«И у нас тут ещё заявляют о каком-то праве русскоязычных. У нас нет русскоязычного населения. Это либо рабы, либо оккупанты — и всё», — Ирина Фарион
Жми сюда
В апреле 2018 года Фарион назвала русскоязычных граждан умственно отсталыми.
Кроме того, она сказала, что «русскоязычные украинцы — гибриды и не имеют права называться украинцами».
Жми сюда
Долгонько стучишься в Россию ты лбом,
да так, что разбил свои панты.
И что же в итоге? А стал ты рабом,
и больше того - оккупантом.
Ты можешь Лаврова с Песковым клеймить,
но нацикам этого мало.
Ведь кто ты такой? Да обычный гибрид,
и умственно, кстати, отсталый.
Когда тебе уже за сорок, обормот,
К молоденьким теперь не бегай! Вот ...
А женщину найди постарше, что де-факто
Распознаёт все признаки инфаркта.
И опытной рукою очень скорою
Без промедленья вызывает «скорую».
Свободному человеку стыдно иметь рабов! Другое дело, если ты в душе тоже раб, и без рабства тебе не хватает самого главного, окружающей тебя толпы рабов...
Свобода создаёт ужасающую пустоту, когда больше нет никакого Хозяина и его цепей, а про рабскую палку и рабскую плеть остаётся только мечтать...
Свобода делает свободными только свободных людей. А всем остальным она не позволяет так смертельно рисковать собой: а вдруг свалившаяся на тебя Свобода тебя безжалостно раздавит! И что тогда, когда привычными рабами станут твои дети?..
Хуже раба может быть только свободный раб, потому что тогда его надо ещё и кормить, чтобы, будучи голодным, он не убивал свободных людей...
Рабства давно уже не стало, но звон цепей сладкой музыкой до сих пор звучит в душе многих из нас...
Однажды Лев издал в лесу указ,
О том, что ныне демократия у нас!
И посему всем надлежит явиться,
Чтоб выбрать власть, которой подчиниться.
А если кто явиться не посмеет,
Ну тот пускай потом уже не блеет.
Таким, совсем не место в нашей чаще,
Пусть валят, сволочи, еще куда подальше.
Тому как, высочайшим сим указом,
Мы гарантируем права лесные разом.
И пусть ты даже малый муравей,
Документ должный при себе всегда имей.
И чтоб, в дальнейшем, не было оказий,
Или других каких сурьёзных безобразий,
Тех, кто сиё порядком не оформит,
Наш лес, такой любимый, не прокормит.
И даже если ты совсем пугливый зверь,
За строй общественный - ответственный теперь!
Тому как, чтобы в нищету не впасть,
Должны хранить мы, пуще ока, нашу власть!
Веселились рубли. Хохотали юани задаром.
Лира с фунтом обнявшись кружили особый фокстрот.
Доллар йене шептал непристойности тут же, за баром.
А израильский шекель привычно травил анекдот.
Старый тугрик монгольский неспешно потягивал виски.
Злотый с кроной безбожно ругали и лари, и франк.
Лев болгарский все время пытался уйти по-английски.
А дирхам и риал, сговорившись, играли ва-банк.
Неприкаянный бомж, на волнующем празднике жизни.
Перемазанный в нефти. Ну просто какой-то кошмар!
Перепад высоты. Дисбаланс нищеты и корысти.
От обид и тоски одиноко рыдал боливар.
Алла Аркадьевна расплатилась с таксистом, подняла воротник норковой шубы, стараясь закрыть лицо от морозного сильного ветра, который швырялся колким снегом, и поволокла дорожную сумку на третий этаж.
В подъезде снежинки на лице начали таять, смешиваясь с горячими слезами Аллы Аркадьевны, которая наконец-то дома дала им волю. Ещё бы! Из-за сложившихся погодных условий аэропорт отменил все ближайшие рейсы. И теперь Алла Аркадьевна Новый год будет праздновать не с семьёй дочери, а одна в своей квартире.
