Когда на Русь спустилась тьма с небес,
Когда топтали землю басурмане,
Мой край родной, как божий сын – воскрес,
И имя воскресителя – Сусанин.
Ещё страну делили лжецари,
И лжепророки прославляли смуту,
А наш герой, почти уже старик,
Гулял по заведённому маршруту.
Дремуч и тёмен Костромской удел –
Здесь Государь укрылся от присяги,
И я бы здесь век скоротать хотел…
Хотел то я, да вот пришли поляки.
На их беду Сусанин обходил
Окрестности села, как Гектор Трою.
- Скажи-ка, дед, где царь ваш Михаил? –
Спросили ляхи нашего героя.
И он не стал врагов Руси пугать,
И удалью хвалиться перед плахой:
- Я проведу вас лесом через гать, -
И подтвердил, - не ждут в деревне ляхов.
Что было б с Русью, приключись беда?..
Но есть вторая сторона медали –
Стоял стеною русский лес, тогда
Поляки, испугавшись, зароптали:
- Пусть Тёмный Ангел протрубит отбой,
А лжепророки умывают руки…
Мы не пойдём, Сусанин, за тобой,
Мы ж в этой чаще все помрём от скуки.
Блеснул клинок и в жухлую траву
Упала жертва польского коварства…
А между тем, Пожарский взял Москву
И Михаила посадил на царство.
01.03.2009- 01.10.2009
Мне праздность близка, но геройство мне ближе,
И, время когда стало смутным весьма,
Я в Нижний подался, прослышав, что в Нижнем
Собрал ополчение Минин Кузьма.
Кузьма, между тем, пребывал в беспокойстве.
Сказал мне, над картой России склонясь:
– Герой – хорошо, но народному войску
Нужóн предводитель, желательно, князь.
Я сходу:
– Пожарский! России он верен,
Харизма, к тому ж, у него одного.
Пошли мы с Кузьмою к Пожарскому в терем,
Сказать, дескать, выбор наш пал на него.
Горюя на кухне о судьбах России,
По русской привычке князь горькую пил,
И нам отказал, сколько мы ни просили,
Спустить волкодава грозился с цепи.
Тут Минин вспылил:
– Ах ты, кровь голубая!
Почто на посланцев народа кричишь?
Смелее тебя нынче баба любая,
Ты, коли струхнул, так лежи на печи!
Пожарский лицом, словно площадь, стал красен:
– Да как ты посмел! Негодяй! Сукин сын!
А Минин спокойно:
– Что, княже, согласен?
Ну вот и прекрасненько. Сверим часы.
Стремительность марша – основа успеха,
Любой подтвердит, кто хоть раз воевал.
Пешком топать долго, поэтому ехать
Задумали поездом «Нижний – Москва».
Князь начал чудить:
– Не поеду я с вами,
Портяночный запах введёт меня в грусть.
Борис Годунов мне пожаловал «Хаммер»
С водителем вместе. Без вас доберусь.
Что поездом лучше, то жизнь доказала,
Быстрее доехало войско тогда.
В кафе завалились мы возле вокзала
И принялись князя Пожарского ждать.
А князя всё нет. Неужели убило?
От мысли такой изменившись в лице,
Кузьма взялся князю звонить на мобилу –
Узнал, что он в пробке на Третьем кольце.
Час пик. Надо было нам что-то придумать,
Чтоб темп не терять. Поступили хитрó:
Князь пешим порядком отправился к ГУМу,
Кузьма, я и войско спустились в метро.
Что пробки и там, объяснять я не стану.
Когда добрались, чертыхаясь и злясь,
Наш князь в центре ГУМа сидел у фонтана
И план разрабатывал штурма Кремля.
На приступ решили идти в две колонны,
Построились, жаждая ратных трудов,
Одна – возле церкви Казанской иконы,
Другая – у Средних торговых рядов.
– Кузьма, – говорю, – князь, давайте попроще.
