— «День Дурака»? — Спросил внучок зевая.
— Старо, как запонка у деда золотая...
Раз троллить будет масса ситуаций
— «День Троллинга» и должен называться!!!
Писано сие безобразие в бреду, вызванном лихорадкой. Так, что, если что, автор не виноват.
С Камбоджийским приветом, ваш Likin M )
Гы. У одной знакомой курсач то ли стерся, то ли еще чего она там не туда нажала - котейке одному ведомо, да тот не расколется. Ну в общем, та комп под мышку, поскакала к доброму компьютерному доктору по имени... пусть хоть Айболит (что под деревом смолит). Типа, приноси к нему лечиться свой компьютер, коль случится бес в ребро, едрена мать порно вирусы поймать. Вот, слушайте дальше. Добрый доктор Айболит обнаружил, где лежит в удаленныя программах, от членов опухших справа, возле стрингов напрямик - пресловутый курсовик. Он его почистил с содой, окунул два раза в воду, сбегал к дереву, пос...л, и по новой записал. Девка рада, до нельзя. Впрочем, девке, да нельзя...
Дело к вечеру, смеркалось, вновь деваха развлекалась. И была навеселе, танцевала на столе. В общем было все терпимо до показа пантомимы, где у пипла на виду... знать была она в бреду. То девахе было мало. И она онлайн снимала все что в голову брала, даже если не могла.
А на завтра, как агрессор, ждет ее чудак профессор, тот, что с блудом не знаком, с самым тем курсовиком. В нем описаны, не тонко, свойства сраной шестеренки, в коей зубьев до хрена, и они из чугуна.
Текста там немного было, но, зато деваха ссылок напихала дофига на источники... Ага...
Айболит был вшитый точно - на известный всем источник, что от пупа напрямик, ссылки скинул в курсовик.
Наш ученый сидя дома, средь домашних и знакомых, завлечен в их тесный круг и отторгнут от наук.
- Затворю за ними дверь я - вдруг подумала Пульхерья, горделива, как княжна, тип, профессора жена. Вот она в науки храме. Что же видит - на экране, и вникать-то неохота, девки жидкая работа. Схем и формул лишь обмылки, но зато какие ссылки. Все те ссылки, растуды, на профессорски труды. Дама ссылку открывает и тот час ох...вает. Там, хоть плюнь, а хоть смотри, вся деваха изнутри. На иных, того похуже - эта краля но снаружи. Подтолкнул Пульхерью бес. Та включила политес. Вот она к гостям выходит, глаз с профессора не сводит. Ведь убила б, кобеля. Но, заводит издаля. Де, любезный мой ученый, мне по жизни нареченный, что за странная херня - за спиною у меня крутишь гнусные амуры, визави какой-то шкуры. Мол, держи подальше шпонку ты от этой шестеренки, в коей, знамо, побывал не один, простите, вал. Наш профессор - в непонятки. Что за странные нападки? Всех ведет по курсовик... Только глянул - сразу сник. Баба прыгает, рыгая, заведенная, бухая по столам без труселей и кричит: Налей, налей... Он протер пенсне у носа, нет в вине его вопроса. Ссылки вот, деваха вот. Разберемся, в рот компот... День защиты, как расплата. План, кабак, кривая хата... Получила "хорошо", видно было хорошо.
Я вам по географии урок
Сейчас преподнесу элементарно:
Особенность саратовских дорог —
В них тоже есть асфальт, но фрагментарно.
Дорог ужасней нету без прикрас.
И пусть мы денег на ремонт не тратим,
Но в области саратовской у нас
Домой ворота из любых галактик!
Пусть скуден, непригляден наш ландшафт,
Но все одно он нам всего дороже.
И даже, самый первый космонавт
Сюда вернулся, в наше бездорожье.
Когда супруга вдруг в постели дразнится:
- Ах, милый мой, какая я проказница!
И ты в ответ, мой милый, будь хорош,
Проделывай со мною все, что хошь...
И просит посвятить все время ей -
Учуяла аванс с квартальной премией!
Виктор Гаврилович позвонил в дверь к Светочке. Та, увидев в глазок уже «бывшего» вздохнула, постояла тихонько: впускать в квартиру не хотелось. Но тот опять настойчиво нажал на кнопку.
- Что, соскучился? – поприветствовала Светочка Гавриловича, который боком протиснулся в приоткрытую дверь.
