– Тепло ли тебе, девица...?
Тепло ли тебе, милая...?
– Тепло, Мороз Иванович…
Ах, как тепло, родимый мой…
Перину твою снежную
пушиночку к пушиночке
Я взбила очень бережно.
Теперь не в пласт снежиночки… , –
Ответила Метелица,
Лаская взглядом мужа.
Она ему и девица…
И быт его досужий…
Морозно... Минус двадцать пять
По Цельсию иль Фаренгейту...
Неважно это... Наплевать...
Метель свою достала флейту
И заиграла старый хит,
Скребущий через окна души...
В такой мороз любой пиит,
С похмелья даже, чуть опухший,
Шедевром может точно в цель
Сразить людские массы метко...
И капнет небольшой процент
Из популярности пипетки
В любого творчества архив...
"Мороз и солнце"... Знали предки,
Что всем запомнятся стихи,
В которых снегири на ветке,
В которых лед и снежный вихрь,
В которых сани с бубенцами...
С мороза девки... Кто-то их
Прижал... А может они сами,
В объятья жаркие гусар
Ныряют, не стянув кокошник...
От стонов их морозный пар
Куда-то под стреху ебошит...
Тел обнаженных барельеф
В сосульках виден многократно...
И даму пик валетом треф
Накрыло жестко и развратно...
И по белесой пустоте
Российской вычурной глубинки
Оргазма крик из декольте
Развеял редкие снежинки
И замер в небесах орлом...
Вот что сказать хотели как бы
Нам классики и я потом
Их потаенных мыслей клады
Вскрыл всем поэтам, как пример...
Зимой сюжетов выше крыши!!!
Твори поэт на склоне эр
Бессмертные поэмы-вирши!!!
Чтоб кто-то, пыль стряхнув с брошюр,
Лет через сто, а может двести,
Сказал: "Я так не напишу..."
И спер стихи своей невесте...
И выдал, сука, за свои...
И прожил жизнь неплохо даже...
Мороз... Да, ****ь - не Дубаи...
Отвлекся снова я... В той лажи,
Что я вам выше написал,
Нет смысла... Из окна надуло...
Я зимней лирики вассал,
Вот потому и перемкнуло...
Холод дан нам для того,
Чтобы шелушились лица,
Чтобы - полноценный год,
Где зима хоть месяц длится,
Чтоб не смели забывать:
Генерал-Мороз не дремлет,
У него свои права.
Тонкий снег, укрывший землю,
Не спасет клубничный куст,
Мерзнут луковицы в почве,
Лес притихший гол и пуст,
Но совсем не озабочен,
Он привык. Он устоит.
И мороз совсем не вечен.
Что же мой так бледен вид?
Мозг лентяйством искалечен.
Шерстяные есть носки,
Чай горячий с шоколадом,
Суп вчерашний не прокис,
Так чего еще мне надо?
Не топят заразы печку,
Жалеют березовых дров,
И я выхожу на крылечко
Вокзала, здесь холод здоров.
Безлюден перрон, как обычно,
В морозной плывет тишине,
Дышу под обшлаги привычно,
А что остается мне?
Не скоро окатит рассветом,
Расплавится чуть синева;
И, все-таки, лучше летом,
Зеленая всюду трава,
Можно вздремнуть и на лавке,
Которая лезет в кусты,
А в декабре булавки
Холода так остры.
Лету и мухи рады,
Какая быть может речь...
Ну что вы не топите, гады,
Свою привокзальную печь?
* * *
Назойливо оса у чашки с медом вьётся,
Таким гостям едва ль кто будет рад.
Кто от нее рукою отмахнётся,
Тот перед ней смертельно виноват.
* * *
Повторять стал часто тесть:
«Жизнь хренова – неча есть».
Сам обширный словно стог,
Сразу просится итог:
Не вмещается он в рожу.
Голодает? – не похоже.