Зачем ополченцев губить, молодцов?
В Москве есть, я знаю, Болотная площадь,
Поляков туда, да и дело с концом.
Смеялись они надо мной до икоты,
Сквозь смех мне сказали такие слова:
– К чему заменитель? Веди их в болота!
Ты ж это умеешь, флаг в руки, Иван!
Меня на «слабó» взять несложно, ей-Богу.
Готов я на подвиг без мыслей о мзде.
Взглянув в календарь, оживился немного:
Есть шанс, потому что Согласия день!
Решил я, что действовать буду нахрапом.
Залез для солидности на Мавзолей,
Поляки кричат:
– Заходи, сиволапый,
Получишь от нас полновесных люлéй!
– Что лыбитесь, – им говорю, – идиоты?
Под стенами холодно нам в октябре.
Пускайте нас в Кремль и ступайте в болота,
И шибче давайте. Понятно, пся крев?
Поляки, узнав меня, враз зарыдали,
Но мне не смогли отказать в ерунде,
И, малость подумав, согласие дали.
А что было делать? Согласия день!
И все разошлись. Ополченье - к вокзалу.
Поляки - туда, где шуршат камыши.
Коль в ком в День Согласия оного мало,
Скажите Ивану - проблему решит.
В продолжении темы Жми сюда вытащил из залежей во время работы в МПС,
фантазия о путешествии польских туристов в конце 80-х, накропал
тогда стешками, так и оставляю…
Вместо эпиграфа поговорка костромича, автора Хохмодрома, Ивана Сусанина*:
“Вот и у нас, в Костроме, поговорка имеется: "Назвался Сусаниным - иди в проводники"
Срочная телеграмма в МПС
Сели в поезд “Брест-Москва”,
Мчались быстро, не скучая,
Проводник поил нас чаем,
Балагуря часа два…
Как зовут? – спросили – Ваня!
Жизнь то, как проводником?
Ваня хмыкнул: - Всё путём,
Я ж по паспорту Сусанин!
Поезд нёсся аки птица,
На каких-то часов пять
Паньству можно подремать,
Ян разбудит близ столицы!
Крепко нас сморило чаем,
Ваня стуком разбудил,
На перрон во тьму ссадил,
Скорый смылся, громыхая…
Мы ся питам: - То е Мо́ска?
Рявкнула по-русски тьма:
- Чё, слепые? Кострома!
- Ежуш Криштуш! Матка-Бозка!
И, чтоб паньство не сгинело
В МПС шлём телеграмму,
Молим вас, как Божью Маму,
Как в Москву добраться целым?
Ответ-молния из МПС
Безобразье, проше паньство,
Вас доправим в “СВ” даже,
А Сусанина накажем
За враньё и хулиганство!
В Костроме вам сервис царский
Обеспечат уже ныне
Наш диспетчер Кузя Минин
И начстанции Пожарский!
*-с благодарностью за идею нашему ИС и напоминание о славном проводнике
от автора С.М.5.
Историческая справка В 1894 году царская правительственная комиссия во главе
с Дмитрием Ивановичем Менделеевым утвердила стандарт
русской водки высшего качества.
Осенью тянулись бесконечно
Серые безрадостные дни,
Даже не хотел слезать я с печки.
Но пришлось, ведь царь мне позвонил:
«Слякотная, Ваня, нынче осень.
Водки б выпить, только вот она,
Сколько Менделеева ни просишь,
До сих пор не изобретена.
Занят Менделеев чем-то странным —
Почитай, уже с десяток лет
День и ночь штампует чемоданы,
А рецепта не было и нет.
И покуда с этим нет прогресса,
Так и пьём палёное бухло.
Чемодан не выпьешь, хоть ты тресни,
Да и закусить им тяжело.
Потому-то важная работа
У тебя, голубчик, впереди.
Но не заводи его в болото,
Ты его на дело заведи».
