Вечер накинул на город вуаль
Улицы пахнут летом
В скверах сидят и смотрят вдаль
Влажным взором поэты
Прозаики же долбят асфальт
Слова в смысл не уложенный
И хмуро мечтают в салат упасть
Мордою неухоженной
Каменщики кладут кирпич
Хворые пьют таблетки
В сквере весь в птичьем дерьме Ильич
Щурится в бронзовой кепке
Все принимаю, все терплю
Улицами политыми
Иду улыбаясь и люблю
Город в вуали под липами
Дело было в Амстердаме
Где - то... года три назад
Я заехал в гости к даме
(У нее упругий зад)
Это шутка... зад обычный
Дама тоже... так себе
Я как гость - вполне приличный
Был слегка на веселе
Ну еще - для страсти пылкой
Для меня и для нее
В гости я, пришел с бутылкой
А мадам моя - не пье...
Говорит: - Зачем? Не надо
Алкоголь - здоровью вред
Так что... милый гость - отраву
Пить не будем... точка нет
Я расстроился... надежда
На спектакль... в стиле ню
Расстворилась... безответно
Не могу... когда не пью
Нет - могу... но не умею
Алкоголь с ним как - то все
Ну быстрее и смелее
А по трезвому - не то
Я ей: - Милая ну что ты?
Надо срочно накатить
Как без сотки? Это плохо
Мысли нет поговорить
Я под градусом умею
Песни петь... стихи читать
И в постели я бодрее
Так что надо нам - потдать
А она мне: - Нет не буду
И не надо умолять
Вот вам чашечка на блюде
Будем... мед употреблять
Разливает чай горячий
В руки ложечку дает
Подвигает мне пиалу
Говорит: - Голландский мед
Самый - самый, вкусный - вкусный
Лучший в мире - только здесь
Я расстроеный и грустный
Говорю: - А пыхнуть есть?
Че нибудь... мне очень надо
Расскумариться хочу
Я два дня как в Амстердаме
Все торчат - я не торчу...
А она мне: - Что ты? Милый
Кушай наш волшебный мед
В нем здоровье и все силы
Он бодрит, кумарит, прет
Я ей: - Как так? Что ты? Правда?!
А с какого? - Так сказать
Эта сладкая приправка
Может кровь так разогнать?
А она мне: - Видишь поле?
Там сплошная конопля
В Амстердаме коноплею
Все засеяны поля
Пчелы местные - под кайфом
Собирают там нектар
Так сказать... пыльцу мацают
И готовят мед свой нам
Мед Голландский самый самый
Лучший в мире! Только здесь
Ну так что? - Мой гость незванный
Будешь? С чаем его есть
День прошел... неделя... месяц
Самолет мой улетел
А я мед - с мадамам вместе
Третий год... все ем и ем
Я не пью, курить я бросил
Ни каких транквилиза...
Только мед - одно здоровье
Вот такие вот дела
В нем... все силы и здоровье
Он бодрит, кумарит, прет
Вот такое вот подспорье
Просто кайф! - Голландский мед
ВСЕ ВОКРУГ - ТЮЛЬПАН, ТЮЛЬПАН
МЕД! - ВОТ ЭТО, АМСТЕРДАМ
* * *
Строгости не отменяются,
Чтобы не попёрла блажь.
Сами передохнут пьяницы,
Спирт возьмёт на абордаж.
С голоду подохнут лодыри
Даже слова не сказав.
Пахата нужна до одури,
До искрения в глазах.
От напряги воют жилы,
Нет слюны – Сахары зной…
Труд – вот это символ жизни.
В труд ныряем с головой.
* * *
Горы изумрудов –
На другой планете.
Далеко до туда,
Только долететь бы.
Долететь, насыпать,
Привезти на Землю.
Заживётся сытно,
Мягко и безбедно;
В золотистых тканях
И по будням лазить…
Вот она мечта-тварь,
Вот она зараза.
* * *
Медведю в космос не летать,
Речей с трибуны не толкать.
Медведь здоровый как медведь,
Не мотыльком родился ведь.
Ему бы только зоб набить,
Интеллигентам нагрубить,
Его занижен интеллект,
Про интеллект и дела нет.
АбЫ овсом набит живот –
Без интеллекта проживет.
КАРЛССОН: Привет, ребятишки, девчонки и мальчишки!
Пролетая над вашим городом, мимоходом
Мы решили приземлиться и поздравить вас
С новым учебным годом!
Кирюша, поздоровайся с ребятами!
