Танцуя лапками в пуантах, пуделИца
Упорно тянет трёхметровый поводок.
Кому-то может показаться небылицей
Рассказ мой. Он правдив. Тому свидетель Бог.
Бульдог мордатый из соседнего района
Почуял запах вожделения и нег.
Собрался в пику весь запас тестостерона.
Прыжок через ограду, зов любви и бег.
Летит, играя мышцами кобель-повеса,
Справляет пуделица малую нужду,
Старик-дворняга приютился под навесом
И я, воюя с поводком, на них гляжу.
Бульдог слюну теряет. Началась атака.
Рывок вперёд и рык звериный .Вразнобой
Завыли жалобно и сбились три собаки
В клубок мохнатый, пылкий и крутой.
Рванула поводок, тянула что есть силы,
С трудом загнав, распутную красотку в дом,
А псы, друг другу, в клочья, разрывая жилы,
На дверь стеклянную бросались напролом.
А то, что приключилось после этой схватки,
Развешивает на инстинкты ярлыки,
Когда прорвались содомистские повадки
У кобелей, самой природе вопреки..
Бульдог скрутил самца несчастного в баранку,
А тот скулил, взъерошенный и беззащитный.
Использовал насильник бедного, как самку,
В пылу отчаянья простого, очевидно…
Болезни наши держатся в секрете
Врачами, что как счастья кузнецы:
Когда б не жили медики на свете,
И мы бы уже были не жильцы.
О вас дурное скажет кто едва ли,
Ведь у народа к вам лежит душа.
Мы донорскую кровь вам отдавали,
Не взяв за это дело ни гроша.
Нас ждали вы в Москве и в Петербурге:
У нашей медицины всё при ней –
Спасибо вам, маститые хирурги,
Что резали вы нас не как свиней!
За вас мы будем пиво пить нулёвку –
Все, кто вам для укола попу дал
И кто никак не мог попасть в Кремлёвку,
Но быстро в Склифосовку попадал.
Мы ходим к вам почти что с каждым чихом,
Чтоб выпить на спирту настойку-муть,
И кланяемся низко всем врачихам,
Успев им под халаты заглянуть.
Как белый снег, вы внешностью все ярки,
А мы – пардон! – несём мочу и кал.
Спасибо вам, красотки санитарки,
Что утку подносили, как бокал!
Довольны наши дети и детины:
Доступно всё министру и бичу,
Ведь есть у нас светила медицины –
Так ослепят, что вновь иди к врачу.
К вам на поклон всегда приходит льготник,
У вас любой больной, как дома, спит.
Да здравствует российский медработник,
Что выпьет вместе с нами чистый спирт!
Шахматы вам не насмешка,
И не прутик в чернозём…
Через клетки рвётся пешка,
Пешка хочет стать ферзём.
Белый конь давно на стрёме,
В три прыжка догонит конь.
А слонов сдвоить загонят,
И король тогда пардонь…
Случай далеко не редкий -
Полпути прожить скользя …
И одной всего лишь клетки
Не хватило до ферзя.
* * *
Всеми управляет грозный век –
Рядом рядовой и генерал:
Даже самый честный человек
Где-нибудь да что-нибудь украл.
* * *
Пусть кто-то вам прогнозы даст секретно,
Но время лишь покажет, кто мудрец:
Я предсказать могу весьма конкретно,
Что веку всё равно придёт конец.
* * *
Память может нервы убивать,
А вести охота жизнь иную:
Если бы умел я забывать,
Я б навек забыл про боль зубную.
* * *
Малевич не любил овал –
Квадрат он с детства рисовал
И до того дорисовался,
Что чёрной краской пропитался.
* * *
Я, коль обижусь, зарублю
И оторву любому грыжу:
Себя я пламенно люблю,
Но не себя я ненавижу.
* * *
Безумно нравится работа,
От женщин я схожу с ума –
Мне всё приятно, всё охота!
За исключением дерьма.
Предисловие к роману.
(к какому – без разницы)
Меня часто спрашивают:
— Макснет Тампоныч, долбанный папуас, как ты так замечательно пишешь? Как у тебя так гладко получается, что ни слово — штык разящий, что ни слог — пуля разрывная?