Издавна питая уваженье
К этому учёному уму,
В тот же день пошёл без возражений
Я в лабораторию к нему.
В нос ударил стойкий запах клея —
Вот токсикоманам благодать!
Где-то в глубине там Менделеев,
Из-за чемоданов не видать.
«Здравствуй, — говорю ему, — Иваныч.
Я к тебе от батюшки-царя.
Ты давай бросай-ка чемоданы,
Трубы у него давно горят».
Он в ответ: «Подумал бы немного,
Часто ездишь сам на поездах:
Коли собираешься в дорогу,
То без чемодана никуда».
Я ему: «Мозгуй о водке лучше.
Что ты здесь устроил за вокзал?
Сам как чемодан сидишь без ручки.
Не с кем выпить? Так бы и сказал».
Он мне: «Так рецепт придуман, Ваня.
Это я серьёзно говорю.
Только без натурных испытаний
Как продукт показывать царю?
Коль пришёл, то сделай, Ваня, милость,
На себе испробуй мой рецепт,
Ибо испытать, что получилось,
Сам боюсь. Других героев нет».
Ясно, что боятся метанола
Поголовно, все до одного.
Мне ж нельзя. Я, как учили в школе,
Выпил и занюхал рукавом.
Менделеев мне похлопал стоя,
Молвил, наливая по второй:
«Это дело, Ваня, непростое,
Но и в нём, я вижу, ты — герой».
Говорю ему: «Себе налей-ка.
Не пойдёт работа дальше так».
Он налил. Гляжу, а Менделеев
В смысле выпить — тоже не дурак.
Выпив для затравки граммов тридцать,
Чтобы упорядочить питьё,
Он сказал: «Приснилась мне таблица,
Надо за основу взять её».
Так что перешли мы постепенно
На научный, правильный подход —
Пили за металлы, галогены,
За неон, за фосфор, за азот...
Как, прости-помилуй, тут не спиться?
Шансов никаких, по сути, нет,
Коль в периодической таблице
Надо пить за каждый элемент.
Для людей, что с детства пить привыкли,
Вроде бы задачка-то проста,
Только здесь таится закавыка:
Элементов этих больше ста.
Потому пошло без церемоний.
Элементы… Кто их разберёт!
Главные — налитий и полоний,
Наливай по полной — и вперёд.
После, верно, сотого стакана
Я, о деле вспомнив, говорю:
«Ну, на посошок ещё, Иваныч,
И пора продукт нести царю».
По прямой идти уже не в силе,
Разгоняя выдохами хмарь,
Без доклада мы к царю ввалились:
Пьяным по колено даже царь.
Ухмыляясь глупо и нетрезво,
Крикнули, сбиваясь на фальцет:
«Государь, откушай, не побрезгуй!
Есть сорокаградусный рецепт!»
Можно ль без морали тут короткой?
Нет! Ведь как показывает жизнь,
Ежели испытываешь водку,
Вряд ли без героя обойтись.
Историческая справка.
Осенью 1552 года после длительной осады,
взорвав бочки с порохом в сделанном под руководством
литвина Розмысла (настоящее имя Эразм) подкопе,
русские войска штурмом взяли Казань, одним из
руководителей обороны которой был крымский имам Кул Шариф.
Свечку запалив под образами,
Пил я, чтоб прогнать похмелье, квас.
Царь тут позвонил: «Иван, Казань я
Воевать иду в который раз.
Обступила сила нас чужая.
Сторожат швед с турком на морях,
Крымский хан, набегом угрожает,
А ещё Орда, ногаи, лях...
Словом, говорить не буду долго,
Только есть существенный момент –
Нам ногою твёрдой встать на Волге
Без Казани шансов даже нет.
Там загвоздка есть. Чтоб не смогли мы
Одолеть татарский коллектив,
Срочно ими вызван был из Крыма
Военспец, зовётся Кул Шариф.