Ну вот! Сбежал, сижу один
На берегу забытой речки.
Вдали от улиц и машин.
На всё приманки есть в аптечке.
И хлебчик есть и макушок;
Всё для тебя, карась хитрющий.
Мотыль, опарыш, червячок,
И поплавок, крючок острющий.
Ещё темно, вот-вот рассвет,
Тумана космы молча тают
Приподнимая млечный плед,
И напряженье нарастает.
Кто здесь из нас двоих ловчей?
Сейчас закину и узнаем.
И червячок тот будет чей?
Кто главный миг не прозевает?
Меж нами только поплавок
Как в детстве – удочка простая...
На каждый робкий твой клевок –
Круги беззвучно вырастают.
Пусть будет честная дуэль!
Долой все сети, вирши, шашки.
Вам всем – варёную капель,
Вот, для приманки, кину кашки.
Есть суеверье рыбаков:
Смелей, дружок! Я честно-честно:
Кто первый – в речку. Я готов!
Почин всегда и повсеместно.
Чтоб полным был к ухе садок!
Чтоб был потом улов хороший,
Чтоб и для Шарика чуток,
Само собою – и для кошек.
I
было дело... в посёлке завклубом
вёл на танцах себя очень грубо...
нет в нём грубости прежней,
с молодёжью стал вежлив,
и... переднего нет теперь зуба.
II
было дело... в селе бабка Маня
самогонку гнала на калгане...
и была с властью в дружбе -
участковый нёс службу
день и ночь в бабкиманиной бане.
Красный день календаря,
Сомневался кто бы,
Славный праздник сентября -
Первый день учебы.
Дети радостно вошли
В дверь любимой школы,
Улыбались и цвели,
Вобщем день веселый.
Вот он, наш любимый класс!
Говорит учитель:
"Счастлив вновь я видеть вас!
Ну-ка расскажите,
Как вы лето провели,
Дорогие дети,
Знаю, славно дни прошли
У каникул этих."
Сашу даже не узнал
Педагог сначала,
Под Тойоту он попал
Пьяного амбала,
На растяжках пролежал
Лето все в палатах,
Ишь как вырос, возмужал,
Прямо терминатор!
Как строга не по годам
Стала вдруг Светланка!
Ведь кривлялась, прям беда,
Словно обезьянка,
Подозрительный живот
Облегает платье,
Вижу, девочке везет,
Дети это счастье!
Маша жестами немых
Стала вдруг общаться,
Не расскажет больше стих,
Может лишь смеяться,
Чуть шевелит языком,
Упражненье тщетно,
Встреча с садоманьяком
Не прошла бесследно.
В детском санатории
Летом был Серёжа
После свинки, кори и
Рецидива рожи.
Врач там был ну просто зверь,
Очень нехороший,
СПИД у мальчика теперь
И синдром Капоши.
О невыезде шалун
Витя дал подписку,
Изнасиловал сестру,
С корешом, Лариску,
И с балкона на газон
Выкинули детку,
Срок условный схватит он,
Хрен ли, малолетка!
Очень труден стал контакт
С хорошисткой Ирой,
Ее папа, вот чудак,
Отравил гомырой,
Сам дал дуба, а её
Ели откачали,
И теперь вобще не пьет,
Но в большой печали.
А вобще-то в целом класс
Бодр, неунывающ,
Каждый каждому у нас
Верный друг, товарищ.
Загорели, подросли,
Как в саду цветочки,
Замечательно прошли
Летние денечки!
Вампиров сейчас развелось, так хоть святых выноси!
Куда ни плюнь – везде они. И не наши родные упыри-кровососы, а все заграничные, бледно-изящные с томным взором и высокохудожественным образованием. Так и хочется крикнуть им: «Гоу хоум!».
Вампиром быть модно. Даже сын Петровича Мишка старательно косит под эту чужеродную субстанцию: ходит с постным лицом, досадливо морщится на котлету и чай, пожирает «Гематоген» пачками и втихаря подрисовывает темные круги под глазами, что на его круглой румяной физиономии смотрится как-то странно. Странные времена, странные нравы!
А вот от дяди Васи, местного алкоголика, такого никто не ожидал…
Конечно, круги под глазами дяди Васи всегда отличались особыми размерами и глубиной цвета, а инфернальной бледности позавидовал бы сам Дракула. Но к этому все давно привыкли и понимали, что причиною такой яркой внешности было вовсе не питие теплой человеческой крови, а употребление другой, весьма горячительной жидкости.