(Макснет Тампоныч – это мой литературный матроним. Я раньше представлялся Мотей Тапочкиным, но одна дама сказала, что это не комильфо. Мол, Тапочкин – это паскудство и лучьше быть Макснет Тампонычем, чем какой-то Мотей.)
— Всё дело в чернилах, — авторитетно отвечаю я. — Чернила это первое дело. Нет чернил — нет писателя. Можно конечно взять шариковую авторучку или карандашик, но это халтура. Ну, посудите сами, что стоящего можно накарябать карандашом? Разве Федя Достоевсий писал карандашом? А Эрзац Мерлушкин писал? А Дедушкин-Морозов? (Может быть, только один Миклухо-Маклай и писал. Помнит кто сейчас про него?)
Только натуральное гусиное перо! Пятьдесят процентов успеха романа — в гусином пере. Для этой цели специально завёл знакомство с зоопарком. Они мне — перо, я им — картофельные ошурки. Ну и, конечно, нужно создать обстановку. Чтобы всё, так сказать, располагало к творчеству. Соответствовало... Слева - чернильница в виде писателя Гоголя. Бронзовая! Четырнадцать кило! Справа - стопочка свежей бумаги с запахом. Свежая бумага всегда так бодрит, через ноздри… Спереди самовар. И не какой-нибудь «электрошок», а самый, что ни на есть меднопузый, с сапогом — гармошкой.
Когда возьмёшь пёрышко, пощекочешь им так и эдак у себя в ноздре, отвернёшь Гоголю башку, а там, у него в башке, плавают чернила из настоящей печной сажи. Захочешь написать плохо — ни за что не получится! Пробовал — знаю. Дай, думаю, намеренно намараю гадость, матерка подпущу, пошлятинки... Глядь — жемчужина эклопеции, (или алопеции?)! Дюма - отец и рядом не валялся. Про сына я уже и не говорю.
А за спиной уже редакторы выстроились, как голодные дворняжки. В глазках сплошной подхалимаж. Ждут-с... Иной раз, брызнешь в них чернилами или чихнёшь нарочно, для смеху, а они только скалятся. Написанное прямо из рук рвут. Прямо до скандалов доходит. Намедни, главный редактор Мудейкин сцепился с редактором Свистуновым из - за клочка, об который я перо чистил. Пришлось сорвать с самовара сапог и поучить как следует обоих бузотеров.
Но, до чего же захватывает сам процесс работы над рукописью!
Выдёрнешь, бывало, из середины стопочки чистый лист и каждый раз еле сдерживаешься, чтобы немедленно не искалякать его. Мыслей — целый эскадрон, как в песне одного эстрадного певуна с петушиным голосом, так и скачут в башке. Но от меня особо не ускачешь. Я эти мысли — хвать за ноги и головой об пол. Затем я эти мысли препарирую на лабораторном стекле и уже не торопясь ковыряюсь в них.
У иного борзописца прямо-таки творческий запор случается при виде белоснежной бумаги. Он прямо-таки весь теряется в тягостных сомнениях. Знает, что писать нужно — не знает про что. Ужо бедняга и чай вёдрами дует, пока не обсыкается, и по комнате из угла в угол нарезает, до кровяных мозолей на тапочках, а оно всё не пишется, хоть ты тресни! Не осеняет его Муза и всё!
Дряхлая арматура ушла к другому.
У другого сегодня на ужин варёная курица.
И от этого у нашего пачкуна делается творческая импотенция. Производственный кризис. Каждым словом он беременеет, рожает его в муках и всё равно - уроды получаются. Я думаю, это всё от чая и потому всегда держу в самоваре хороший коньяк.
Вообще-то я не пью. Спиртное держу для друзей. Приятно, знаете ли, когда к вам без приглашения припрётся малознакомый друг, усядется напротив и будет нюхать носом у самовара. Коньяк ведь имеет такой специфический запах, ни чем его чёрта не перешибёшь. Нальёшь… из приличия, сам за компанию дёрнешь чашку другую. Какое там писательство? Так, бывало, нарежешься, что этим же самым самоваром и проводишь незваного гостя восвояси. Посему, я всех своих друзей ликвидировал.