Словом, у тебе задача, Ваня,
Взять того шерифа в оборот.
Сложность только в том, что басурманин,
Водки, вере следуя, не пьёт».
Жизнь меня изрядно побросала,
Разрешить могу любой конфликт.
Пусть ходить без водки и без сала
На переговоры не привык,
Но героем я зовусь недаром:
Ключ к любой проблеме подберу.
И шерифу я принёс в подарок
Редкую заморскую икру.
Вышел он, решительный и твёрдый,
Ну, ни дать, ни взять, Девлет-Гирей.
Весь такой спесивый, руки в бёдра,
А на бёдрах-то по кобуре.
«Здравствуй, – говорю, – пришла охота
Поискать к консенсусу пути».
Он расхохотался: «Что, в болото
Ты меня задумал завести?»
Я ему в ответ: «Вот наказанье!
Хоть ты, вижу, опытен и лих,
Царь один должóн быть на Казани:
Боливар не вынесет двоих».
«На победу даже не надейся,
И не надо соколом смотреть.
Нет шерифу дела до индейцев,
Гнали раньше, будем гнать и впредь».
Видя, что во мне к нему нет веры,
Ловкость чтоб его увидел я,
Выхватил свои он револьверы
И давай палить по воробьям.
Пострелять он их сумел немало,
И при Мао быть ему в чести.
Только мне-то что? Ведь я не Мао,
И сказал ему: «Шериф, прости,
Но зазря мозги не канифоль ты,
Пусть в стрельбе с двух рук ты, вижу, крут,
Только вряд ли чем помогут кольты,
Коли бочки с порохом рванут».
Разговор пока вели мы длинный,
Препираясь целый день почти,
Немец Розмысл изловчился мину,
Бишь, подкоп, под стену подвести.
Хоть и знал я, всё-таки, со страху
Чуть не наложил тогда в штаны,
Потому что порох как бабахнет –
Враз и обвалилось полстены.
Тут и началось – собравшись с силой,
Войско наше ринулось в пролом.
Нехристей в итоге задавило
Мало, что умением, числом.
Знамо! Перебьёшь ли плетью дышло?
Царь потом мне хитро подмигнул:
«Видишь, Ваня, как удачно вышло.
Пусть шериф он, да совсем не cool*».
____
* Cool - (англ.) крутой
На печи лежал я с красной девкой,
С ней вступить намереваясь в связь,
Тут звонит знакомый, Саша Невский —
Господина Новгорода князь.
«Хоть я и не царского пошиба,
Но прошу как друга — помоги,
От меча чтоб нашего погибли
К нам с мечом пришедшие враги.
Рыцари тевтоны светоч веры
Насадить хотят у нас мечом.
Ладно хоть придут не тамплиеры:
Тех не одолеть нам нипочём.
Эти немцы складно врать готовы:
Дескать, пива нам и колбасы
Будет, коли веру сменим, вдоволь.
Всё б им жрать! Не рыцари, а псы».
Нет от супостатов нам покоя!
Чтобы им не шибко егозить,
Рать пришла на озеро Чудское,
Благо там болото есть вблизи.
Вот и разместились плотным строем
Прямо у болота, на краю.
Видим — встали рыцари свиньёю.
Ясно, подложить хотят свинью.
Грустно стало нам. По всем приметам
Шансы против них невелики:
Рыцари-то все в бронежилетах,
А у нас кольчужки коротки.
Встать к болоту — то не сумасбродство.
Пусть на всём скаку жестокий враг
Сквозь шеренги наши продерётся,
Ну, а там болото — Guten Tag!
Рыцари настроились на битву.
Грянули они: «Die Fahne hoch!» ,
После хором крикнули: «Heil Hitler!
Gott mit uns!» Нет, врёте. С нами Бог!
И пошли, сверкая блеском стали —
Дескать, наступил ваш смертный час,
Дескать, разберём вас на детали —
Прямо, проклятущие, на нас.