- Привет, дорогая, - «бывший» хотел чмокнуть Светочку, но та увернулась.
- Я тебе не дорогая, Витенька! Целуй дома свою дорогую благоверную! – язвила она. – Ишь ты, губы вытянул как! Или они у тебя такие и есть: растянулись, когда застряли в морщинах супруги?
- Ну это уже совсем не смешно! – поджал губы Гаврилович. – И шутка у тебя глупая получилась! И вообще, Ирина старше тебя ненамного!
- Ну если брать историю цивилизации, то да: 15 лет – это вообще пустяки! Чего припёрся?
- Ну что ты сразу грубишь, Светочка? Я же пришёл по-хорошему. Я ещё не всё забрал…
- И что ты,цыган-кочевник, ещё не погрузил в кибитку?
- Я понимаю, Света, что ты на меня обижена. Да и мне очень жаль, что так всё получилось… Но зачем оскорблять?
- Ближе к телу, то есть к делу…
Виктор Гаврилович слащаво улыбнулся:
- Так, может быть…
- Никаких «может быть»! Забирай, что ты там забыл: дрель, каноэ, лошадь – и сматывай удочки…
- Светочка, какая дрель, какое каноэ? Я заберу свои книги. Ты ведь их уже прочитала?
- Конечно! Ночами не спала: читала до твоего прихода, чтобы успеть!
- Ну, если ты ещё хочешь почитать, то я оставлю. Потом заберу…
- Ага, повод припереться ещё! – и Светочка направилась к книжной полке.
- Да оставь, успеешь, - заискивающе сказал Виктор Гаврилович. – Я того… Только с работы. У тебя есть чего перекусить?
Светочка обернулась к «бывшему»:
- Да, есть, но не про Вашу честь! Салат с курицей и ананасами, трюфеля и маффины к чаю. А что, благоверная совсем не кормит?
- Кормит, - вздохнул Гаврилович. – Просто хотел посидеть с тобой, пообщаться…
- И пожрать, - заключила Светочка.
- Скажи лучше, что ничего не приготовила или жалко, - ответил уже рассержено.
- Не жалко, иди уже на кухню, общительный чревоугодник, - а про себя Светочка подумала, что чем дольше он задержится, тем больше его теперь уже опять настоящая супруга будет нервничать.
После ужина довольный Виктор Гаврилович расплылся и в улыбке, и на стуле:
- Как вкусно! Хозяюшка! Я сейчас, - и последовал в ванную.
Вскоре оттуда послышался шум воды и весёлое напевание. Светочка помыла посуду и пошла в комнату. Через несколько минут из ванной вышел розовый и мокрый Виктор Гаврилович с завязанным полотенцем под чревом и с похотливостью в глазах. Небрежно бросил одежду на кресло и, виляя бёдрами, направился к Светочке. Та удивлённо смотрела на бывшего, затем резко вскочила с дивана, схватила его синие трусы с нарисованной огромной белой ромашкой на определённом месте и одним оторванным лепестком и побежала на балкон. Светочка захохотала, размахнулась рукой с трусами и … у Виктора Гавриловича потемнело в глазах. Он плюхнулся отчаянно в кресло:
- Что ты наделала? Зачем ты выбросила мои трусы? Немедленно принеси их с улицы!
- Это невозможно! – Светочка упала на диван и тряслась от смеха.
- Я тебе сказал – принеси!
- А я тебе сказала, что это невозможно! Под балконом пробегала собака – и ей твои трусы упали прямо на голову!
- Но они же, наверняка, упали с её головы…
- Нет, не упали, - Светочка уже заливалась слезами от смеха, - она так и побежала с твоими трусами, трепля головой…
- Как же я домой-то пойду без трусов?
- Весна на улице – не замёрзнешь.
- Не замёрзнешь… Что мне Ирине дома сказать? Она же заметит!
- Что? Сходу на тебя набрасывается? Истосковалась за это время?
- Да ну тебя! – Виктор Гаврилович сорвал полотенце и начал натягивать штаны.
Светочка встала и пошла на балкон. Вернулась и бросила на кресло синие с ромашкой трусы:
- На, не плачь.
Виктор Гаврилович удивлённо посмотрел на трусы, затем на Светочку:
- Я их не надену!
- Почему?
- Потому что они были на голове у грязной бродячей собаки!
У Светочки округлились глаза:
- Ты что, Витенька, совсем того?.. Или ты подумал, что я сейчас спрыгнула с балкона, побежала за собакой, отобрала у неё твои трусы и запрыгнула на балкон… на второй этаж?