Случилось это поздней весной, когда за окнами блочных пятиэтажек ласково шелестела свежая листва, орали постмартовские коты, гоготали выпускники местных школ, а байкеры оглашали окрестности реактивным ревом. Именно в эту пору белых ночей и разведенных мостов дядя Вася и обратился.
Как-то вечером, заглянув к дяде Вася «на огонек», Петрович застал друга в непривычном радостном волнении. Дядя Вася метался по квартире в поисках приличной одежды, был чисто выбрит и, что самое удивительное, абсолютно трезв. На призыв старого товарища хлопнуть по чуть-чуть дядя Вася ответил категорическим отказом, чем потряс Петровича до глубины души. Ни какие уговоры (сбегать в ближайший магаз, «да мы же под закуску» и «теряешь былую легкость, друг!») не помогли. В конце концов, Петрович сдался и потребовал разъяснить, что же потрясло основы мироздания в отдельно взятой дяди Васиной квартире. И был потрясен во второй раз за вечер известием о том, что дядя Вася нашел работу. И какую! Творческую! Не пыльную! Денежную!
Петрович был сражен на повал, т.к. после пары неудачных попыток устроить друга на работу, на дяде Васе, как на работнике, был поставлен жирный крест. И вот теперь…
И вот теперь дядя Вася с пафосом объявил, что устроился работать «реаниматором!».
- Кем-кем?! – опешил Петрович.
- Реаниматором, - уже без пафоса и как-то даже неуверенно повторил дядя Вася.
- Это кто ж тебя устроил-то? Тебя ж к больницам на выстрел нельзя подпускать, там же спирт!
- Каким-таким больницам?! – возмутился дядя Вася. – Ни в какие больницы я не собираюсь. Я в ресторане буду работать! Людей развлекать.
Перед внутренним взором Петровича возникла впечатляющая картина трудовой деятельности соседа: дядя Вася в белом халате и с дефибриллятором наперевес бегает среди посетителей ресторана, задорно сверкая глазами поверх хирургической маски.
- И как же ты их будешь развлекать? – ошарашено спросил Петрович.
- Есть задумка, - загадочно ответил дядя Вася и хитро сощурил правый глаз.
- Арт-директор Вадим сказал, что у меня есть фа… фактура, - продолжал Василий, все более раздуваясь от важности и смакуя мудреные слова, одно произнесение которых позволяло ему подступиться к той самой богеме, о которой кто-то когда-то рассказывал по телевизору.
- Фактура? – удивился Петрович. – Фактура врача - реаниматора?! - Ты, Вася, свихнулся, – мягко поставил диагноз Петрович.
- Какого врач! – взвился дядя Вася. – Я буду вампиром!
О такой паузе, какую закатил Петрович, мечтает каждый артист. Всеобъемлющая, с привкусом потрясения и легким налетом недоверия. Он хватал воздух ртом, силясь сформулировать вопрос, но не мог произнести не звука.
- Ааааа?.. – наконец прорвалось из глубин Петровича.
-Да, - с воодушевлением заявил дядя Вася, принимая мычание соседа за восхищенные вздохи. – Я буду как вампир. Мрачный, в черном костюме, глаза страшные. Буду ходить среди гостей, кланяться, щурить глаза и молчать все время. Это так Вадим сказал. Пятьсот деревянных за вечер, прикинь?!
И Петрович прикинул. Точнее, на него снизошло озарение.
- Аниматор!!! – заорал он, и в серванте звякнули остатки посуды. – Вот как это называется!
- А, ну точно, - отозвался Василий. – А то я думаю, что-то не то… Врачи и все такое.
Петрович оценивающе оглядел дядю Васю и одобрительно похлопал по спине:
- Орел! – заявил он. – Как хоть ресторан называется?
- Как-то сложно… «Приют инфра… инфар». Щас бумажку достану.
И дядя Вася выудил из кармана потрепанных джинсов визитку темно-сиреневого цвета с позолотой по обрезу. Золочеными же буквами на визитке было напечатано:
Вадим Деймонович
ресторан «Приют инфернала»
Арт-директор
тел. (921)99-666-13 (звонить только после 23:00)
Визитка выглядела солиднее некуда, и Петрович с уважением посмотрел на соседа. Дядя Вася приосанился и весь аж засветился от резко подпрыгнувшей самооценки.
- Ну, что, соседушко, - проворковал Петрович. – Не грех и обмыть новую работу?
Тут дядя Вася как-то сразу сдулся и поник.