А чтоб побыстрей достигнуть цели,
Путь спрямили, на свою беду.
Надо же додуматься: в апреле
Двинуть через озеро по льду!
Счастье, что у ихнего магистра
Не было разумнее идей.
Да, броня крепка и танки быстры,
Только танк на льду — ведро гвоздей.
Так и псы. Под лёд ушли, как в Лету,
Кроме тех, что были на мели.
Всем бы хороши у них жилеты,
Да в воде не очень-то спасли.
Помню, говорил поэт Гораций:
«Зрелище дают — иди, смотри».
К полыньям пошли мы любоваться,
Как враги пускают пузыри.
Так что супостаты пусть кичливы —
На иных не нужен даже меч.
Что нам колбаса от них и пиво?!
Нам нужнее водка, девка, печь.
____
* (нем.) Добрый день
** «Die Fahne hoch» – «Знамёна ввысь», гимн NSDAP (Horst Wessel Lied - Песня Хорста Весселя)
*** «Gott mit uns» (с нем. — «Бог с нами» ) — девиз, изображавшийся на гербе Германской империи, широко используемый в немецких войсках с XIX века, в частности выбитый на пряжке ремня.
Историческая справка
В июне 1648 года Семён Дежнёв и его спутники на кочах
вышли из устья Колымы в Ледовитый океан.
Около 20 сентября 1648 года путешественники увидели
«Большой Каменный Нос», который сейчас называется
мысом Дежнёва. Это восточная оконечность Евразии.
Я сидел, уставший от покоса,
Шкуру дикой лошади мездря.
Вызвали по важному вопросу
Срочной телеграммой от царя.
Царь со мной приветлив был и ласков,
Как бы между прочим сообщив,
Что промеж Чукотки и Аляски
Есть какой-то Берингов пролив.
Далеко, увы, Чукотка слишком.
Словом, без внимания властей
Там творятся тёмные делишки
Силами непрошеных гостей.
А потом вопрос затронул главный:
«Прекратить чтоб это баловство,
Мной Семён Дежнёв туда направлен,
Ты же провожатым у него.
Посылаю с ним тебя, героя,
Дел важнее на сегодня нет.
Беринг-то потом пролив откроет,
Но не можем ждать ещё сто лет.
Нам, того гляди, подрежет крылья
Около пролива суета,
Ведь пролив, который не открыли,
Вроде пешеходного моста.
Я сижу в Москве в бессильной злости,
И болит об этом голова:
По мосту толпой приходят гости,
Но не только, чтобы торговать.
Из-за их экспансии ползучей
Целостность страны не отстоим,
Ибо гости спаивают чукчей,
Приобщая к ценностям своим.
Скажешь, анекдот? А я серьёзно.
Ведь в большой опасности народ,
Потому что чукча нетверёзый
Страшен. И убьёт за анекдот.
В этом деле было бы полезно,
Чтоб закрыть проблему навсегда,
Опустить там занавес железный,
Но в стране с металлами беда.
Весь металл идёт на нужды рати,
И ресурса нет для жёстких мер.
Но закрытым быть проливу хватит,
Открывайте – хоть какой барьер».
Если государю что-то надо,
Как пойти тут можно супротив?
В общем, прилетели мы в Анадырь
И искать отправились пролив.
Может быть, мешок и спрячешь в шиле,
Но не может, чтоб наоборот.
Сообща с Семёном мы решили –
Там пролив, где топчется народ.
Так и есть, окинув местность взглядом,
Вижу – есть народная тропа
Прямиком к проливу, ну, а рядом
Чукчей-покупателей толпа.
Всходы частной инициативы
Пышным цветом расцветают тут.
Смотрим – по закрытому проливу
Гости-коробейники идут.
Дело у гостей не по старинке,
Впереди реклама и пиар,
Чтоб ловчее на стихийном рынке
Продавать диковинный товар.
