* * *
За звёздами народ устал следить –
И быстро гаснет взгляд тарзаний:
Астрологов пора уже судить
За дачу ложных показаний.
* * *
Ноля позиция проста –
Живи хитро и без протеста.
Где есть свободные места,
Туда и прёт пустое место.
* * *
Не всякому дано смотреть как в воду
И на далёкий путь давать добро:
Предсказывать ужасную погоду
Способно только метеобюро.
* * *
Пока работаешь, как вол,
Душа процессу рада.
Того, кто истину нашёл,
Уже бояться надо.
* * *
Названий пропасть необъятна и бездонна –
На звуки сказочные делается ставка:
Такая сорная трава, как белладонна,
Куда приятнее для слуха, чем красавка.
* * *
Когда есть солнце, тянет на природу,
Подальше от удобств и благ.
Предсказывать хорошую погоду
Способен даже и дурак.
* * *
В каждом замечается изъян,
Хоть ты трать на вид с фигурой годы:
Первый человек для обезьян
Был ужасным клоном их породы.
* * *
Нам все болезни словно насморк –
Идёт сплошная круговерть:
В борьбе за жизнь стоим мы насмерть
Да и живём в гульбе за смерть.
* * *
Пути у нас не те и взгляды не лучисты,
И всё, что в жизни есть, совсем не по нутру.
За красную икру боролись коммунисты!
А нам теперь дают лишь чёрную икру.
* * *
Нам сложно эта жизнь даётся,
Но мы за хвост поймаем славу:
Не всё за деньги продаётся –
Есть кое-что и на халяву.
Древний грек, что звался Авгий, был известен далеко,
Из Элиды всей Элладе поставлял он молоко,
От Микен и до Коринфа, от Тиринфа до Афин,
Торговала мясом фирма ЗАО «Гелиос и сын».
Только есть у скотоводства и другая сторона,
Безотходным производство не бывает ни хрена,
А поскольку мясо с кровью любит древняя страна,
То растёт и поголовье… вместе с кучами говна.
Не стихи… да и не проза… пахнет…кучи высоки,
По… достоинство в навозе все элитные быки.
И уже внедрялись слухи, как положено – извне,
Что, мол, царство ждёт разруха, что амбец пришёл стране.
Но однажды на пороге, в шкуре льва через плечо,
Коренастый, кривоногий, появился мужичок,
Посмотрел на эту свалку, поплевал, поморщил нос,
В уголок поставил палку, и сказал – Говно вопрос!
Взялся он за дело споро, хоть с дороги подустал,
Раскурочил два забора, махом выкопал канал,
Слил в поток Алфей с Пенеем, не потратив лишних слов,
И дерьмо, как Енисеем, из конюшен унесло.
Экскурс в прошлое закончен, переходим в наши дни…
Что-то тоже… много очень, как на это ни взгляни,
Хватит двух начальных классов с умножением до ста –
Перевес дерьма над мясом продолжает нарастать!
Может, нам не ждать Геракла, а самим лопаты взять?
Чтоб в стране получше пахло… и вперёд поменьше ...!
За окном жара, плюс двадцать пять!
Девушки опять колготки сняли,
Каблучками острыми стучат.
Желто-красных листьев одеяло
Теплый ветер с улицы сорвал
И унёс куда-то в подворотню,
А девчатам юбочки задрал,
Обнажив их прелести, негодник!
Визг и смех... Я вышел на балкон,
Слушать стал осеннюю пластинку:
Ветер перебором вальс-бостон
Исполнял задумчиво на стрингах...
Соломон Ягодкин:
Народ высыпал на улицу поприветствовать своего вождя, а заодно и попросить хлеба...
Лена Пчёлкина:
В пекло, стужу, хмарь дождей
Мы приветствуем вождей,
Так в стране заведено:
Вождь с народом — заодно.
Будет зрелище — до неба,
Заодно попросим хлеба...
* * *
СКОЛЬКО ЛЮДИШЕК НЕ ДАВИ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Сколько людишек не дави, уважения от них всё равно, как не было, так и нет, только чего-то боятся...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Вот не любят люди власть,
Хоть из шкуры повылазь!
Власть для них и то, и это-
Сто законов и декретов,
Давит власть народ, гнобит,
В тюрьмах кой-кого гноит...