И я решительно отвергаю всякие пишущие машинки и уж тем более компьютеры. Я против них про-тес-ту-ю! Бездушные, глупые железяки запрограммированные на оцифровку человеческой мысли. Разве можно оцифровать Дар Божий? Я против механизации таланта. У меня и без того, как у Хлестакова, лёгкость в мыслях необыкновенная.
Одна беда, сюжетов много, как описать знаю — чувства меры нет. Нет этого чувства и всё, хоть удавись. Увлекаюсь очень. Так записываюсь, что забываю, про что хотел рассказать изначально. Новые герои выскакивают как прыщи в самых неожиданных местах. Начинаешь перечитывать — хоп, а этот фрукт, откуда взялся? Зачем он тут? А вычеркнуть уже рука не поднимается.
И ещё беда — буквы путаю...
Очень трудно с такими талантами поймать начало повествования.
Да и читатель уже не тот пошёл. Книги листает преимущественно в туалете, реже в метро, в поездах дальнего следования.
В этих поездах читатель по большей части лакает водку. Натрескается, как Зюзя, и начинает о политике рассуждать. Хотя, по чести сказать, рассуждать на такие темы он не имеет права. Потому, что — болван! За подобные рассуждения я бы приговаривал таких мыслителей к сожжению в паровозной топке с конфискацией всего багажа в пользу МПС.
Совсем недавно я просматривал досье на политических обозревателей, и что же вы думаете? Все, без исключения, бывшие вагонные проводники. В это трудно поверить, но я подтверждаю — все без исключения! Наслушались пьяных бредней и вот — результат. Работёнка не пыльная, там они водкой спекулировали, здесь общественным мнением.
Намедни приходит ко мне один такой. Звезда телевизионного экрана. Очень знаменитый, но не очень популярный. Если до конца быть откровенным, то даже не звезда, а так — метеорит. Даже искра от электросварки ярче. Словом сказать — пшик, воздушная пука. Сплошная галлюцинация. Никакой степенности ни в лице, ни в осанке. Рожа глупая, как у пьяной бабы. Бывший коммунист. Хамило номенклатурное. Австралопитек. Интеллекта столько же. Была бы под рукой грязная подтирка, прямо в моську бы ему, во всякие места...
— Олитературь меня, — говорит, хайло косоротое, — Выведи мой солнечный образ на страницах своего романа. Я тебе за это — чего хочешь! Ведь у меня такие связи, (намекает) с такими людьми...
— Отчего же, — говорю, — не олитературить? Извольте. Как желаете предстать перед широкой читательской аудиторией? Есть замечательный образ несгибаемого борца за права человека. Или, может быть, желаете заделаться нигилистом — индивидуалистом?
— Как Валерия Стародубская? — спрашивает.
— Берите ширьше, уважаемый! Вы мыслите штампами, а нужно мыслить выпукло. Нужно брать не человека, а конкретный мотив. Какой из Стародубской мотив? Одно только воспаление слизистой оболочки и ничего больше. Она же Городская Дурочка. Раньше мечтала отдать всю себя людям, только не знала за что? А теперь мечтает пострадать. Вот Жанна Д` Арк, другое дело. За идею нужно сгореть на костре! Мы вас сожжем, разумеется, в переносном смысле. Хочите?
— Это как?
— Ну это, как будто бы вас, ну, там, изнасилуют по всячески, несильно, сломают пару рёбер. Вас распнут на кресте, польют соляркой, и подожгут костёр из книг Аркадия Гайдара. Шикарное зрелище! Молодчики от оппозиции будут требовать от вас - отречься от своих убеждений. А вы тут такой, как будто бы слёзы душат, скажете, типа: «Звездочёты, плясуны, поэты, дети синеокой ностальгии, не для нас фонтаны и кареты, мы не продаёмся, как другие! И идите вы - все в ****у!»
Волосья на ваших ногах будут трещать и плавиться, кровь из открытых ран заструиться на обугленные страницы, я повторяю — в переносном смысле. И вот тогда все наконец-то поймут, что вы за муфлон такой на самом деле! Каково?! Хочите?