Ветер завывал, гремел железом на крыше, сыпал снегом в оконные стёкла и, казалось, гоготал над расстроенной женщиной, которая, шлёпая в домашних тапках, накрывала себе на стол скромный ужин: маслинки, бутербродики с красной икоркой, вазочку с фруктами и графинчик с армянским коньячком.
Выпив пару рюмочек и поужинав, Алла Аркадьевна по привычке наложила питательную маску на лицо с омолаживающим эффектом, накрутила бигуди, поправила тяжёлые шторы, включила торшер возле любимого кресла и продолжила читать один из дамских романов.
Комышок, подгоняемый ветром, чуть ли не бежал по заснеженным улицам. И хоть ветер ему сыпал снегом и в нос, и в глаза, и за воротник, Комышок только глубже втягивал голову в пальто и нервно хихикал. Сегодня его день! Богатенькая квартира, которую он так тщательно пас, осталась без присмотра надолго. Завистливые и трусливые соседи, если что-то и заподозрят, не станут тут же поднимать тревогу. А погода сегодня – просто сказка для домушника! Люди сидят в квартире, зарывшись под одеяло, и включают погромче телевизор, чтобы заглушить пронзительный вой ветра. Комышок мысленно напел: «Заметает зима, заметает, всё, что было до тебя…» - и тихонько засмеялся.
Не заметив никого и ничего подозрительного возле заветного дома, Комышок поправил на плече пустую спортивную сумку, пониже на глаза натянул шапку, потёр закоченевшие в перчатках руки и вошёл в подъезд.
Алла Аркадьевна читала роман поверхностно: проблемы и страдания героев-любовников не могли сравниться с душевными переживаниями самой читальницы, которая бегала глазами по строчкам душещипательной истории и в то же время думала о своём.
Вдруг Алла Аркадьевна услышала, как в замочную скважину её квартиры кто-то вставляет ключ. Страх разлился леденящим холодком по всему телу, книга выскользнула из рук, отчаянные мысли засуетились в голове и застучали в виски. Дрожащими пальцами Алла Аркадьевна выключила торшер, на цыпочках подбежала к дивану, на ощупь откинула его крышку, подвинула глубже подушки и одеяло, залезла, потянула крышку, которая больно исцарапала ей руку и ударила по приподнятой коленке.
Подобрав нужную отмычку, Комышок тихонько вошёл в квартиру и закрыл дверь. Он включил фонарик, проверил, нет ли кого случайно, и последовал в комнату. Посветил в сервант и обрадовался беспечности хозяйки: массивные золотые украшения мирно спали в хрустальной вазочке. Довольный домушник сгрёб их рукой и засунул во внутренний карман спортивной сумки. Комышок прошёл на кухню, проверил, хорошо ли зашторено окно, поставил на кухонный стол фонарик. Графинчик с коньяком призывно заиграл цветными огоньками, и хоть это не входило в правила домушника, но промёрзший до костей Комышок решил согреться: взял в руки графинчик, запрокинул голову, открыл рот и, чтобы не оставить следы от губ, влил часть содержимого прямо из горлышка. Приятная жгучая терпкость добежала до желудка и согрела домушника изнутри. Комышок тихонько крякнул. «А, всё равно сюда никто не заявится», - подумал он, открыл холодильник, достал бутерброд. Икра приятно лопалась на зубах и растекалась во рту необычным солёным вкусом.
Дожёвывая бутерброд, Комышок доставал жестяные банки с крупами, сахаром, специями. Банка с горохом порадовала его завернутой в пакетик тугой пачкой купюр с изображением Франклина.
