Погиб поэт. Стрелял паршиво.
Был близорук, недальновиден.
Забыл лорнет. Упал с обрыва
И тем противника обидел.
Противник чешущейся правой
Пальнул с размаху в секунданта,
Тот недодумал: «Девять ставок.
Непло…» – и рухнул в лужу бантом.
Вернулся лекарь от поэта.
Глядит – час от часу не легче –
Стрелявший капнул на штиблеты.
А у него больная печень,
А у него больные почки,
Чахотка, жаба, инфлюэнца,
К тому же очень скверный почерк,
И муж сестры немецкий герцог.
А вдруг война? Припомнят мигом,
Собак навешают дворовых,
Пойдут наветы да интриги.
«Впредь буду пользовать здоровых.»
Сказал и тут же поскользнулся,
Да головой – по саквояжу.
Стрелок лениво обернулся
И был слегка обескуражен.
Пошарил взглядом по поляне,
Ища второго секунданта,
Нашёл у первого в кармане
Всю сумму, что на дуэлянтов
Друзья поставили по дружбе,
Чтоб этот день отметить водкой.
«Напьюсь один.» И в той же луже
Утоп от приступа чахотки.
Кто виноват? Что делать? В смысле:
Где деньги, да и был ли мальчик?
Нашли тут одного за Вислой, –
Мычит и тычет средний пальчик.
1 марта — День пива в Исландии!
Вторая суббота июня — День пивовара в России!
Во второй половине июля — Фестиваль пива в Лимассоле!
Во второй половине августа — Пивной фестиваль в Пертерборо!
После второй среды августа — Фестиваль раков в Мальме!
Во второй половине сентября — Октоберфест (Oktoberfest) — крупнейший в мире фестиваль пива в Мюнхене!
У немцев к пиву страсть совсем иная -
Они не напиваются в дугу.
Октоберфест я часто вспоминаю...
Вот только, правда, вспомнить не могу.
...Что вам сказать про этот Новый год?..
Он желтым тигром в дом ко мне идет.
Но даже дураку известно ведь,
Что в каждом доме есть уже медведь...
И кошка у меня живет, Олеська,
Что тоже из тигриного семейства.
На кой мне сдался этот зоосад?
Я тигру говорю: "Ступай назад!"
Сквозь щели глаз надменно смотрит тигр,
Мол, ты меня не догоняешь, Игорь.
Тебе придется потесниться с киской,
В твою джунглю есть у меня прописка.
К тому ж не ем я ничего фактически,
Ведь я же тигр - цельнометаллический!
Я буду жить в квартире ровно год,
Как у подъезда твой немытый Ford.
Так и живу семьей в панельной хате:
С женою-львицей, с кошкою брюхатой,
С ребёнком, что по гороскопу Овен и
Теперь вот с этим тигрищем диковинным,
Что нагло разместился на кровати.
И с мишкой в телевизорном квадрате...
И так уже привык к такой запарке,
Что мог бы жить вполне и в зоопарке.
В начале 90-х финские кинодокументалисты сняли в эвенкийском совхозе «Полигусовский» прекрасный фильм о жителях этого таежного села, об оленеводах. Съемочная бригада как приклеилась к одной молодой эвенкийской семье, кочующей вместе со своим стадом по тайге, так и не отставала от нее в течение нескольких месяцев. Камера неотступно следовала за оленеводами, фиксируя каждый их шаг, каждую мельчайшую деталь несложного таежного быта, и люди, привыкшие к оператору, уже не обращали внимания на него и жили своей обычной жизнью, отчего потом у зрителя, смотревшего этот фильм, создавался эффект собственного присутствия в оленеводческом стойбище.
Когда лента была отснята и смонтирована, творческая бригада сочла нужным привезти ее из своего далекого Хельсинки на премьерный показ к героям фильма. В окружной центр из «Полигусовского» финские киношники вернулись, опьяненные успехом (стены сельского Дома культуры во время демонстрации фильма никогда еще не видели такого количества зрителей, не дрожали так от аплодисментов), и не только. Когда я напросился на интервью с финнами и пришел ближе к обеду в гостиницу, то нашел их, и особенно режиссера, заросшего неожиданно черной роскошной бородой, явно «поврежденными» вчерашним. Тем не менее, разговор у нас получился, материал обещал быть интересным, оставалось задать еще пару уточняющих вопросов. И тут сопровождающая финнов переводчица, молодая разбитная девчонка, сообщила, что им пора на обед, а потом и в порт, на самолет
- А можно, я пойду с вами? – попросил я. – Надо бы договорить…
Переводчица коротко переговорила с киношниками. Те согласно закивали головами. Я сказал, что подожду их в холле гостиницы. Только вышел из номера, как услышал характерный звон стекла, бульканье… На обед мы пошли в ресторан (днем – обычная столовая) «Орон». Все были нормальными, а вот режиссера уже начинало заносить на ходу. «Ты смотри, - еще подумал я, - глушат-то водку они по-нашему, по-русски. Значит, правду говорят и пишут о финнах, что они специально мотаются на выходные в Питер попьянствовать, поскольку спиртное у них очень дорогое».