— Я с вами плохо согласен, — говорит обозреватель, — Я с вами хорошо думаю, но консенсунс в результате дискуссии и сближения позиций переговоров, политических и иных форумов...
И понёс, и понёс, и понёс...
В общем, не захотел, таракан! На «муфлона» обиделся. Даже в переносном смысле не захотел. Буркалы свои выкатил, наверное с утра кокаину нанюхался, и ушёл не извинившись, дрянь. Я ему на прощание, исподтишка на спину плюнул. Уж будьте покойны, господин обозреватель, я выведу ваш солнечный образ на чистую воду. Пускай люди посмотрят, какие у нас обозреватели политические.
О чём это я?..
Ах, да! Предисловие к роману. Несколько мудрых мыслей.
От модельера Славика Мандабляшкина сбежал любовник… и эта-а-а… интересно… чем он щёки красит? На небритую щетину - какую-то пудру с блёстками?
Но тут зазвонил телефон. И слышалась мне в этом унылом перезвоне губительная песня Сирены, с всякими нехорошими последствиями.
— Ал-ле-э-э?! — сказал я с несколько хамоватой интонацией и снял трубку.
Я всегда сначала говорю: «Ал-ле-э-э?!» с хамоватой интонацией и только потом снимаю трубку.
На том конце прерывисто дышали.
«Неужели Испанский Мститель Чёрных морей?» — Подумал я.
Так мы и стояли, некоторое время, прерывисто дыша, разделённые мегаполисом, как на дуэли. Моцарт и Сальери. Моська и Слон.
Я первым не вынес напряжения.
— Ну, что надо?
— Это кто? — проквакала трубка.
— А вам кто нужен?
— А кто это?
— Вы, гражданин, куда телефонируете?
— Бузя, это ты?
— Вам кого?
— Это Бузя?
— Да, это Бузя! — солгал я злонамеренно и хотел было небрежно повесить трубку, да так, чтобы оппонент почувствовал эту мою небрежность.
— Это Бузя Пинкензон? — уточнил телефонный маньяк.
— Он самый! С кем имею честь…
— Бузя! Пошёл ты на хер!!! — сказал маньяк и моментально бросил трубку.
—?!
Дыхание у меня перехватило, взор помутился. Минуту я находился в шоке... может быть две… почти, как Сергун Зверев. Вот так! За что? Стало обидно. Ответить тем же я, разумеется, не успел.
Ну и ладно. Главное – предисловие написал.
Потёмкинской деревней, бишь, забором
лыткаринским...- ответил сонм «Реформ».
Какое ж слово - к оным истечениям? -
Конец, наверно...- Нет! - Ведь лучше есть
( А с тем, и в рифму! ). Пусть - Руси просторам -
ответит Власть - послав благую весть -
деревням..., городкам...- В сих поселениях -
в которых жизнь - как во вчерашнем дне...-
Пусть Президент порхает ( жизнь - в мгновениях... ).
Но проку в том? - ,,Зависла" жизнь - в стране...
И от столицы - вроде - недалече...
И МКАД известный вьётся...- Аж - дугой!
Но местное - от руководства - ВЕЧЕ
исходит из понятий...- Быт другой
остался от Советов...- Всё ж ,,Застой"
царил повсюду, ровно процветание...
Чему ж тут удивляться? - То - судьба!
Так, верно, смысл «Реформ» - Виват - страдание,
чрез расслоение...- Ну, а голытьба
сама собой подохнет! - Не проблема...-
Заборы...- Но за ними - суть - труха!
Здесь - явью - рыжего - велением - схема -
то Макросмысл, где даже не дилемма -
иной сюжет...- Ему - то - чепуха! -
Вперёд - страна - построим жизнь другую!
Неведомо когда...- Года - вода...
Вот двадцать пять уж лет, но - вхолостую -
бежим куда-то вдаль..., а в ней - беда...-
Дома трещат по швам, да и не только...-
Заборов вряд ли хватит, скрыть чтоб все...-
ЖИЛФОНД не возродишь - вопросом: ,,Сколько?"-
не наберёшь уж средств...- Спаси ж, ПАСЕ!!!
