Наш старший егерь мне в глаза с укором:
«Подвёл ты нас, Серёга, капитально!
Твоей «услуги» все хлебнули хором.
А твой медведь…. Всех выше был морально!»