В полупустой столовой финнам предложили гороховый суп, на второе – котлеты из оленины, были еще какие-то салаты. Я включил и поставил на стол диктофон, и пока киношники хлебали суп, продолжал «добивать» их вопросами. Бородатый режиссер после каждой отправленной в рот ложки супа как-то странно гримасничал и все больше хмурился. Было видно, что его совершенно развезло, и на мои вопросы за него уже вовсю отвечал сценарист. Внезапно режиссер что-то проворчал, залез себе в рот и… вытащил оттуда сначала нижнюю, а потом и верхнюю вставные челюсти. Все сидящие за столом остолбенели, а потом нервно захихикали. Режиссер, продолжая что-то сердито шамкать, носовым платком счищал со своих пластмассовых запчастей налипшие горошины. Меня же при этом поразил не столько сам этот скотский поступок пьяного, хотя и именитого финна, сколько то, что он в таком возрасте – ему было не более сорока, - оказался совершенно беззубым.
Переводчица, с трудом удержав рвотный позыв (признаться, и мне, повидавшему всякого, было также не по себе), извинилась за своего подопечного, в том числе и от имени его соотечественников.
- Да ладно, чего там, бывает, - успокоил я ее. Уже можно было раскланиваться. Но вот так сразу уйти было как-то неловко. Еще подумают, что обиделся. Финны между тем допивали жидкий чай. Сценарист купил переводчице «сникерс». Та ловко разделила шоколадно-ореховый батончик ложкой прямо на фантике на несколько частей, и довольно жмурясь, по очереди стала отправлять их себе в рот. Наконец, обед закончился, и мы все пошли к выходу. Тут бородач снова забеспокоился и о чем-то спросил переводчицу. Она сердито ответила ему. Финн, упрямо выставив свою бороду, повторил вопрос более настойчиво.
- Где тут туалет, не подскажете? – вздохнув, спросила меня переводчица.
- Кажется, за углом, - вспомнил я. Ну да, а где же еще – всегда и везде за углом. - Пусть идет прямо по коробу теплотрассы, там увидит. Только поосторожнее, там может быть… ну, скользко.
Дело было зимой. Пьяного режиссера в такое рискованное путешествие одного не отпустили. Его вызвался сопроводить оператор. Взяв бородача под локоток, он помог ему забраться на заснеженный короб теплотрассы, и бережно подталкивая сзади в спину, повел в сторону дощатой будки. Туда они шли медленно. Оттуда вылетели пулей. Глаза у обоих финнов были испуганные. Еще минуту назад пошатывающийся режиссер был совершенно трезвым. Здесь, же у столовой, мы распрощались. Финны отправились в гостиницу, собираться в дорогу. Я хотел бы идти к себе в редакцию, но сначала решил заглянуть в ту самую скромную будку, которая так напугала финнов.
То, что увидел я, ошеломило даже меня. Во-первых, дощатые двери сортира на две персоны были открыты настежь и не закрывались, поскольку были вмерзшими в лед, происхождение которого не вызывало лишних вопросов. Во-вторых, в самих кабинках покоились не менее чем полуметровой высоты пирамиды. Не верилось, что это мог «создать» человек, существо думающее. Но примерзшие окурки, смятые газетные клочья выдавали, что сортир регулярно посещают люди и карабкаются на эти самые пирамиды, чтобы сделать их еще выше…
А фильм тот об эвенкийских оленеводах на каком-то международном кинофестивале получил престижную премию. Бородатый же режиссер вскоре умер у себя там в Хельсинки. Остается лишь надеяться, что не от полученного в Туре потрясения.
Как-то раз под бой курантов в мою дверь раздался стук,
так что даже рюмка с водкой чуть не выпала из рук
Дверь открыл, а на пороге, гуманоид в неглиже,
хорошо ещё что не был я "готовенький" уже
Волосатый и зелёный, в лапах держит посошок,
я опешил и он тоже, испытал похоже шок
Опустил мешочек на пол и доверчиво сказал -
не туда на "пипилаксе" видно нынче я попал
Явно "чёрт" меня на Землю по ошибке к вам занёс,
сам же я с Альдебарана, я их добрый Дед Мороз!
Мне ещё парсеков сорок, доберусь туда впритык,
ну а ты за беспокойство извиняй меня, Мужик!
Ну, вот и первый снег. Как малое дитя,
Что в санках егозит по неженке-позёмке,
С улыбкой дурачка, ликуя и пыхтя,
Таскаю, как щенка, «Олимпус» на тесёмке.
Мой умница и друг, соавтор, виртуоз,
Безропотен и тих, как женщины востока.
Снежинками форсят тычинки алых роз,
А мы уж тут как тут с орлиным третьим оком.
Бродяга, первый снег! В башке весёлый хмель,
И осень, как всегда, наврёт в конце квартала,
Что выполнено в срок, признав сосну и ель
Повинными во всех грядущих карнавалах.