Только странное явленье -
Нет от люда уваженья.
Не желают преклоняться?
Жаль. Так пусть хотя б боятся.
* * *
ПОЛИТИКА БЫЛА ТАКОВА...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Политика была такова, что политики только разводили руками...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
В политике грязи так много,
И нечему тут удивляться...
Политики могут стараться,
Что выйдет — известно лишь Богу...
* * *
СВОЙ НАРОД ЛЮБИЛИ ДО ИЗНЕМОЖЕНИЯ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Свой народ любили до изнеможения. Но народ, по нецензурности простонародной, называл это совсем по-другому, а ведь кругом – дети...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Какие могут быть сомненья,
Всегда в России, Соломон,
Любила до изнеможенья
Своих холопов Власть, пардон.
Народ в великая печали
Шептал лишь только: зае---ли...
* * *
ВЛАСТЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ТВЕРДОЙ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Власть должна быть твёрдой, а иначе она будет чувствовать себя неуверенно, и от этого воровать ещё больше...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Вот насчёт структуры властной,
Соломон, я не согласна:
Есть российская напасть -
Неуверенная власть.
Своего не зная "завтра",
Тащит всё она с азартом.
Но вот большая напасть -
Нам под твёрду власть подпасть:
Эта пьёт, ворует, бьёт,
Ещё - плакать не даёт...
* * *
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Вор при власти просто не может не воровать. Народ слабаков не любит и закапает тебя без лопаты, которую за ненадобностью давно уже пропил вместе со всем другим инвентарём...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Соломон, чтоб мне пропасть,
А зачем идти во власть?
В нашей славной стороне
Вор во власти - вор вдвойне.
Он вздохнёт, ох, грешен, люди,
Только кто судить мя будет,
Здесь у нас закон таков,
Ну не любят слабаков.
Чтоб не выбился из стаи,
Сами воровать заставят.
Не крадёшь - сочтут за диво,
И зароют - так красиво.
Я ж в могилку не хочу,
Лучше сам при-хва-хва-чу
Банки, яхты и дворцы,
Драгоценностей ларцы,
Нефть и газ, ещё что там?
Так-то вот! И фигу-вам!!!
* * *
ВЛАСТЬ НАД ЛЮДЬМИ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Власть над людьми ещё никого не сделала человеком, если до этого не удалось...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Известно всем уже давненько,
Властям людей совсем не жалко.
Не станет человеком Сенька,
Коль не по Сеньке эта шапка...
* * *
ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ...
СОЛОМОН ЯГОДКИН:
Хорошей жизни как не было, так и нет, чтобы народ зазря не привыкал, а потом еще больше не мучился...
ЛЕНА ПЧЁЛКИНА:
Больше всех давали стали
И хорошей жизни ждали.
Столько выпало нам бед,
Сладкой жизни нет как нет...
Железный характер, железные нервы,
Холодный стальной немигающий взгляд.
На рейс самолета пятьсот тридцать первый
Его пропускать, хоть убей, не хотят.
Металл слышен в голосе: "Что же мне делать?
Мне срочно лететь надо в город Мадрид!"
Остались носки и трусы лишь на теле,
Но "рамка" по прежнему, сука, звенит.
И тут заиграл телефон где-то в брюках.
Подали ему, он стоит и молчит.
Оттуда доносятся голоса звуки.
В секунду мужчины меняется вид:
Глаза заблестели и теплые слезы
Бегут по лицу. Он закрыл телефон:
"Она умерла...Обратились мы поздно...
Звонил её врач, то ли дон, то ли фон..."
"Скорей, пассажир, две минуты осталось!
А то улетит самолёт на Мадрид..."
Оделся, закрыл свои сумки устало,
Пошёл через "рамку", а та не звенит...
Разбросала одежды, смеясь...
Оказалась красивой снаружи.
И шепнула мне Муза:" Залазь,
На меня, разлюбезный Петруша!"
Ну, а я, покраснев от стыда,
Вдаль умчался проворнее ветра!
И кричал, убегая :"Беда!
Совращает , шалава, поэта!!"
Выбирала я пальто -
Все не то,не то,не то.
То неправильного цвета,
То холодное,для лета,
А для поздней осени
Меховое просится.