Порхай же Президент, коль есть здоровье.
Почаще - в городишки заезжай...-
Не сгинь - от вида оных - хладнокровие!
И пусть не иллюзорный каравай
встречает - не верша пока - злословие!
Стармех сандалит Воробьева:
Хук слева, справа, выпад прям,
А тот мычащий, как корова -
Приехал в лагерь, крепко пьян.
Стармех быком ревет: «Зарою!
Харкаться кровью будешь, вошь!»
А из палатки ближней воют:
«За что водилу, падла, бьешь?"
Ну, выпил, в этом что такого,
Все лопают но втихаря...
А битый смотрит бестолково,
Ему пока до фонаря.
Болеть-то завтра будут кости,
Где ссадины - замажет йод,
Рука у Воробьева Кости
Через неделю заживет.
На командиров не в обиде,
В себе не держим злобы яд.
Они, родные, лучше видят,
Как нас щенят воспитывАть.
Возрождение источников чистой воды,
Как сладостен миг старого рок-н-ролла.
Бродячий оркестр восходящей луны.
Мелодий двух братьев чудесная школа!
***
С Джоном Мэри танцует сложные па,
Гордым взглядом на Тома смотря,
Вновь вокруг оркестра бушует толпа,
"Good rock'and'roll" кричат все не зря!
***
Этот ансамбль, упавший с небес,
Ностальгией старых времён.
Нам снится будто Элвис воскрес,
Крича исступлённо: - Come on!
***
Как сладостен миг забытых мелодий.
Как будто прерией скачет ковбой.
А стук поливов гитарных рапсодий,
Как звук родника с чистейшей водой!
ЗЫ:
Братьям Форгетти и их старому доброму рок-н-роллу,
в катренах использованы названия песен:
“Around the band”, “Bad Moon rising”, “Travelling band”,
“Proud Mary”, “It came out of the sky”
и собственное имя группы.
Если на YouTube я буду не замечен,
То останется тогда натянуть очечи,
Что б у пипла на ушах вся лапша повисла,
Будем песни сочинять глупые без смысла!
Пришла и оторвала голову нам нагламуренная тварь,
Ты меня не парь!
И от попсы схожу я с ума, чумачечая попса,чумачечая,
Чумачечая попса пришла и крышу нам с тобой снесла,
ла-ла-ла-ла-ла...
Спонсор из Москвы звонил - собирай монатки,
Ведь в такие песни только вкладывают бабки,
Будем на ТВ плясать вместе с чумачечи,
Всё святое в этой жизни мы перекалечим!
………………..Посвящается очередной победе
………………..Рафаэля Надаля на открытом
……………….чемпионате Франции по теннису
……………….«Ролан Гаррос» после выигрыша в финале
………………..у Роже Федерера
Мне сказала сегодня Наталья:
«Обожаю я, Ваня, Надаля!»
Интересная, кстати, деталь:
Ведь и мне симпатичен Надаль!
Что ни выход, то просто нетленка,
Хоть его и бивал Давыденко.
Но одно очевидно уже -
Завершается эра Роже.
Надалём завершается эра
Гениальнейшего Федерера.
Наблюдая Надаля накал,
Понимаешь: по делу снискал!
Вписан твердо в скрижали он спорта,
Этот Маугли теннисных кортов.
Для него уж давно не вопрос
Брать Ролан, понимаешь, Гаррос.
Рафаэль, а по-нашему, Рафа,
Он похож на какого-то краба –
Бьет по мячику, словно пешней,
Сокрушительной левой клешней.
Но живем мы, однако, надеясь,
Надалём не венчается теннис,
На скрижалях отыщется граф
И для наших (когда-нибудь) Раф!
Утром иду я дорогою к школе по улице,
Лыбу давлю,ковыряя в носу при ходьбе,
Глядь,а на солнышке утреннем радостно жмурится
Та,что гуляет по крышам сама по себе.