* * *
И даже явный кровосос
Слова качает как насос
И беспредельно убежден –
Стоит за правду твердо он.
* * *
Превозмочь надсаду трения,
Неприятностей наплыв.
Воля требует терпения,
А иначе будет взрыв.
* * *
- От прямой уйти посмей-ка.
- Что вы, что вы – я линейка.
* * *
Один мудрец сказал: «Поэты
Должны разуты быть, раздеты».
Добавлю: «Есть одну черняшку
И слёзы лить на промокашку».
* * *
Хмель вырасти хотел до звёзд,
Он по шесту всё лето полз.
Но наступил последний миг,
Шест кончился и хмель поник.
* * *
Со мной порой бывает странное:
Хочу ввернуть словечко иностранное.
Такое подзагну – аж сам пугаюсь –
Невольно получается – ругаюсь.
* * *
Гляжу внимательно и вижу – ах!
Я на ногах, а все на головах.
Лишь одного не понимаю –
Подошвы почему-то не стираю.
* * *
Как скрепить листы бумажные,
Думал он многоэтажно;
Вот работа для души…
Все работы хороши!
* * *
Смысла таково течение,
А иначе и не быть.
Смерть – на соцобеспечении,
И её не погубить.
* * *
И нет смысла булькать нам,
Булькотня – досада;
Каменный открыт фонтан,
А воды не надо.
* * *
В нём такт с рассудком и не спали.
В нём бездарь с чванством – пара.
Он маску важности напялил,
Чем сходит за фигляра.
* * *
Палить в меня хоть из ружья
Вы можете, я знаю.
Но всё же верные мужья
Пусть в мыслях - изменяют.
* * *
А вот вопрос не от печали,
Его из любопытства вперил:
Вы мужа и жену встречали
Что спят всю жизнь
в одной постели?
* * *
Есть квартиры, как сортиры
Запах – не амброзия:
Всюду лужи и подтиры,
Стены биты из мортиры.
Полная эрозия.
* * *
Снова мы на мели,
Просто благодать!
Мы считать умели, -
Нечего считать.
* * *
Наливай полнее,
Пьянки будь герой.
С первой не пьянеют
Так же со второй.
Что нальют, всё хапай,
Не стесняйся, брат.
А уже с десятой
Рожей лезь в салат.
Опять стоит мороз трескучий,
а мы выходим из домов,
себе купив на всякий случай
у продавщицы эскимо,
чтоб жар нам тело не замучил.
Да что крещенские морозы
нам- коренным сибирякам?
Полтинник в минус- это слёзы.
Не напугают мужика
такие здесь метаморфозы.
Примерно что слону дробина
нам этот лёгкий холодок.
В трусах усядемся на льдину
и за один большой глоток
бутылку водки половину
приговорим с горла и спляшем
на этой льдине босяком.
Пусть даже эти танцы наши
у вас подкатят к горлу ком.
Но кто не с нами- мелко пашет.
Ведь где-то даже в минус десять
людишки, кутаясь в пальто,
готовы сопли поразвесить.
Ну ущипнёт мороз...И что,
теперь не слушать звонких песен
сибиряков и северян?
Тех, что румяные красотки
среди заснеженных полян,
приняв не раз на грудь по сотке
нам исполняют под баян.
Уж коли нос тебе так дорог,
так дома сядь и не вылазь.
У нас народ, катаясь с горок,
вступает в половую связь
порой при минус даже сорок.
Октябрьский морозец одел лес в серебро. Столетние ели расправили мохнатые лапы, болото притихло: лягушата завалились спать, комарьё сгинуло.
С озера поднялись гуси, построились клином. Галки шумной гурьбой проводили друзей до волжского плёса, затеяли прощальную карусель.