Комышок вернулся в комнату и принялся за шкаф. Освобождённые от хрустящих упаковок импортные кофточки летели в спортивную сумку, их укрыл белоснежный песцовый полушубок, сложенный дрожащими руками домушника. Дорогие летние туфли удивились зимнему соседству полушубка и новых австрийских замшевых сапог в тесной сумке…
Комышок услышал шаги и разговор на лестничной клетке, машинально прижался к стене и выключил фонарик. Защёлкал замок – и домушника кинуло в жар. Нет, слава Богу, открылась дверь соседей. Комышок постоял ещё пару минут, пытаясь отдышаться: он всё ещё дрожал от нервного перевозбуждения и в то же время от радости богатой добычи (домушник уже перерыл шкаф, комод, тумбочки, осмотрел дно кресла, которое его тоже порадовало). Пока соседи разденутся, займутся обычными делами или лягут спать, надо оставаться в квартире.
Комышок трижды глубоко вдохнул и выдохнул, включил фонарик и направился крадущимися шагами к дивану. Поднял крышку и направил фонарик вниз. Последнее, что увидел, услышал и почувствовал домушник, - это дико визжащее приведение с белым лицом и тёмными впадинами вместо глаз и рта, тянущиеся к нему руки со скрюченными пальцами и резкую боль в сердце, сменившуюся пустотой и темнотой…
Старший сержант Онищенко скучал в дежурке с переменными чувствами радости и огорчения. Он радовался, что его смена выпала на 30 декабря, а не на Новый год, но в тоже время Онищенко печалился. Ведь сейчас, вероятно, жена разливает холодец, разбирает косточки, которые он так любит погрызть ещё горяченькими. А эти хрустящие хрящики… Старший сержант невольно расплылся в улыбке и чуть не облизал пальцы.
Восторг от воображаемого холодца был прерван телефонным звонком.
- Дежурный слушает!- ответил напарник. - Спокойно, гражданочка…Вы уверенны? Вор ещё в квартире Вашей соседки? Назовите адрес. Сейчас выезжаем, - напарник положил трубку и обратился к Онищенко: - Собираемся, Степаныч!
Онищенко тяжело вздохнул: тёплый чесночно-мясной запах только сваренного холодца окончательно развеялся…
Дежурный наряд милиции, пыхтя, поднялся на третий этаж. Дверь квартиры была распахнута, любопытные соседи уже сбежались и с других этажей и стояли на площадке с заинтересованными выражениями лиц, соседи по квартире были уже внутри. Две женщины на кухне оказывали психологическую и врач****ю помощь Алле Аркадьевне, поглаживая её по спине, измеряя тонометром давление и капая «Корвалол» в рюмку, с которой та ещё недавно пила коньяк с той же целью – успокоиться. В комнате сидели угрюмые мужчины и чья-то жена со скалкой в руке. Очевидно, все ждали, когда лежащий на полу вор решится подняться.
- Вы его что, по голове ударили? – обратился Онищенко к женщине со скалкой.
- Ещё нет, - бойко ответила та.
- Он так здесь и лежал, вы его не трогали? – продолжал Онищенко.
- Хотели, - встрял в разговор один из соседей, - но до вашего приезда решили оставить всё как есть.
- Вы хозяйка?
- Нет, я соседка. Алла Аркадьевна! - позвала женщина со скалкой, - Вас милиционер спрашивает.
В комнату под руку ввели слабую хозяйку. Онищенко оглянулся и вздрогнул, рука уже поднялась ко лбу наложить крестное знамение, но старший сержант вовремя остановился и только поправил шапку. В суматохе Алле Аркадьевне никто так и не посоветовал смыть маску и снять бигуди.
Один из милиционеров подошёл к лежащему на полу домушнику, нагнулся над ним, похлопал по щекам, приложил пальцы к шее и посмотрел на Онищенко:
- Вызывай «скорую», Степаныч, для освидетельствования…
И хоть это был простой домушник, наряд милиции снял шапки.
Когда выносили Комышка, к дому подъехало такси, с которого вышли смеющиеся молодые люди с покупками и ёлкой в руках, а из салона машины слышалась песня: «Снег кружится, кружится, летает. И позёмкою клубя, заметает зима, заметает всё, что было до тебя…»
* * *
Даже тот, кто твёрд, как бук,
И живёт в подвале,
Наше слово из трёх букв
Переврёт едва ли.