- Нельзя, - сказал он, тяжело вздохнув и жалобно глядя на Петровича. – Я расписку дал. А то денег не заплатят…
- Распииииску, - протянул Петрович.- Хммм, это серьезно. Что ж теперь, вообще пить не будешь?!
- Перед работой не могу, - затараторил дядя Вася.- Не могу. Потом уже, после. А мне уже заступать через час. Час, да.
Петрович с сомнение поглядел на подергивающегося Василия, но промолчал. Чего на свете не бывает? «Поживем – увидим», - подумал они и проводил дядю Васю до автобусной остановки.
В ясновидении Петрович никогда замечен не был, снов вещих тоже не видал, но долго ждать не пришлось: ранним утром следующего дня их утопающий в тополях и «акациях» дворик действительно УВИДЕЛ. Точнее увидела баба Маня, соседка с первого этажа. Старушке не спалось. Рассветы в мае ранние, вот и вышла бабуля на свежий воздух, мусор вынести да сигаретку выкурить…
Петрович проснулся от дикого женского крика. Кричали где-то на улице, перед подъездом. Можно было расслышать что-то про «нечистую силу» и «изыди». Жена Петровича держалась за сердце и хватала ртом воздух. Матерясь и спотыкаясь, Петрович натянул штаны и скатился по лестнице на первый этаж, чуть не уронив по дороге пару квохчущих соседок. Сын Мишка свесился из окна и жадным взором рыскал по двору в поисках заявленной нечистой силы. Сила притихла и не показывалась.
У подъезда Петрович обнаружил истерично рыдающую бабу Маню в окружении группы встревоженных соседей в халатах и ночных сорочках. Дрожащей рукой она указывала в сторону мусорных баков и страшным шепотом информировала соседей, что «ОНО ТАМ!».
После отпаивания успокоительным и долгих уговоров из старушки вытянули подробности произошедшего. Ничего не подозревающая баба Маня шла с ведром к бачкам, как вдруг, совершенно бесшумно из утреннего тумана выплыла зловещая фигура.
- Огромного роста, белый весь, как покойник, - вещала баба Маня. - Глаза черные горят, аж сердце пронзают! А изо рта кровь стекает! Смотрит на меня и скалится. А во рту клыки по пять сантиметров!
Тут старушка задохнулась от пережитых впечатлений, и соседям пришлось влить в нее очередную порцию корвалола.
- А дальше что?! Дальше-то! – нетерпеливо подскакивал вокруг Мишка.
- Ой-ты, дальше то страсть! – запричитала старушка. – Дальше он руки-то ко мне протянул, а в руках кровавое что-то хлюпает!
- Человека, наверное, сожрал! – заволновался народ.
- И тут я закричала, он и пропал… Оберег меня Боженька!
- Как пропал?! Куда пропал? – воскликнул Мишка и с досады топнул ногой в пушистом тапочке.
Из всей толпы он единственный расстроился из-за исчезновения бледной твари. Остальные жильцы опасливо озирались по сторонам и потихонечку начали отступать к дверям подъезда в непреодолимом стремлении укрыться от всякой нечестии за надежными металлическими дверьми своих квартирок. Кто-то судорожно вспоминал про чеснок, которого было завались, и серебряные пули, с которыми было как-то напряженно.
И только Петрович ЗНАЛ, что тут произошло на самом деле.
Народ разбежался по квартирам за пять минут. Бабу Маню увела под руки соседка, мерить давление и пить чай. Мишка начал было поисковую операцию, но был изгнан отцом с поля боя, за что (про себя) поклялся страшно отомстить. Петрович помедлил минуту, осматривая двор. Солнце взошло и мягким утренним светом ласкало деревья, кусты, покосившиеся качели и мусорные бачки. Солнце - оно такое. Соседский черный кот, хитро улыбаясь, лежал на скамейке. Он, несомненно, все знал, но докладывать не собирался. Петрович медленно подошел к мусорным бакам и тихо позвал:
- Вася… Вася, выходи. Все ушли.
Что-то заскрипело, забренчало, посыпалось битое стекло, и из моря целлофановых пакетов ближайшего бачка явился дядя Вася, как Афродита из пены морской. Вид у него был не просто помятый, а ужасный.
- Даааа, - выдохнул Петрович. – Да, Вася, краше в гроб кладут.
Дядя Вася виновато потупился, всхлипнул, а потом вдруг зарыдал в голос.