Прогулялись мы по рынку малость.
Там, куда ни плюнь, со всех сторон
Кока-кола, виски, Микки Маус,
Чизбургеры, спиннеры, айфон...
Мы, не глядя на товары, сразу
Сообщили главный негатив,
Что, согласно царскому указу,
Надлежит сейчас открыть пролив.
Гости сразу начали кричать нам –
Как же, пропадают барыши –
Про свободу слова и печати,
Про права различных сексменьшинств.
Слушали гостей мы терпеливо,
А они, чем дальше, тем наглей:
«Что тебе открытие пролива?
Лучше открывай бутыль и пей!
А потом берись за балалайку
И исторгни песню из души,
Выведи медведя на лужайку,
А реактор ядерный глуши».
Обругал Семён их по-английски,
Но не унимался главный гость:
«Вот, на выбор: джин, бурбон и виски.
Водка ваша кончилась, небось?»
Доллары просил он за бутыли,
Втридорога, если за рубли.
Мы прогнали всех, пролив открыли,
Чтоб они хоть посуху не шли.
Историческая справка В августе-сентябре 1854 года, во Время Крымской войны,
объединённая англо-французская эскадра пыталась
захватить Петропавловск-Камчатский. Несмотря на
значительный перевес противника в живой силе и
артиллерии, защитники города, руководимые военным
губернатором Камчатки Василием Степановичем Завойко,
отразили все попытки штурма. И эскадра ушла ни с чем.
В мае 1855 года союзники вернулись более значительными
силами, чтобы взять реванш, но им досталось непригодное
для использования пепелище, поскольку город к тому
времени был эвакуирован на новое место, где был
основан Николаевск-на-Амуре, а то, что нельзя было
вывезти, было уничтожено.
Я сидел с бутылкою початой,
Доедая свежий круассан.
Царь звонит: «В опасности Камчатка –
К высадке готовится десант.
В общем, Ваня, требуется помощь,
Сделай неприятелю сюрприз».
«Там же, – говорю, – всё время полночь».
«Не беда, на месте разберись».
У героя есть такое свойство –
За царя творит он чудеса.
Прибыл в Петропавловск. Там Завойко
Коротко проблему описал:
«Ждём атаки вражеского флота.
Чем сумеешь, Ваня, помоги.
Но учти, что нет вблизи болота,
Только сопки, море и враги».
Чем помочь, коль в городе народу
Три калеки, пушек только две?
Навтыкали пугал огородных,
Будто, здесь народу, как в Москве.
Супостаты, тщательно округу
Обозрев в подзорную трубу,
Увидали нашу рать из пугал,
И смекнули – крепко огребут.
Нет у басурман задумок новых,
На уме у них всегда одно.
Словом, из двенадцатидюймовых
Так лупили – сопки ходуном.
Чтобы тем, кто выжил, на орехи
Выдать, и по первое число,
Высадились на берег морпехи,
И помчались, шашки наголо.
Преуспеть смогли они не сильно,
Их, таких красивых, без стрельбы
Бабы на скаку остановили,
Из горящей выбравшись избы.
И морпехи, получив по яйцам,
Наутёк пустились, как шпана.
Дескать, с подкрепленьем возвратятся,
И тогда уж точно нам хана.
Я сказал Завойко: «Хоть итоги,
В целом, очень даже ничего,
Городу приделать надо ноги,
В смысле, увезти отсель его.
Ведь враги затей своих не бросят.
Не уйдём – с лица земли сметут».
Вскоре подошёл авианосец,
И давай утюжить пустоту.
Враг не знал, что всю инфраструктуру,
Спешно погрузив на корабли,
Ночью в Николаевск-на-Амуре
От греха подальше отвезли.
Супостаты, как учили, честно,
Обложили, не проскочит мышь,
На краю земли пустое место.
Если полночь, как тут разглядишь?
