В мае этого года отдыхала с ребенком в Бодруме (девочка закончила первый класс). Полный ALL INCLUSIVE: море, солнце, отель 5 звезд, ежедневный День Сурка.
Можно отметить для себя всё большую размеренность и неторопливость жизни. Единственным мыслительным процессом является отслеживание времени открытия очередного ресторана.
Теперь о самом событии… Ребенок отправился в игровую комнату, я загораю у бассейна, наслаждаюсь солнцем… Появляется моя принцесса и спрашивает:
- А как буде по-английски маечка?
- T-shirt
- А нарисовать картинку?
- Draw a picture…
Ребенок «растворился», отправившись отдыхать по- своему, а я продолжаю дремать на солнышке… Вдруг передо мной появляется аниматор детского мини-клуба с толпой детей и моей девочкой во главе… Её спич произвел потрясающее впечатление:
- Your girl wants to draw a picture on a T-shirt. It costs 200$. This is very good price.
Сумма в 200 баксов за «порисовать» на майке зацепила!!!И окончательно вывела из состояния полусна. У Коко Шанель появится новая конкурентка в виде моей красотки…
Аниматору:
-Thanks, no. Sorry.
Ребенку:
- Солнышко! Я куплю тебе майку, а фломастеры у тебя есть, мы вместе порисуем, я порисую с тобой…
небо снежное, то дождливое.. скоро вторник... уже среда...
пустоглазыми дамы видятся. косоротыми господа
состояние понимания . фильм о жизни почти готов
в нем змеиная изворотливость обитателей городов
и везение – невезение и любая в году пора
и подарки на дни рождения – всё такое же как вчера
снова пятница и сумятица. снова ночь и опять луна
время тянется, то не тянется. да идёт оно, словом, на
пользу в общем-то и немалую. но не денежную и не
ощутимую и незримую и не важную, и не мне.
мне на пользу идёт бессонница, недорадость и полугрусть
этой ночью девчонка вспомнится в старом сквере, в косичках пусть
в узкой юбочке, в тёплой кофточке на ладошке у сентября
я с ней рядом курю на корточках . в серой кепочке - это я..
пиво молча цежу из горлышка, поцелуемся с ней вот-вот
по шестнадцать, над нами солнышко - остальное всё не****
«На многих древних рисунках, вполне возможно, изображены инопланетяне, которых наши далекие предки принимали за богов. Но последний найденный образец наскального искусства просто поражает своей реалистичностью, высоким уровнем мастерства древнего художника, а также деталями, по которым безошибочно можно узнать пришельца из космоса. По всей видимости, на рисунке изображена первая встреча инопланетного астронавта с аборигенами; мы видим костер, собравшееся вокруг него племя, а также существо гуманоидного типа, стоящее посередине. За плечами инопланетянина виден ранец, на голове – шлем с антеннами, а в руках он держит бластер…»
Из интервью уфолога.
Племя встревожено шепталось, собравшись у Скалы. Пришли все. Привели даже глубоких стариков, охотники не пошли на охоту, воины не заступили в дозор. Люди, не веря себе, смотрели на новый рисунок Лаки.
- Торан, Торан идет! – закричал молоденький воин.
Шепот сменился испуганным гулом. Племя расступилось. По почтительно широкому коридору к Скале шел шаман Торан, в сопровождении старшей жены и своего прихвостня - Уга. Шаман подошел к рисунку. Племя сделало шаг назад.
- Что это? – спросил Торан Уга.
- Рисунок Лаки, - защебетал тот, склонившись в поклоне, - негодного, своенравного Лаки! Ты велел ему нарисовать, Великий Шаман!
- Я помню, - голос Торана оставался бесстрастными, - но что я велел нарисовать ему?
- Ты велел ему нарисовать тебя, Солнцеподобный!
- Тогда что я вижу?! – заревел Торан. Выдержка изменила шаману, лицо его перекосила гримаса, в гневе он изо всех сил ударил посохом по Скале.
Племя сделало еще один шаг назад, а веселый Абу, сын вождя, сделал два шага вперед.
- Великий Торан, мы видим нас, сидящих у костра, - пояснил он, показав племя и костер жестом опытного гида, - а вот это, по всей видимости – ты.