- Ну-ну, - уговаривал его Петрович, осторожно похлопывая по спине, дружески смахивая картофельные очистки и размазывая остатки кетчупа. – Не расстраивайся, сейчас к тебе пойдем, умоешься, выпьешь…»
Но дядя Вася зарыдал еще горше. Когда рыдания плавно перешли в стенания, Петрович отеческой дланью встряхнул соседа и потащил к нему домой. С грехом пополам открыв дверь, Петрович водрузил товарища на пол (не пачкать же все в квартире!) и тут уже внимательно рассмотрел поверженного вампира во всей его красе.
Дядя Вася был во фраке, фрак был грязен, рукав оторван. На шее болтались остатки от белой некогда манишки. Жиденькая шевелюра, напомаженная гелем, производила жалкое впечатление. Синева под глазами тревожила своей натуральностью, и, внимательно приглядевшись, Петрович понял, что дядю Васю кто-то наградил хорошим ударом в лоб, от чего под глазами разлилась ни с чем не сравнимая добротная синева. По лицу было размазано что-то коричнево-бордовое, и это был не кетчуп…
«Ничего себе поработал!» - подумал Петрович и потащил приятеля под душ.
После душа, здорового сна и двухсот граммов огненной жидкости, дядя Вася был готов поведать другу свою повесть, которой не было печальнее и т.д.
По началу все шло отлично. Дядя Вася явился в ресторан без опозданий, переоделся во фрак, залил волосы гелем, принял меланхолично отрешенный вид и вышел к посетителям.
Как и было задумано, ходил меж столиков, кланялся, пристально пялился на отдыхающих.
Фрак немного жал в подмышках, а в остальном, все было прекрасно. Народ был впечатлен новым персонажем, а дамочки даже повизгивали от удовольствия, когда дядя Вася им зловеще улыбался.
Но после двенадцати ночи грянул гром. В заведение нежданно-негаданно явился старый вампир. История сего субъекта была стара как мир: примерно проработав в ресторане в качестве вампира три месяца, бывший слесарь-сантехник, стал обращаться на неправедную дорогу тихого алкоголизма. Сначала допивал за клиентами, потом стал прикладываться к выпивке в баре. А в одну прекрасную ночь упился до разнузданных танцев на стойке с последующим раздеванием, битьем бутылок дорогого коньяка и попыткой выпить кровь любовницы одного из постоянных клиентов. За что и был изгнан из прадайза с волчьим билетом.
Но разве может Князь тьмы забыть обиды?! Никогда! И нелегкая занесла слесаря – экс вампира в первую рабочую ночь дяди Васи в «Приют инфернала». Слесарь был не трезв и очень зол. И первый, кого он узрел, ввалившись в зал, был проклятый конкурент, занявший его выстраданное место!
Целеустремленный слесарь ринулся в бой, не дав охране ни секунды для обдумывания маневра. Ничего не подозревающий дядя Вася как раз галантно кланялся круглолицей барышне в блестящем платье и вдруг был внезапно выведен из инфернального состояния мощным ударом в лоб. Василий никогда не был бойцом, даже в свои лучшие времена. Цепляясь за визжащую барышню, а потом за скатерть, он с грохотом рухнул на пол и был осыпан посудой, столовыми приборами, шедеврами шеф-повара и полит опять же дорогим коньяком. Слесарь издал победный клич и демонически захохотал. А дальше все было как в боевике: неожиданно, быстро, нелогично! В замедленной съемке это выглядело бы так: слесарь потрясает кулаками, охранники бегут к нему, потрясая дубинками, дядя Вася восстает из-под стола и с диким криком, опережая охрану, вцепляется слесарю в горло мертвой хваткой.
Две минуты охранники пытались оторвать дядю Васю от экс вампира и, не преуспев, вызвали скорую. Флегматичный, все повидавший, доктор равнодушно осмотрел композицию «дядя Вася разрывает слесарю горло» наклонился к уху последователя Самсона и что-то тихо сказал. Побелевшие пальцы дяди Васи разжались, и бездыханный слесарь рухнул мешком на пол. Доктор пожал плечами и без спешки занялся слесарем, в котором еще теплилась жизнь.
