Собрал заключенных начальник тюрьмы:
- Депеша намедни пришла из Москвы!
Бумага сурьёзная, подпись, печать.
Театр приказали тюремный набрать.
Людей чтоб от дел нехороших отвлечь,
Побольше народу в театр привлечь.
Шекспиров там, Гамлетов нам не осилить,
Вот детскую сказку, нам будет по силам.
Но сам никаких я припомнить не смог.
Кто помнит какую?
Кричат:
- Теремок!!!
- Отличная сказка! Её и поставим!
Сейчас быстро список актёров составим.
Кто будет играть и проявит таланты,
Получит на ужин добавку баланды.
Тут встал заключенный по кличке «Блоха»:
- А кто согласится играть Петуха?
Морда красная, не брит, жилистые руки,
к нам испытывает он родовые муки,
долото, пила, топор, клятва Гиппократа,
трупный запах, формалин и в крови лопата,
он ребята любит нас, ждёт за медсанбатом,
в морге он ПАТАЛОГО, ха-ха-ха, АНАТОМ!
Слонялись по учительской коллеги,
Уныло пережёвывая сплетни.
За стенкой бушевал десятый класс:
Упитанные парни гоготали
Над старым непотребным анекдотом;
Дебильные девицы-переростки
Похабные частушки распевали…
А за окном шёл дождь.
И было смутно
И тягостно: жестокая подробность
Всех этих ежедневных впечатлений
Обрыдла мне.
Я подошёл к окну,
Увидел беззащитную берёзку,
Роняющую редкую листву
На золотое дно кипящей лужи…
За ветхою оградою плетня
В грязи дорожной надрывался трактор.
Он возмущённо скрежетал и фыркал,
Окутавшись голубоватым дымом.
Я мысленно стал помогать ему,
Но он заглох.
И думал я о том,
Как долог будет путь до нашей встречи,
И сколько грязи встретится на нём…
Если в наших рюмках – не вода
А на вилках, вновь, с прослойкой сало
Значит год удался, господа
И гневить прошедший не пристало
Слышал от китайских мудрецов
Будто бы удачно фишка ляжет
Тем, кто с крысой на одно лицо
Им Фортуна перед свой покажет
Если же сквозит иная стать
Не грустите, песенка не спета
Говорят с «крысоткой» переспать
В Новый Год – счастливая примета
Светит всем – «из грязи да в князья»
Никого Восток не смог обидеть
Поспешите к зеркалу, друзья
Чтоб быка там с лошадью увидеть
Жаль, что к нам по прежнему, видать
Новый год не будет щедр на льготы
Вновь придётся рук не покладать
Даже по пришествию с работы
Не спешите свет везде тушить
Не сосите лапу – все уедем
Нам всего (ещё) четыре года жить
Под В.В. приемником - Медведем
Чем сидеть, окрысившись на всех
Выпьем, ведь мы этого хотели
Пусть всегда сопутствует успех
В нашем безнадёжном, с вами, деле!
Подарил Лужков Шандыбину расчёску:
"Используй, друг, но только зубья не ломай".
А тот в ответ купил ему в киоске
шампунь от перхоти: "На, кудри промывай".
***
Говорила дочке мама:
- Привыкай, хоть слух и режет.
Содержательная дама –
Та, которую содержат!
Посажу тебя с ним рядом,
В кофте той, где грудь открыта.
Если будет ноги гладить,
Ты спроси: «Нет целлюлита?»
Разговор зайдет про это,
Пригласи потанцевать,
И крутись вокруг кометой,
Страсти надо разжигать.
Погодя чуть, дай прижаться,
Но сдаваться и не думай.
За себя умей сражаться,
Осчастливит нужной суммой.
Вот тогда, пора не драма,
Обними его и нежно,
Содержательная дама,
Та, которую содержат.
***встретил вчера Ваньку Морозова в костюме Деда
Мороза – видно, спешил по вызову. На моё «Как стал
Морозом?» - рассказал, что «как-то вычитал в истории,
что ещё в 1492 году на Руси великий князь Иоанн –
Василий 3-й утвердил постановление считать за начало
года – 1 сентября*… А до Петра 1-го не дочитал…**»
******
«…Разругались весной: я немало
Уговаривал Дашу, но вот
Она очень обидно сказала:
«Дед Мороз! Приходи в Новый Год!..»