* * *
Ушла в туман и мглу дорога,
На корабле порвался шов,
А видел ли Гагарин Бога,
Не знает даже и Хрущёв.
* * *
Душа у нас работала и совесть не дремала –
И птицы получали жилища и дары:
Скворечников с кормушками мы сделали немало,
Не сделав ни единой собачьей конуры.
* * *
Разделить сегодня не с кем
Яркий блеск корон:
Только с задом королевским
Можно сесть на трон.
* * *
У кого весь мир в кармане,
Не узнать полиции:
У отцов большие мани,
У детей – амбиции.
* * *
Мы старый, немощный народ:
Кто скособочен, кто контужен.
К нам очень скоро смерть придёт
И, нас увидев, сдохнет тут же.
Летом, зимнею ли порою
Из какой бы не ехал дали,
Даже если, глаза закрою —
Чую: —Оп-па! Домой попали!"
Мы мечтаем, крутя баранки,
Как умчим в голубые дали…
Но у нас хороши лишь танки,
Мы дорог сроду не видали.
Сердце сдавит печаль-досада,
Мне же кажется, если честно,
Либо руки у нас из зада,
Либо проклято это место.
Мы, возможно лет через триста,
Улетим за края вселенной,
Бездорожье, по-русски чисто,
Будет с нами там неизменно.
Пр-в:
Эх, Саратовская дорожка —
Смерть для дисков, хана баллонам,
Не глядели б глаза, но всё ж ты,
Каждой ямкою мне знакома.
Ты губернии нашей знамя,
Танкодром для металлолома,
но на век ты наверно с нами -
Наш единственный путь до дома.
А если, НЕ так. А если же - НЕ...
И мысль ранит душу подспудно.
Вам нравится всё. Вам чудесно вполне,
и только один я в отравленном сне.
А если? А все-таки? Все-таки - НЕ...
Так трудно.
И все-таки, ДА. И все-таки, ТАК.
Меня озаряет! Похоже,
весь мир от рассвета,
как бархатный мак.
Ну все-таки, все-таки, все-таки - ТАК.
О, Боже...
Нос можно чистить, а можно и не чистить, но носовой платок всё равно надо иметь всегда...
Умных людей не презирают, презирают только дураков. Но дураки, по дурости своей, этого никак понять не могут, и будучи по статусу своему в стране Гегемонами, в свою очередь всех этих умных недоумков искренне презирают...
Чтобы сэкономить на носовых платках, совсем не обязательно отрезать себе нос, для этого вполне достаточно пользоваться по очереди теми же рукавами...
Когда человек полностью побеждает в себе животное, он поневоле полностью остаётся наедине с самим собой, и здесь помочь ему может только он сам, чтобы без шерсти не замёрзнуть, а без клыков с голоду не отбросить коньки...
У животного, в отличие от человека, не бывает лишних вопросов. Вот почему оно не мучает ими ни себя, ни других, чему не лишне было бы поучиться и всем нам, их двуногим собратьям...
Все богатыми быть не могут, но тогда пускай все будут бедными. И тогда на всей земле наконец-то взойдёт заря Социализма, которая иначе не взойдёт никогда...
Ничто так не объединяет народ, как всеобщая нищета, и мы никому не позволим посягнуть на святая святых, наше народное единство...
Не уважаешь свой народ - не уважай. Но при этом всегда правильно рассчитывай быстроту своих ног, если твой народ в ответ начнёт не уважать тебя тоже...
Как ни огромна твоя страна, весь остальной мир всяко больше, и поэтому наводить порядок надо прежде всего в нём. Ну а твоя несчастная страна от тебя всё равно никуда не денется, ей просто некуда бежать, а иначе её же пограничники её при попытке к бегству пристрелят...
Правильный народ - правильная страна, и тогда вся остальная заграница, наши смертельные и неправильные враги...