На рюкзаке моём карточка с голой блондинкою,
В нём есть источники знаний и в клетку тетрадь,
Я же достану рогатку с тугою резинкою,
Мне бы теперь только камень ещё отыскать.
В дело привёл я рогатку движеньями быстрыми,
То,что за пазухой прячут,покрепче прижал,
Друг человека залаял,падлюка,при выстреле,
Вот потому-то я в цель,виноват,не попал.
Дядька за ухо схватил меня пальцами сытыми,
Я объяснил ему:в промахе нету вины,
От рикошета,которого я не учитывал,
Ранен был в попку народный избранник страны.
Этот Строй, словно карточный домик,
дуновения лёгкого хватит,
чтоб разрушить предел Экономик,
правда жаль, что Народ, вновь, оплатит,
своей жертвой, ненужность страданий
( Он, наверно, для этого создан... ) -
вновь, не жди от Властей, оправданий,
ведь Россией, эффект сей, не познан...,
потому, как прорывами, вечно,
наша жизнь превалирует в Мире,
где в пути мы, причём бесконечно...-
анекдотом...- в прямом, аж эфире...-
Среди замков воздушных порхая,
с научением своим, столь безмерно,
норовим быть в «восьмёрках», дерзая,
смутно зная их суть, что уж скверно...-
А к тому же, своих горлопанов,
никогда не одёрнем, из лести,
властных, всё же, скотов-шарлатанов -
стиль, по факту, ответом - по чести!
А к тому же, по факту, и шансов,
ведь пути цель, едва ль, всем - понятна,
а что все не дойдут, как авансов -
череда...- на Руси - многократна...
Этот Строй - не Эпоха, прорывом,
исторический казус - зигзагом,
нас занёс в Демократию, срывом,
отозвавшись известным Гулагом...
Как слепой, кто не видит предметов,
да глухой - слов не слышал - не знает,
элитарная жизнь - без ответов -
себе, яму, в молчании, копает...-
Чтоб столкнуть, в неё, силы найдутся...-
и желающих будет..., как Веха -
зов сердец, что так яростно бьются -
уж звучит, к наслаждению успеха...-
Потому то - затишье, пред бурей,
отзывается штилем...- в волнениях -
отражение свинцовых лазурей -
глубиной наслоений, в стремлениях...-
По причине эффекта - деяний -
безответственность...- с тем - безотчётность -
наплевательство...- без состраданий -
расслоение лучше..., чем плотность...
Что до Власти...- Известная доля...-
Строй, меняясь, всё ж, жизнь не меняет,
но, однако...- свободная воля -
мне, стихи выдавать, позволяет,
пусть покамест..., ведь с Сайтов гоняют...-
Знать, касаюсь я тем не желанных...-
Пусть доктрины ещё процветают...-
нет, во времени, вовсе нежданных -
порождением душ непотребных...-
Для кого? Для чего? - Вновь, ответы
«зависают»...- В кормушках же хлебных,
лизоблюдства, в цене, пируэты...-
Нет ответов...- В суждениях ли, каясь,
ожидать ли, средь фраз, сожаления? -
Домик карточный, так колыхаясь...,
всё ж, стоит...- знать, не ждёт дуновения!
я как то раз была на сеновале,
ГУЛЯЛА я там, мимо проходя...
вот.... заглянула, юбками шаля,
там Ловелас один....не в паре....
ЗАЙДУ! - решила, я тот час.
и в миг тот роковой свершилось чудо,
мой Ловелас нашёл в проёме ЛАЗ
И нет его, как будто ветром сдуло.....
сижу на сеновале, день, жара,
сижу часа уж полтора, а толку нету....
где ж ты мой чёрный Ловелас? Я так ждала.....
и где ж ты ШЛЯЕШЬСЯ по беленькому свету???
Добро и Зло… Сколько ни рань
Ты сердце, душу… Где ответ?
Эту невидимую грань
Приватизировал поэт.
Живёт он, муками томим,
И мучается временами.
Правда, и плюс здесь есть один:
Хоть не работает руками.
Где верх, где низ, где бред, где суть,
Чёрт знает, есть ли здесь отличья.
И лишь один есть Абсолют –
Поэты с манией величья!