А понурый дядя Вася, провожаемый испуганными взглядами охранников, поплелся к выходу. Перед его мысленным взором огненными буквами была начертана фраза: ДЕНЕГ НЕ БУДЕТ! Голова трещала, пальцы сводило от напряжения, в душе хлюпала ноябрьская снежно-дождевая каша. Дядя Вася направлялся в сторону дома, никто его не останавливал. По дороге он зашел в магазин (24 часа) в надежде купить водку-утешительницу, но водки ему не продали, т.к. рассвет еще не наступил. По старой отечественной традиции, добрая продавщица сжалилась над мужичком с изрядно побитым лицом и вместо водки вручила ему два куска охлажденного мяса, которые настоятельно посоветовала прикладывать к глазам, «чтоб фонари быстрее прошли».
Вот так дядя Вася и брел: в изорванном фраке, с плевком в душе и кусками охлажденного мяса в руках, которые он поочередно прикладывал к глазам, от чего по его лицу медленно расползались кровавые подтеки. Таким вот его и увидела баба Маня в предрассветном тумане. Дядя Вася пытался объяснить ей, даже протянул руки в поисках простого человеческого участия…
- А дальше ты в курсе, - вздохнул дядя Вася и налил себе еще водки.
Петрович почесал в затылке, дивясь судьбе-злодейке и одарил Василия китайской мудростью:
- Забей! Мы тебе лучше работу найдем! Нам их Голливуды не нужны.
И вообще, Вася, что ни делается – все к лучшему! Наливай!
Зима!
хозяин добр, а не затейник.
И отпустил,
с цепочки снявши:
в дом пора.
Пёс сделал круг,
потом лизнул ошейник
И в будку влез,
чтоб не прогнали со двора.
Вот так всегда: коль нет идеи новой, -
Не сбросить столь знакомые оковы.
***
Обязали палача,
Коль трудиться, так с плеча.
Тот бездельничать не любит,
Что прикажете отрубит.
***
Царь, конечно, может много.
И для него есть доски гроба.
***
Я советовать могу
И ползком, и на бегу.
Был вопрос при этом:
Сам живёшь советом?
***
-Олигарх, дай пять рублей.
-Рыло, наперво, побрей.
***
Конечно, где-то нет зимы,
Бессменно где-то лето,
Туда желали бы и мы,
Но как проблемно это.
Однако слышал я не раз
И сомневался даже:
Весьма лохматый папуас
Завидовал нам тоже,-
Из той же вытекал струи,
Сидим в которой, братцы:
Хотел он в нашу баню и
В сугробе поваляться.
***
Очернительством болел,
Стал черней, не побелел.
***
Утром, вечером и днесь
И, при том, как правило,
Все мы презираем лесть…
Коль не к нам направлена.
***
И всё же факт важнее трёпа,
Со мною согласишься, Стёпа?
***
Развешивайте уши люди,
Не пропустить речугу даб.
О равенстве потрёкать любит –
Чей в кресло не вместился зад.
***
Водится хамса и там,
Где живёт гиппопотам.
***
Если смотришь свысока,
Нос, задрав под облака;
Может он легко отпасть
Кулаку, попав под масть.
Воскресенье. В Москве – жара. На улицах пусто, все москвичи за городом. Я возвращаюсь от внучки. Возле дома присела на лавочку передохнуть. Вдруг передо мной возникает молодой человек, лет 17, не больше. Симпатичный, рыженький, кареглазый, приятно одет. Слегка поддатый. К груди бережно прижимает двухлитровую баклажку пива и бутылку водки. Лучезарно улыбаясь, обращается ко мне:
– Простите, вы не подскажете, как добраться до Преображенки?
Говорю, что надо завернуть за угол вот этого дома, повернуть налево и дойти до трамвайной линии, там сесть на трамвай под номером 11.
– А по прямой нельзя? – интересуется он.
– По прямой – нельзя, – отвечаю.
Стоит, переминается с ноги на ногу. Вижу, что не совсем меня понимает. Повторяю маршрут, сопровождая объяснение выразительными жестами.
– Да мне бы лучше по прямой, – упорствует юноша.
Начинаю сердиться. Экий бестолковый! Объясняю ещё раз. И тут он вдохновенно протягивает мне свои бутыли со словами:
– А вы… не будете?
Я аж дар речи потеряла. Но ненадолго.
– Нет, я – не буду.
Парнишка явно затосковал. Даже жалко его стало – выходной, а выпить не с кем. Еще раз показываю на угол дома, за который надо свернуть.
– Ну… ясно, – неуверенно говорит он. – А там – по прямой?
– Там – по прямой! – сурово ответствую я.
Парень вежливо благодарит, доходит до угла и идёт строго в противоположную сторону. Но по прямой.
Надеюсь, к вечеру он всё-таки добрался до Преображенки.