К ночи на устье Лошадки майавы-бобры изготовились зимовать - добирали провиант. Работяги резали ветки тальника, молодняк шагая вперевалку тянул охапки к воде. На крутобережье, под ольховыми корчами, бобрихи убирали сухую листву, закрывали летнюю лёжку. Под утро из хатки поднялся старый Майа, сбросил с гребня плотины прибитую течением соломенную КострОму, нюхнул воздух и увёл семью под воду.
А с рассветом посыпал снежок. Таясь осторожно припушил еловые руки, после осмелел, повалил густо. Ветер потянул. Стряхнув ленивую летнюю повадку, опробовал силу, погнал вдоль Лошадки холодную струю, враз стала Лошадка под ледовой одёжкой. Покружил, наделал сугробов у еловых ног и сгинул за Волгу.
Тихо стало, чисто.
Лось-хозяин просунул добрую морду в заросли ольхи, засмотрелся на одетую в белое опушку. Красота…
***
"Урал", это вам не хухры-мухры. Лёха-маленький примял рылом лесовоза ольховник и вырулил к крутизне над Лошадкой. Следом по колее пробрался мой "Бобик".
Лёха заглушил уё…ще, вылез на подножку, усадил на плечо Тимофея и спрыгнул на снег. Следом из кабины выбрался бывший зе-ка Широков, бригадир. Лёха огляделся, выставил большой палец:
-Во! Тут и успокоимся.
- Жалко красоту, загадим… – это я засомневался.
Широков начал нервничать:
- Мехалыч, я на што? Режим сделаю – строем ходить будут…
Лёха пододвинулся к откосу:
- Самое место. По льду в Вороново бегать близко и бобры рядом. Всё будет путём. Забирай, Михалыч, Широкова, дуй за бригадой, я пока прикину – где чего…
***
Пока я "дул за бригадой", Лёха начал хозяйствовать: обмерил шагом площадку, запалил костёр из лапника, разложил "тормозок" на пеньке. Тимофей, гревший зад на капоте лесовоза, углядел ломти сала на обрезе буханки, спрыгнул, и, отряхивая на ходу лапы, пододвинулся к костру.
Лёха приподнял сидение "Урала", хоть и пребывал в одиночестве, огляделся для страховки, вынул чекушку, подсел к пеньку и приготовился устроить себе удовольствие. Только Лёха сорвал с горлышка колпачок, сама собой образовалась прорубь на Лошадке и вынырнула девка: волосы рыжие, ледком прихвачены и конопушки по всему лицу.
Однако конопатая повела себя странно, спасаться не спешила и молвила игриво: - Постой, Алёша, суету оставь, побеседуем.
Лёха затосковал:
- Опять? Мало мне фракинштейнов, теперь ты…я крещёный, отлезьте от меня…
- Алеша, не пугайся. Я своя, хозяйка тутошняя, – девка колыхнула полными грудями, - это моё чучелко летом молодайки в реке хоронят.
Тимофей пробрался к берегу, ступил на лёд и уселся у проруби.
-Видишь, и Тимоша меня признал. Не ершись богатырь, дело у меня к тебе спешное.
Лёха глаз от конопатой не отрывал, сглотнул слюну:
- Вода студеная, замёрзнешь…
- Да ну, привыкшая я. Слушай, я друга в гости жду, повидаться очень надо, вот мне твоя помощь и надобна.
- Что, съездить? – Лёха указал на "Урал".
- Да нет, тело мне своё одолжи.
Лёха потянулся к чекушке.
- Брось, мне трезвое тело нужно. Я тебя в бобрёнка переселю, поскучай чуток в хатке, будет тебе потом моя благодарность.
- Нету моего согласия на этот произвол, - Лёха аж затопал ногами. – Как это в бобрёнка, а это…а в это кого, куда?
- Я в тебя гостя поселю ненадолго, у него конструкция такая, не может он в нашем климате обитать.