Разверзлись небеса, сжимается простор,
И кругом голова от зонтичного нимба,
Пока белым-бело, ни «съёмка!», ни «мотор!»,
Успеть представить мир совсем другим. Каким бы…
Новый год? Устала ждать я
Оливье и серпантина,
Покупать отправлюсь платье,
Чтобы в облике тигрином,
Ногти вырастив из геля,
Бюст усилив силиконом,
Под призывный вой метели
Под морозец заоконный,
Под торжественные речи
И киркоровские вздрюки
Положить тебе на плечи
Нет, не тяжесть, только руки.
Положить, и пусть припишут
Это женскому коварству,
Милый, тише, тише, тише…
Новый год приносит дар свой,
Не случайный, не напрасный,
Древний и неугасимый,
Иногда огнеопасный,
Солнечный, как апельсины.
Ты не бойся, облик хищный
Слезет вместе с макияжем,
Вместе ниточку отыщем,
Ту, что нас надежно свяжет.
Ты скучал, и я скучала,
Может, быть смелее надо?
Новый год - любви начало?
Или шутка маскарада?
Я ветеран и скоро долго лет,
Как я наводчик в чреве космодрома.
Неточности у целкости ракет
Мы подправляем с утренним синдромом.
Ракеты эти, ох как не простЫ!
И я хочу, чтоб все Вы уяснили:
Стакан даёт поправку в две версты,
А без закуски - три-четыре мили.
Налив быть должен точным: до "губы"
И надо пить минут за пять до пуску.
И никаких там "если б" да "кабы",
Плюс ровно три секунды на закуску.
И это говорит вам ветеран,
Лауреат картонного диплома.
ЗАПОМНИТЕ: раскокаем стакан
И всё! Считай страна без космодрома...
Klock Marley
Кукан уже довольно долго лет
На фейс-контроле в чреве Хохмодрома.
Любого, кто решил, что он поэт,
Подправит вместе с утренним синдромом.
Поэты эти, ох как не простЫ!
Расслабишься, глядишь – наюморили.
Кукан им даст поправку в две версты,
Коль в сапогах, то в три-четыре мили.
Пускай заходит в день на полчаса,
Поскольку он в засаде, кто не понял,
Но никаких там «Пушкин так писал»,
Когда узрит мохнатые ладони.
Две-три поправки выдаст с утречкá,
И дальше в месте прячется укромном.
ЗАПОМНИТЕ: уйдёт отсель Кукан,
И всё! Считай страна без Хохмодрома...
Мелькают в окне деревушки,
А жёлтое лико луны
Бежит по сосновым макушкам
Без страха упасть с вышины.
______
Пародия называется "Ну-ка, тихо! Это стихо!"
Мелькают дома за окошком,
И рифмо слагает рука.
Но что-то смущает немножко,
А что - не пойму я пока...
И прячется лунное лико
За синее звездное мгло....
....А в общем хорошее стихо,
И Музе со мной повезло!
Я вам признаюсь, не лукавя, прямо –
Футболом с детства тронутый слегка,
Болею за московское Динамо,
А в Еврокубках плюс за ЦСКА.
Пока Динамо дурака валяет,
Армейцы, как всегда под гул трибун,
В отличие от наших разгильдяев,
Во вторник брали приступом Стамбул.
Проблемы у меня возникли с визой,
А то рванул бы к туркам, был настрой,
Но не срослось. Включаю телевизор,
Чтоб насладиться этою игрой.
Весь первый тайм (и что тут приукрасишь?) –
Решение тактических задач,
А на исходе Смодиш, тьфу ту, Красич
В штрафной турецкой получает мяч.
Я замер в предвкушении удара,
Я от волненья стал как будто пьян –
Ну, вот сейчас, потомкам янычаров
Отмстим за унижения славян.
Припомним им стояние под Плевной,
Бои за Измаил и Бухарест,
И отдых неустроенный и нервный,
И под Кемером сделанный арест.
Сжал кулаки тогда я, что есть мочи,
Я Бога попросил – пусть он забьёт
И сделаю всё то, что ты захочешь –
Сор утром брошу в мусоропровод,
Полы помою, честно – для разгрузки,
Не стану без нужды спрягать глагол…
И бог услышал, он всегда за русских.
Ударил Красич… Боже, Боже… Го-о-ол!!!
Но я сжимал до судорог ладони
И ждал конца, взволнованный борьбой…
И был вознаграждён – забил Алдонин.
И бог с ним – с голом, что забил Бобо.
12.12.2009
Год новый все ближе и ближе,
Везде лепота и уют…
А я уж, ребята, предвижу,
Что многим вам морду набьют.
Еще новогодних салатов,
Не начали жены мешать…
А я уж предвижу, ребята,
Что многим в них мордой лежать.
А там где гулять будут тише,
Не будут валять дурака…
Так вот я, ребята, предвижу -
Вы мордой не вышли пока.