…Ждал всё лето, был как под наркозом -
В мире грёз, ощущений и слёз,
Ощутил себя Дедом Морозом:
Раз Морозов, чем я - не Мороз?!
Борода не седая? – Подкрашу!
Нет подарков – пойду и куплю!
И поздравлю красивую Дашу!
Жаль, подарки-то - не по рублю.
Я спешил – я был к встрече готовый
И в старинный взглянул календарь -
ИОАННА ПРИПОМНИЛ ГОД НОВЫЙ*:
В нём СЕНТЯБРЬ – всё равно, что январь!
Шубу сшил - одеяло плюс вата,
Ваты десять пакетов извёл…
31-го АВГУСТА с датой
Поздравлять свою Дашу пошёл…
…Конец лета… Как жарко на пляже!
Я ж под шубой и под бородой
Весь промок, не купаясь, но в раже -
Не прельщусь черноморской водой!
Я шагал мимо тел загорелых,
Шутки мимо ушей пропускал,
Поздравлял женщин, девушек спелых -
«С Новым Годом!»
и словом ласкал…
…Как на пляже найти Дашу трудно!
Сзади слышу – «Он что - идиот?...»:
Безопасности пляжная служба
По следам моим сзади идёт…
Подошли трое в светлых халатах –
В два ремня связан я среди дня!..
(…Что я первым ударил медбрата -
В том потом обвинили меня!)
- «Дед Мороз?! Где лицензия Ваша?!»
И меня потащили в фургон –
Тут заметил (не с мужем ли?) Дашу:
Закричал: «Похищают, ОМОН!..»
…Я ж хотел пошутить дедморозно,
Но за юмор – в решёточках дверь,
А Главврач заявил несерьёзно: -
- «Дед Мороз? Он в палате потерь…»
………………
…К декабрю, подлечив, отпустили…
Я тружусь в ОАО «НОВО-SOS»:
Сервис в новом и праздничном стиле -
Числюсь в штате как «спец Дед Мороз»!
…Я хожу в Новый Год по квартирам –
«ДЕД ПО ВЫЗОВУ –
СПЛЯШЕТ, СПОЁТ!»***
Первый вызов был к … ДАШЕ! –
Сатиррра?
Нет, не «ужыс», а ПРОСТО - ВЕЗЁТ!»
** - последний раз Новый Год праздновали
в России - 1 сентября - в 1698 году.
*** - каждый танец Мороза – 1000 р.
Змей Горыныч как-то спёр мою кралю
И увёз её к себе поневоле.
Звали девицу, не помню как. Аля?
Нет, неправильно, скорей всего, Оля.
Да не суть, как бы её не назвали –
Мне же с имени воды не напиться.
А пропала – затужил. Даже Валю
Выгнал `из дому, свою истопницу.
Собираться стал в дорогу. Мать плачет,
Мол, в субботу отстою литургию.
И учти, устроен Змей тот иначе,
И на мяту у него аллергия.
Я бушлат армейский свой подпоясал,
Я карманы все забил сухой мятой
И пистоль засунул за опоясок,
Ну, держись теперь Горыныч, проклятый.
И потопал в тридевятое царство.
Все герои ищут там свою славу –
То побьют в дороге чьё-то коварство,
А то нечисть, что пришлась не по нраву.
Долог путь был и привёл меня в чащу –
Там изба стоит на ножках куриных.
Я на чудо это молча таращусь
И мечтаю о постели с периной.
Только странное чего-то с домишком –
Непонятно у избы где вход-выход.
Понастроят!… А ведь это уж слишком…
Надо ж путнику хоть где-то подрыхнуть.
И к чему ребячьи эти игрища?
Не ровняют ли меня с пастухами?
Выходи, Яга! Такое жилище
Уже выдало тебя с потрохами.
Затряслась изба, вокруг обернулась
Вход открылся и Яга на пороге.
Опосля, милок, какого загула
Ты забрёл сюда, в этот край убогий?
Да тебя, видать, привёл ко мне леший.
Очень вовремя, а я уж тужила.
Хожу по лесу, как дурная, пешей.