- Вот я тебя щас, - Лёха заметался по берегу, - дрыном угощу, будет тебе конструкция…
- Не зли меня Алексей, худо будет. А ну стой на месте, глаза прижмурь…
***
Бытовку мы пристроили на полозья и тянули волоком, по рыхлому снегу сани цепляло. Широков наводил режим: заматеревший на северах тракторист восторженно вертел головой и круглил рот. На месте застали Тимофея. Кот висел на верхушке окраинной елки, пучил глаза. На уговоры не поддался.
Широков приметил на пеньке чекушку, немедленно употребил и отправился с бригадой на розыск. Лёху нашли к вечеру.
- Нездоров. – Объявил Широков, – стоит на карачках, берёзку грызёт.
Объясниться Лёха не пожелал, пожаловался: у тальника кора горькая, у берёзы вкусней.
Лёха проспал двое суток, после сходил в Вороново, вернулся навеселе и рассказал чудную историю…
Весной, когда уходили с делянки, образовался слух: у Лёхи на хуторе поселилась конопатая барышня. Ждут прибавления.
-15
Минус пятнадцать. Куда ж ты по улочке
В джинсах без шапки идешь на мороз?
Физик из школы смеялся над дурочкой.
Пообещал, что расширится мозг.
-25
Замело-заморозило вечером.
Полчаса как не едет маршрутка.
Прислонилась к железочке плечиком.
С матерком отрывалася шубка.
-35
Не ходите, девки, с гвоздиком в носу.
В январе хотя бы, девки, не ходите.
По больницам всех вас вряд ли разнесу,
Но мозги прополощу вам менингитом.
-45
В тонких сапожках на рыбьем меху,
В колом застывшей юбчонке
Сутками ловит и мерс, и шаху
Тело замерзшей девчонки.
-55
Не страшны ни метель, ни снега,
Даже близость Полярного круга!
Только часто немеет нога,
Согревая любовью супруга.
-65 ???
- Сколько до бани?
- За сто докачу.
- Душу мне ранил!
Я триста плачу!
-Только не плюй из окошка
И потерпи до тепла.
Видишь стекло на дорожке?
Плюнул – и нету стекла.
Творил весь день, всю ночь -
летели сутки.
Уже нет сил, невмочь,
но образ создан:
ОНА к Нему протя-
гивает руки -
вот Идеал Любви!
Свободу слёзам...
Как бриллиант, блестит
нагое тело,
изгиб бедра манит
и просит лоно...
Он скинул всё за миг:
- Ты так хотела?
ОНА ж молчит, как штык,
но смотрит томно...
Решали, как спасать,
большим советом,
а ОН дрожал и выл:
ВСЕ БАБЫ ДУРЫ!
Прилип меж ног ЕЁ,
как кот к буфету,
сорвал весь конкурс
ледяной скульптуры...
Это городская лирика и я заранее прошу прощения у господ юмористов, но не вечно же мне хихикать. Всякая творческая личность должна когда-то и грустить.
У города случился странный спазм,
Затронув скверы, улицы, деревья.
Мороз крепчал быстрее, чем маразм,
А тот крепчал быстрее, чем альцгеймер.
Окрестный бомж, событиям не рад,
Ворча под нос, ушёл в подвал и запил.
Ну кто, скажи на милость, виноват,
Что заморозки начались внезапно?
Ещё недавно не было зимы,
Листва, дожди и прочие примочки,
А нынче пешеходов-горемык
Рядит погода в белые сорочки.
Рабочий день давно сошёл на нет,
Шофёры матом потчуют друг друга,
На перекрёстке бесноватый мент
Остервенело вертит жезл по кругу.
На площади усталый мрачный люд
Трамвая ждёт, как Цеперович визы*,
Скорей домашний обрести уют,
Принять сто грамм и влипнуть в телевизор.
А на углу ваш баловень-пиит
Не в силах ждать, приник к бутылке пива.
В носу сопля замёрзшая висит…
Красиво? Нет. Зато как есть правдиво.
* Это собирательный образ, заимствованный автором из конца 80-х, начала 90-х годов.