О, как хотелось шаману хватить посохом еще и по ухмыляющейся физиономии Абу! Но он сдержался. Не в первый раз.
- Нарисовано плохо! – отрезал Торан, - Я не похож на себя!
- Почему? – удивился Абу, - смотри, как красиво изобразил Лаки твой прекрасный горб за спиной, твой замечательный посох, которым ты так мудро размахиваешь перед нашими носами, твою большую, круглую, лысую голову…
- Достаточно, Абу! – рявкнул старик, - Если ты такой наблюдательный, объясни мне, почему на рисунке из моей головы рога торчат?
- Об этом тебе лучше спросить свою старшую жену, Торан! – невинно улыбнулся сын вождя.
Люди, настороженно молчавшие на расстоянии, не выдержали. Громкий, заливистый смех взвился вверх, а потом рухнул с небес на голову злобного Торана. Люди падали на траву, держались за животы. Шаман схватил Уга за шиворот.
- Где Лаки? – прошипел он.
- Я все разузнал, Солнцеподобный! Он ушел охотиться в дальний лес, вернется только через две луны. Он сбежал от твоего гнева, наглый, подлый Лаки!
Грозно взглянув на жену и на Уга, шаман в ярости скрылся в своей пещере.
- Прекрасный рисунок, - сказал Абу, вытирая слезы, - Лаки – великий художник! Вот интересно, что подумают люди через много-много лун, увидев его творение?
Михалыч вытер свои рыжие с проседью усы а-ля "Песняры", поставил пустую бутылку под стол, достал беломорину и сладко закурил.
- Ну что, студент, как настроение? Будешь ещё?
- Так это. .. А вдруг вызов?
- Ты на время посмотри! Все , кому надо, уже померли. Старух мы ещё с вечера объехали, валерьянкой напоили. Оэрзэшники свой анальгин с димедролом тоже получили, спят, наверняка, как цуцики, потеют.
За давно нестираными шторками спального помещения громко и вразнобой храпели остальные врачи смены, один только Славка Климов уже больше часа где-то ездил.
- А где Клим?
- Так его , Алексей Михайлович, на пожар отправили.
- Наверняка синяк какой-нибудь с папироской заснул... А Клим к Ольге своей заехал на пару палок. Эт точно, блудивый, сучонок.
Михалыч по-отечески улыбнулся, обнажив мелкие , коричневые от табака зубы:
- Последний раз предлагаю, студент, по пол-стаканчика и спать.
- Да я в жизни столько не пил. У меня язык еле ворочается, глаза слипаются...
- Это после первой. Вторая нейтрализует.
- Так это про рюмки.
- Мы бутылками мерим. Будешь пить рюмками - нехер тебе на "Скорой" делать.
Михалыч открыл холодильник, достал из морозильника заиндевевшую и густую как кисель водку "Пять озёр", пробежался взглядом по полкам, открыл контейнер для овощей. Там лежала сморщенная, как член Михалыча, малюсенькая луковичка. Больше в холодильнике, кроме сосулек, ничего не было.
- Зашибись... Студент, у тебя чо пожрать есть?
- Да-да, Алексей Михайлович, конечно!
Игорёк попытался бодро вскочить , но ослабленные ноги подломились, и он густо покраснев, встал на колени. Михалыч и ему улыбнулся по-отечески. Улыбка у него была такая - доброго, мягкого, повидавшего много человека.
- Экий ты не ловкий. Скажи где, я сам возьму.
- Там...в сумке. Черной.
Михалыч достал из сумки нечто в фольге, развернул:
- Шашлык что ли?! Где ты его зимой взял-то?
- Так на базаре же узбеки делают,150 рублей порция.
- А жена что, не готовит?
- Так я ж не женат, Александр Мих...ммм...Михайлович. - стал вдруг заикаться Игорь, - Мы с Таней решили рас-с-списать...ся после интернатуры. Она сейчас в областной больнице п-п-роходит...
Развернув фольгу, Михалыч брезгливо понюхал мясо, зачем-то лизнул один кусочек:
- Тьфу ты, одни угли. Да и жесткий, наверняка, как подошва. Вставай, малец, долго богу молиться будешь ещё? Положи в микроволновку, пусть погреется.