Ступа, говорит, моя отслужила.
Мол, устроили с Горынычем гонки
Взмыли в небо, да нелепо столкнулись.
Вот гляди, погнулись в ступе заслонки.
Ведь починишь, не откажешь бабуле?
А уж я тебя тогда осчастливлю,
Отплачу за всё добро. Рассчитаюсь
Не рублём и не паршивою гривной.
Красной девицей явлюсь и замаю.
Ну, ты бабка, с дубу рухнула что ли?
Ты чего такое мне предлагаешь?
Я пришёл сюда за милою Олей,
Что Горыныч твой украл, ты же знаешь.
Я же, старая, сейчас наскандалю.
Я ж любимую ищу, свою Олю.
Говори, где прячет Змей мою кралю,
А не скажешь, я шмальну из пистоля.
Я ж твою счас раздолбаю халупу,
Я ж сейчас тебя... пока не неволю.
Ну, а скажешь - починю твою ступу -
Я ж в деревне самый стоящий столяр.
21-23.12.2007
Люблю я эпиграмму, как глоток
Морской воды или в носу чеснок,
Когда собрату по перу в стихах
Достанется не в бровь, а прямо в пах,
Когда один не Байрон, а другой
Его лягнёт подкованной ногой.
Иное дело, если обормот,
Прочтя мой опус, грубо намекнёт,
Что сочинитель – полный идиот,
Что юмора ему наплакал кот,
Хромает ритм, а мысли вовсе нет
И рифмам будет 300 лет в обед.
Мне тоже хочется дохнуть подчас
На автора свой углекислый газ.
Начну, но испаряется запал,
Покажется, что эту муть писал
Не он, а я. И бью его любя
Для бодрости, как самого себя.
А напоследок будет очень жаль,
Когда смешной мой опыт как мораль
Ты почему-то для себя сочтёшь,
Зарежь меня, но с юмором. Вот нож.
Облака на закате заполнили красным окно,
Но какая-то сила картину сию возмущает,
И хрусталик сейчас же сетчатке моей сообщает,
Как меняется, мнется, ломается это панно.
Синевою вечерней уже окропило сады,
И на этот процесс реагирует четко сетчатка.
Но сгущается ночь над садами ни валко, ни шатко,
И еще далеко до венчающей небо звезды.
Далеко до ветров, разрывающих алую даль.
Но сетчатка струит свои импульсы через пороги
И на это в мозгу отзывается точка тревоги
(обратите внимание, дети, на эту деталь).
Что тревожит ее? Как решительно вечер хорош!
Ни порыва тебе, ни еще трепетанья листочка!
Но пульсирует ток и работает некая точка,
И по телу бежит ожидания нервная дрожь.
Почему-то душе не до эдаких дивных красот.
Скоро будет гроза: громы, молнии, всполохи линий.
Загудит океан, нарисованный краскою синей
(синеву океана подчеркивает горизонт).
Но за тем горизонтом что мнится, что чудится мне?
Что взлетит до небес, словно это журавлик картонный,
Тяжеленный корабль сорокапятитысячетонный,
И сокроется враз в неразборчивой той глубине.
Да с чего это все, и откуда пошли семена?
Почему так зловещ перепев долетающий птичий?
Отчего так закат беспредметно апокалиптичен,
Словно в этом вине беспросветная наша вина?
Но в причине картин, обусловивших этот замес,
Виноваты глаза, что изрядно под вечер устали.
Виновата слеза, набежавшая вдруг на хрусталик,
Исказившая гладь ни к чему не причастных небес.
Не стала ждать пока друг друга
с тобой мы будем раздражать.
И вот, сойдя с седьмого круга,
решила наконец сбежать
в туман, от памперсов, в пампасы,
в лимонный знойный Сингапур,
куда-нибудь, хоть к папуасам,
где пальмы и сплошной l'amour;
К простору, к солнцу, в неизвестность,
туда, где дышится легко,
где я-не юная невеста,
и без хрустальных башмаков,
смогу закрыть одну страницу,
другую-радостно открыть,
и новой жизни удивиться,
a жизнь прежнюю забыть.
Но ты, я знаю, мною бредишь
во сне и даже наяву.
И чует сердце, что приедешь
меня зарезать к Рождеству.