С молодёжью надо что-то делать, не дожидаясь, пока она вырасти и поумнеет, а иначе ей и то и другое не грозит, мы такое самоуправство ей не позволим никогда...
Когда наразвратничались вдоволь, опять навалилась смертельная тоска, а стоило ли всё это таких баррикад?..
Нашего человека нельзя оставлять в тишине: это заставляет его сначала излишне думать, когда нельзя думать вообще, а потом не думать как надо, когда наконец-то на какое-то время нашими думательными начальниками стало разрешено нам думать, но только думать строго в русле и как надо...
Свой народ совсем не обязательно знать, тем более что он ничем не лучше всех остальных...
У нас всё под контролем, в особенности, наши контрольные органы, за которыми, сами знаете, нужен глаз да глаз...
Поиски "врагов народа" на какое-то время могут заменить даже хлеб насущный. Тем более, что пока ты водку без просыху жрал, эти самые "враги народа" вкалывали до седьмого пота, а значит, у них по сусекам можно наскрести не только этот самый хлеб насущный, но если постараться, то и масло к нему тоже...
Если у народа всегда есть целая армия врагов, и эти враги, естественно, сами люди, то тогда и у этих людей неизбежно наблюдается один, но смертельный враг. И враг этот, вы будете смеяться, всё тот же вечно всеми обиженный народ...
"Социалистический лагерь" правильно называли лагерем, потому что без Зоны, как центра всего и вся, ни один социализм не продержался бы и дня...
Оба они строили всё тот же СОЦИАЛИЗМ, только каждый по-своему, отсюда, и неизбежная война, чей вариант лучше...
Даже самый лучший социализм так же бесплоден, как бесплодна семья, состоящая только из одного человека...
Стадо всегда безошибочно знает, кто вне стада, чтобы совсем наверняка знать, кого бить и затаптывать...
Когда жлобы наконец-то предстали во всей своей красе, все ужаснулись и перестали молиться на него, как на святая святых - Народ!..
Зеленский, от забот, расслабив члены,
на отдых, к Туркам, чинно улетел...
Но, не к Евреям ( Видно, сдулись гены... ),
а может и от «истых» перезрел,
кто облепили ( Пусть на Украине! ),
но оные - везде ( Как ни крути! ),
тем паче на Руси...- Воров «Малине»
( А здесь, всегда, иного нет Пути!!! )...
да под язык ( Не в тему! ), пусть и близкий
( Который срочно надо подзабыть! )...
И долгий шлях ( Неимоверно склизкий! )
неведомо куда...- Утратить прыть,
зараз, под говор русский, в КэВэЭнах,
не так уж мерзко ( Статус-то иной! )...
Но с мовой-то родною, той, что в венах
( И пусть Иврит, в крови, почти чужой!.. ),
как быть?..- Под перспективу Украины,
где, самостийность, не желает ныть...-
Знать, наплевать, народу, на «доктрины»
( Не Москали!!! )...- Так, чем, по жизни, крыть? -
Чтоб не юлить!..- Опять же, пред собою...
Тем более, душой, перед страной...
Чтоб не застынуть, в поле, с головою,
расколотой...- Буряк прозрел не свой! -
На местный лад, под вариант событий,
причиною где стал, не тот итог...
А ты, в нём, как предлог кровопролитий...
И, вроде умный..., а внушить, не смог! -
Ни на родном своём ( Видать, не нужен! )...
И ни на близком...- Ну, не те слова,
что надобны... А посему, натужен,
твой монолог... Да и халва-молва,
вдруг, расцветёт семитскою похлёбкой,
в её отраве, для «родных» умов...,
где, для Хохла, Еврей, известной тропкой,
на Свет иной, под Холокоста кров...
А посему, Владимир, расслабляйся...,
покамест есть возможность, в меру сил...
Но если что не так...- душой, покайся,
и прямиков в Израиль...- от могил!!!