... После второго стакана (наливали уже по половинке), Михалыч вдруг спросил:
- А ты, Игорь батькович, бешбармак ел когда-нибудь?
- Нее, слышал тока. Там типа лапша, мясо, картошка...
- Типа, как бы...Словечки эти ваши идиотские. Это узбеки тебе типа шашлык нажарили. А казахи знаешь какой бешбармак делают? О-о-о! Я ж в Казахстане заканчивал. Распределили меня в отдаленный район. Там больничка была на 10 коек. Я один врач. Два дня в неделю мотался на уазике по степям да по барханам. Однажды приехал на отдаленное пастбище, там апашка какая-то вроде как при смерти. Померил ей давление, двести на сто двадцать, ну я ей мочегоночки вколол, клофелинчик. Ожила на глазах, старая. Говорю ей, лежи, а то давление упадет, сознание потеряешь. Сказал, чтобы ведро рядом поставили. Она уже что-то там тарахтит на своём, сыну-чабану указания какие-то делает. Тот меня повел к стаду, говорит, выбирай любого барана. А там их сотни! Ну я ткнул пальцем наугад. Гляжу, он его куда-то тащит, хрясь, ножом по горлу, кровь спустил, кожу содрал, жена его подбежала. Он ей быр-быр на своём. Та ливер из живота в казан, водой залила, на огонь. А во второй юрте уже дастархан накрыт, колбаса конская, водка, ещё чего-то. Сели на кошму, выпили. Колбаса иха вку-у-усная. А баба его уже ливер тот сварила, кувардак называется. Не скажу, что очень уж понравилось, но под водочку неплохо пошло. Тут дочка прибежала, вжих, всё убрала, пиалушки поставила, чай, зерно жареное, они его в чай добавляют. Водку, правда, оставила. Он мне в пиалу плеснул чая на два глотка. у них так принято, мол, пей, разговаривай, не торопись. Кончится чай, ещё подольём. А вот если полную чашку нальют, значит дают понять: выпивай и дуй отсюда да побыстрее. Потом говорю :" А где отлить можно, ну и покурить за одно?" Смеётся:" Степь большая." Выхожу, свернул за юрту, а там жена юбку-то задрала по самые н****уй, сидит на стульчике, тесто на ляжках катает. У меня аж скулы свело от желания. Тесто летает, да рядом с мохнаткой её. Они ж там без исподнего ходят. Ну я в другую сторону, а поссать не могу, хоть убей. Стоит как истукан мой дружок. В общем, намучился... А тесто то как раз для бешбармака и было. Принесли на блюде. Снизу эти лепешки, сверху куски свежего отварного мяса, все посыпано кольцами тоже вареного лука. Ну и по краям несколько картофелин, для красоты видимо. Вилку не дают, едят руками. Берешь лепешку, заворачиваешь лодочкой, туда мясо, лук - и в рот. Бульон жирный, бежит по рукам, хлюпает в подмышках. Казах сыто отрыгивает - громко, подолгу, в зубах ковыряется, мясо выковыривает, говорит мне: "За хорошую отрыжку в Казахстане барана дают." И смеётся. И я смеюсь. А сам беру очередную лепеху и жены его ляжки вспоминаю... Да-а, такого бешбармака я больше нигде не едал... Мы с ним за ночь одиннадцать бутылок водки под него выпили! А ты, Игорёха, от второй почти уже спишь.
Интерн действительно скрестил руки на столе, положил голову и пытался слушая не заснуть:
- Красиво рассказываете, Александр...ик...Михайлович. Но шашлык я тоже люблю. Чтобы в уксусе замочить, а потом на углях...
Тут открылась дверь нараспашку и вошёл сердитый и взлохмаченный доктор Климов.
- Что, Клим, не дала? - загоготал Михалыч.
- Да ну тебя, старый пердун. На вызове был. Пожар потушили, а там в ванне труп расчлененный да в кислоте какой-то растворяется. А куски еще и пламенем подпалились. Та ещё картинка.
- Ладно, успокойся. Веlь мы с тобой не такое ещё видели!