Гаврилович оторопело смотрел на Светочку.
- Но ты же их выбросила. Ты сама сказала, что они упали на собаку…
- Я сделала вид, что выбросила, - и Светочка согнулась от нового приступа смеха.
- Ну знаешь, это уже ни в какие рамки не входит!
Виктор Гаврилович сунул трусы в карман, спешно застегнул рубашку, накинул пиджак и открыл дверь. Затем резко развернулся, заскочил в комнату и сгрёб с полки книги. Оглянулся на всё ещё смеющуюся Светочку: «Шутница!» - и выскочил из квартиры.
- Тыщщу путиных в очко вам
И туда ещё галошу!
Злилась Настя Волочкова
На Навального Алёшу.
Вы – смутьян! Носитель слухов,
Предводитель пустомель,
От меня вам оплеуха -
Вызываю на дуэль!
Кто кого перешпагатит
И раздвинет ноги так,
Чтоб сказали люди - хватит,
Вот кто истинный мастак,
Тот и станет победитель
И хвала тогда ему.
Ну а всякий там хулитель
Отправляется в тюрьму.
Пригорюнился Алёша
Булки крепко свои сжав -
Шансов нет перед святошей,
Особливо из шалав.
Свершилось!..- В должный час, на Украину,
Зеленский, шоумэном ( Как с куста! ),
явился, под славянскую былину...-
И, благо, что не кубарем, с моста,
как Царь-Бориска...- В целом - недалёкий
( Но в доску свой! )...- А, значимо, судьбой,
Российский путь, как Ангел синеокий,
маячит жопой ( Пусть и золотой! )...,
зовя, наверняка ( Куда ж иначе? ),
в прекрасное далёко ( На века! )...
Но, видимо, в практической отдаче,
для русских, и Свобода, не легка...
и тянет, поделом, как ноша-тяжба,
куда-то прочь...- Но вовсе не туда,
где столь близка, в родном холопстве, жажда,
по нищете...- Неужто, навсегда,
в России, лютый кайф умалишённых,
к её периферийности судьбы,
да к душам, в кабале, из обречённых
( Знать, без борьбы! )?..- Тогда, в гробы, рабы! -
Чтоб не маячить, в вечных попрошайках,
пугая Мир Вселенский, голытьбой,
но с топорами, в бесконечных шайках,
под Русский бунт...- бессмысленный... с тоской...,
где, день вчерашний, тянет в омут, сказкой,
а день грядущий, как запретный плод,
на фоне «своего», чужой указкой...-
И это называется - Народ???..-
Кто, с малых лет, к себе же, безучастен,
а властному ( Любому!!! ) смотрит в рот,
чтоб подчиняться ( Долею - «несчастен»! )...-
Но жилы рвать, под «значимость» высот,
опять-таки каких-то..., вроде нужных
( Но чьих-то, явно! )...- Значит, невпопад,
по жизни, снова, в ликах безоружных,
вперёд..., назад ли...- В общем, наугад! -
Зато, без Демократий, с шоумэном,
и прочими... Хотя..., нам и своих
вполне хватает! Редька, слаще ль с хреном?
Тем более, с Зеленским, в прозе их?..
Сжало время тиски. Над страной громыхали раскаты,
Время власти течёт, как стекают снега с синих гор,
Обнажив кошельки, выходили на бой кандидаты,
Рассовав в рукава, компромата козырный набор.
Тот еврей, аферист и всегда на Россию работал,
Этот жулик прожжённый, к тому же ещё педераст,
Отставной генерал, что всю армию напрочь распро́дал,
А "принцесса", известно, продалась России за газ.
Олигарх Коломойский подкинул денжат шоумену,
Бывший мэр - наркоман и к тому же, похоже, бандит,
Этот вице-премьер, для России готов на измену,
Ну а та, террористка, конечно за дело сидит.
Из кого выбирать, нет решения простому народу,
Каждый лезет во власть, что б бюджет и финансы пилить,
Что ж ты, Родина-Мать, нарожала моральных уродов,
А простому народу, с уродами этими жить.
Сломалась бетонная дамба
И хлынула на пол вода.
Я в негра по имени Мбамба
Влюбилась друзья навсегда.
И пусть не поют дефирамбы,
То зависть их крепко берет.
В обьятия этого Мбамбы
Стремлюсь я ночами вперёд.