Раскатаю-ка я губы
Да на норковую шубу!
Как на ценник глянула -
В ужасе отпрянула.
Выбирала я пальто...
– Попробуй-ка сапожником, сынок,
Деньжищи заработать без напряга!
Балет – одно, а обувь – счастье ног,
С руками оторвёт любой стиляга.
Ведь ты же можешь, если хочешь, сын! –
Володьку мама долго умоляла…
Подумал он, подёргал за усы,
С кровати встал, откинув одеяло,
Прошёл по хате нервно взад-вперёд,
Попил воды холодной из колодца:
– Что обо мне подумает народ?
Боян – подручный у еврея Поца?!
Ну, как же так – известный всем пиит,
Как лох последний, буду шить галоши?
Иль на башку я, мама, инвалид?
Работу мне подыскивай попроще.
– Да у еврея, сын, есть три авто…
И домик у него – как древний замок.
Хоть ты – поэт, но, в принципе – никто.
Не спорь, мой мальчик, а послушай маму!
Курил и мыслил над задачей сын:
– Ну как откажешь матери-старушке?!
– Веди к нему! – сказал, надев трусы
И натянув шапчонку на макушку.
… А Поц как раз обедал в этот час,
Но встретил их достойно и красиво:
– О, здррравствуй, Вова, славный ловелас!
И как-то улыбнулся крайне криво.
– Я вижу, что вы сына привели!
Что ж, у меня для всех ррработы хватит…
Действительно – хорррош у парррня лик,
А что если он будет… парррикмахеррр?
Но мамочку, увы, не проведёшь,
Ведь пожила и знает толк на свете…
– Цирюльник же имеет мелкий грош,
А у меня – талантливые дети!
– Ну, хорррошо, пусть будет это так.
А почему ушёл ты из балета?..
– Я на гастроли ездить не дурак,
И прыгать жарко посредине лета!
… Договорились брать за хвост с утра
Доходную сапожную работу…
Но поселился в Вове дикий страх,
Так как работать не было охоты.
Два года тяжко в армии служил,
Справлялся и с занятием похуже…
– Не бойся, мама, будем сладко жить,
Сынок твой не ударит мордой в лужу!
... А был заказ пошить сверх сапоги
Из дорогущей крокодильей кожи…
Квадратный метр на обе две ноги
Вручил ему шеф-мастер, подытожив
Какой «навар» им выпадет делить,
Когда похвалит дамочка обновку…
И Вова проявил в процессе прыть,
Хотя не знал в сапожном деле толку.
Разрезал быстро шкуру пополам,
Потом, подумав, всю посёк на части,
И чтоб не знать в итоге стыд и срам,
Он взялся за подошвы в одночасье…
Когда увидел множество ломтей,
То закурил и думал: – Для чего же?!
И вдруг блеснул он новшеством идей,
Что можно сделать из прекрасной кожи…
Когда же всё до кучи хитро сшил,
То вышли две шикарные сандалии,
В которые впихнул весь зов души,
Азарт, уменье, чувства и так далее…
И было б хорошо, но вот напасть:
Сандалии круты, но оба – правые…
Ещё с порога Поц, разинув пасть,
Покрыл его, ох, нехорошей славою.
А, посинев, указывал на дверь,
Слюнями брызгал, как бульдог на привязи.
Не знал гусар до этого потерь…
Еврею свил две дули: – На вот, выкуси!
…Мамаше было стыдно за сынка,
Когда ущерб покрыла «деревянными».
Потом сказала: – Ладно, Вов, пока
Ты отдохни перед делами рьяными…
А Вове что? Ему бы всё лежать,
Наливку пить, что мамка приготовила…
Газеты, телевизор и кровать
Пииту стали самым главным правилом.
И было бы всё очень хорошо,
Но мамочке хотелось сына вывести
В большие люди, чтоб у всех был шок,
И чтоб все корчились от белой зависти…
А где-то чрез недельку али три
Подсела к сыну мама неуемная:
– Я знаю – у тебя талант внутри!
А ну, сынок, напой мне песню скромную.
И он напел, что домик задрожал,
Ведь тенор с басом слились в безобразие…
– Тебя устрою, сын, в концертный зал,
Но только дай, кровинушка, согласие!