- Ага, повидали...
Михалыч налил Климову остатки водки, тот достал из пакета свою, долил до краёв и одним махом выпил.
- Как писать, Михалыч? Расчлененный труп с признаками насильственной смерти, ожогами,химическимим и термическими, третьей-четвертой степени?
- Да пиши просто - шашлык.
Игорь резко побледнел, потом побагровел, на шее вздулись сосуды, щеки округлились.
- Беги в туалет, салага!
- Что это с ним, Михалыч?
- Да водки малость перепил. Вспомни себя, когда на "Скорую" пришёл. То блевал, то после вызова в подушку плакал. Ладно, давай еще по одной - и спать, у меня завтра опять ночь...А ты закусывай, закусывай, студент наш точно уже не будет, он теперь, наверняка, вегетарианцем станет.
И Михалыч стал негромко насвистывать какой-то восточный мотивчик. Светало...
"Я спала с тобой, мой милый, ты был молодой да ловкий,
А теперь ты стал постылый, как холодная перловка.."
Казей
Спать с тобой – бросок коронный, не пройдёт твоя уловка,
Ты как чай некипяченый, как холодная перловка,
Как лапша совсем ты слипся, подгорел уже, как мясо,
Как яйцо об стол расшибся, как творожная стал масса.
Ты как гречка, что в пакете, в кипяток тебя бы сунуть,
И тогда стихи вот эти можно кое-как обдумать.
На безрыбье ты вариться стал ухой не по законам,
Спать с тобою – застрелиться, как с нарезанным батоном.
В доме моём жил под столом
Маленький гном
Он много лет грабил буфет
И перед сном
Слушая джаз срал на палас
Синим дерьмом
Маленький гном, маленький гном
Маленький гном
В дом приглашал, этот нахал
Всяких гномих
И голосил, ночь о любви
Сладко для них
С гору наврав глупых шалав
Трахал потом
Маленький гном, маленький гном
Маленький гном
Но как-то раз он вдруг угас
Он заболел
Три дня не врал три дня не срал
Три дня не ел
Вот он какой, сделанный мной
Гробик, а в нем
Маленький гном, маленький гном
Маленький гном
Где же теперь где же теперь
Маленький гном?
На небесах слушает джаз
Там за окном
Полный буфет вкусных конфет
Чистый палас
Радуют глаз, радуют глаз
Радуют глаз
Их привезли на место казни,
Белели доски под ногой.
Казнимые такие разные:
Один изнежен, груб другой.
Палач под маскою таинственной,
При бороде и при усах…
Один — на всю страну единственный,
Второй — таких полно в лесах.
У первого рдят щёки маково,
Зато другой — как чёрный стяг;
Однако, оба одинаково
Надеялись: а вдруг простят.
Народ стоял рты поразинув,
Скорее казнь начать веля…
Две головы легли в корзину —
Разбойника и короля.
***
Размочит море парус словно вафлю.
Отдаст себя по капле смерду, графу ли.
Выводит на песке стихи каракули.
Песок граница моря и земли.
Расщелкивая семечки-ракушки,
Налузгает ракушника в Алуште,
Прибой дворняжки щипанной послушней,
Погладь его рукою и внемли!
Киммерия, крымчанка Меотида ,
Распластана под морем Атлантида,
Метеорит безжалостней болида
Забил ее по шляпку в глубину.
Клыками скал изгрызен берег моря,
Портьерой бирюзовою зашторен,
Водой замаскирована история,
Не разломить тяжелую волну.
Прибрежный ветер славный косметолог,
Морщинистой горе сдувает скулы ,
Подагру вылечат рои тигриных пчелок.
Загорбок из цветов.
Рахат- лукумом
Ты заедаешь мед и пахлаву.
Услышав похвалу от тети Клавы,
Отбросишь мышку, монитор и клаву,
Захочешь бросить скайп, Москву-отраву,
Вживую полежать на берегу.
На верхней полке жариться в плацкарте.
Измазаться клубникой в боди арте.
В вонючем тамбуре готовиться на старте,
(Стоянка пять минут, автобус в семь…)
Вдруг в море холодно? иди себе в бассейн…