Поскольку я не умею разжигать костёр, лизать зад,
делать кофе и вряд ли стану умнее,
то слёзы умиления и счастья застилают мои глаза,
когда я вижу, что кто-то это умеет.
Терпение было на нуле. Сверх всякой меры
Сердито хмурились в стране пенсионеры.
Корили всех, ругали вся, травили байки.
Но власть упорно, по резьбе, крутила гайки.
Скрипели швы, трещала сталь, в котлах кипело.
Система шла наперекос. Но оголтело
Тянула власть своим ключом. Всей мощью тела
Трудилась просто на износ. Давила смело.
Об этом тяжело писать, что дальше было...
Одно лишь хочется сказать : - Недокрутила...
Озябшею, плавкою ранью,
Как пьяный с опаской домой,
Венера встаёт над Таманью,
Где я, как бурун за кормой.
Где век ничего не итожа
(Загад не бывает богат)
Я кожей и тем, что под кожей
Словечки шепчу наугад.
Черны виноградные лозы,
Я сам, как кривая лоза,
Понять невозможно для прозы,
А рифма разует глаза.
Алексей Ивантер
Венера встаёт над Таманью –
Встаёт, словно пьяный домой
(А что он домой?.. С этой пьянью
Глагол позабудешь порой).
Там я, как бурун за кормою
(Опять, блин, глагол позабыл).
Лоза вырастает кривою.
И пьяный – кривой, так как пил.
Кривыми рождаются строчки,
Словечки пишу наугад.
От прозы – одни заморочки,
А рифма – крутяк и отпад.
Пусть варежку кто-то разинет,
А кто-то – разует глаза.
Пипл схавает, камень не кинет.
Приятны друзей голоса.
Уважаемый Ковальчук Ан, после прочтения вашего "перевода", я поняла, простите, вы можете переводить только бабушку через дорогу.
"Друзья, прекрасен наш союз!" -
Сказал однажды А.С.Пушкин.
За ним еще раз повторюсь:
Прекрасен. Снизу до верхушки.
Никто не слезет к вам, едва
Перевели одно лишь слово.
Ну я, согласен. Не со зла,
Произведение чуть хреново.
Но, идеалы, в этом суть,
Не могут быть для всех едины.
Вот стоит чуть перевернуть,
И сразу крикнут: -" Ты, дубина!
Да, как же можешь называть
Тех статуй виды - изваянием,
Вот так творения искажать,
Что появляется желание :
Послать немедленно в расход
Тебе подобных рифмоплетов,
За этот мерзкий перевод
По ним строчить из пулеметов."
Жестокий век - жестокий нрав,
И нетерпимость во все щели.
Ну, ладно, чуточку не прав,
Но, не настолько, в самом деле...
Теперь путем иду иным,
Всему на свете есть пределы:
Перевожу, как аноним,
Зато и руки, ноги - целы...
Если лук оказался вдруг:
Ну, не овощ из первых рук...
Если только его берешь,
То цена ему грош.
Если рядом лежит укроп,
Не испортил его микроб,
И зимою его сугроб
Не морозил до стоп.
Ты тихонько тогда вздохни,
В корень сразу себе узри,
Кто хороший, а кто плохой,
Не понятно порой.
Если ты сиротою рос,
И не знал никогда навоз,
Только камушки, кирпичи,
Ну, и злые грачи...
Если страшно припомнить как:
Корни пустишь, а тут червяк.
И тогда, что есть сил кричи -
Не помогут врачи.
Не узнают потом, как смог,
Несмотря на кислотный смок,
Нечистот и помоев сток
Дать зеленый росток.
Ты тихонько слезу утри,
И в корзинку его возьми
Будет в связке висеть зимой.
Самый близкий, родной.
Если страна ни дня не может прожить без очередного «бесия», а сегодня это – «СТАЛИНОБЕСИЕ», значит, она всё ещё тащится по бесконечному бесовскому кругу, и никак не может вырваться из него…
У самого синего моря, где синии даже березы,
Синела избушка старухи, слегка накренивши бока.
Там синее, синее солнце сияло синюшной тоскою,
И синее, синее небо смотрело на всех свысока.
Вся синяя, синяя жалость тебя поглощала всецело,
Пресинии, синии слезы катились с синеющих глаз,
Да, синее, синее горе в тебе нестерпимо болело,
Когда эту чудо-картину накрыл фиолетовый таз.