После, поиграв мускулатурой,
Верно, нужен был им край земли,
То пустое место взяли штурмом.
Говорят, потери понесли.
11 марта 1985 года к власти в СССР пришёл М. С. Горбачев. Начались
попытки исправить отдельные недостатки существовавшей социально-
экономической системы СССР несколькими крупными кампаниями
административного характера: ускорение развития народного хозяйства,
автоматизация и компьютеризация, антиалкогольная кампания, «борьба
с нетрудовыми доходами» и т.д.
Как-то я пригнал коня на мойку,
И узнал – приёмник был включён –
Что в стране отныне перестройка,
Что её затеял Горбачёв.
Из каких-то высших побуждений,
Чтобы лучше думали о нём,
Из генсека стал он президентом.
Вот, чудак! А что же не царём?
Сразу он, пришёл как только к власти,
Новою метлою стал в момент,
Дескать, на Руси отныне гласность.
Как понять? Согласных, что ли, нет?
Дескать, жить в застое надоело.
Надо с ускорением – и вдаль.
Это как? Стране решил приделать
Он акселератора педаль?
И с социализмом, дескать, надо,
Сделать что-нибудь, в конце концов,
Дескать, мы лицо ему приладим,
Будет с человеческим лицом.
Ждать, похоже, не было бы странно
От него различных фортелей.
Позвонил он как-то утром рано,
И давай мне в уши лить елей.
Без героя, дескать, нету сладу,
Потому что дел невпроворот.
Жизнь отдать покудова не надо,
Но никто не знает, как пойдёт.
Взялся заговаривать мне зубы:
«Мы́шление новое у нас,
Надо на́чать, а затем углу́бить
Творческую деятельность масс».
Правду говоря, звонку не рад был:
У меня ж не доена коза.
Он всё говорил, красиво, складно...
Только непонятно, что сказал.
Но, коль позвонил, нужда приспела,
Вряд ли, чтоб беседовать за жизнь,
Хлопотное, чуял, даст мне дело.
Я сказал себе: «Иван, держись».
И, почти собою не владея,
Слушал, волю всю в кулак собрав,
Дескать, предложил Егор идею.
Против был Борис, но он неправ.
Хоть и ждал я всякого сюрприза,
Даже пол тут дыбом встал в избе:
«Битву с пьянством и алкоголизмом,
Ваня, поручаю я тебе».
Долгие царям служил я годы,
Но такой не слышал ерунды:
Это же, как пчёлы против мёда,
Или рыба супротив воды.
Вроде, пьянству и алкоголизму
Окорот, какой ни есть, нужон,
Но они ж – опора героизма,
Трезвым не полезешь на рожон.
Я – герой, за дело взялся сразу,
Но, беда, валилось всё из рук,
Ибо, как тут быть энтузиазму,
Коли под собою пилишь сук.
Но серьёзность надобна в вопросе.
Алкоголь, оставшийся в стране,
Для утилизации, под роспись,
Каждый божий день тащили мне.
Я сентиментален, правда, малость.
Как мне, водку сызмальства любя,
Выливать? Рука не поднималась.
И утилизировал в себя.
Для героя что подобный вызов?
Вот и пил примерно так шесть лет.
Как-то раз включаю телевизор,
А по всем каналам там балет.
Вскоре вовсе впал я в беспокойство,
Потому что, средь балета – хрясь –
Лебеди пропали. Стол какой-то...
А к чему балет? Какая связь?
За столом компания чудная.
Что-то непонятное бубня,
Во главе стола сидел Янаев.
Дрожь в руках – точь-в-точь, как у меня.
Говорил серьёзно и сурово,
Вроде, обо всём, но ни о чём.
Всуе помянул он Горбачёва,
Дескать, не таким пошёл путём.
Словом, впредь властям должно быть ясно –
Терпелив народ наш и могуч,
Но, коль на Руси бороться с пьянством,
То, всего скорее, будет путч.