Три хмурых мужчины, пивная –
Картина написана маслом.
Грачей прилетевшие стаи
Мужчины встречают не квасом
И в левых руках по синице,
А правыми стиснуто зелье…
В глазах подошедшей девицы
Искрилось шальное веселье.
Она, улыбнувшись задорно,
Сказала: «Плесните братишки".
Три хмурых мужчины, покорно,
Влюбились в неё как мальчишки.
И ведь не сказать, что красотка,
Но видно, что донна, по стати.
И ловко в стаканы лил водку
Иван в милицейском бушлате.
Незримые скрипки тоскливо
Терзали их хмурые душки,
Цвели справедливым разливом
Стаканов граненые тушки.
Когда три мужчины и донна
За дружбу подняли стаканы,
Не знали две хмурых персоны,
Что скоро «нон гратами» станут.
А ветер был шустр не по чину,
Ласкал, остужая, промежность.
Парили три хмурых мужчины,
В глазах - непривычная нежность.
И жалко, что милую донну
Нельзя разделить по стаканам.
Ушла она с Ванькой-г****ном -
Для них, для неё – дон Хуаном.
На мутном стакане алеют
Наклейкою девичьи губы.
Играют на старой аллее
Разлуки печальные трубы
Для грусти нет слаще причины,
Чем бремя любить без ответа.
Стояли два грустных мужчины,
Одна на двоих сигарета.
Поэт ли я??? Нет оснований веских
Всем утверждать, что Пушкина я клон.
Мне Муза шлет лишь только эс-эм-эс-ки
На выключенный жизнью телефон...
******
В депрессию нырну, как ложка в кашу.
Здесь в доску свой я, что не говори!!!
Я радость отправляю на парашу,
А оптимизм с иронией - в чмыри...
******
Хотелось закурить, но пусто в пачке...
Хотелось выпить, но водяры - ноль...
Вот так в ток-шоу "Белая горячка"
Я главную проебываю роль!!!
******
Мой ангел, мой хранитель был в ударе...
Так сохранил, что в гневе и тоске
Кричу: "Бог каждой твари дал по паре!!!
А где моя??? Ведь я же не аскет!!!"
И сердце гложет жесткая обида.
Что хочешь??? Упаду, коль надо ниц...
Хранитель, сука... Сохранил от СПИДа,
Но не от опухания яиц...
Пребывая в полной незалЭжности
От забот, работы и бабла,
Я лежал, почёсывал в промежности,
А в проборе бледного чела
Сонный мух топтал меня безудержно
Подавляя приступ тошноты,
Я лениво домогался ужина
У жены, гремевшей у плиты,
А из ассорти миазмов кухонных
И кубла рихмованных словес,
В унии паетов со стряпухами
Зарождался творческий процесс –
Времяпровождение невнятное
В благораствореньи воздухов,
Утвердив на стуле точку пятую,
Я маненько попесал стехов
Бар открыл, откушал рюмку сормовской,
Капли вытер тщательно с сусал,
Ужин потребил со всей мажорностью
И ещё маненько попесал
Про стезю маво грехопадения
Трудный путь от хавки до дерьма,
Мерзость и другие порождения
Мрачнага паетскава ума.
Мал-помалу выстроилась линия,
Сам собой поправился сюжет,
Но пора покончить с этой химией
И определить приоритет -
Заявляю с веской неизбежностью
Не взимая на душу греха:
Коли б я не шарился в промежности,
Не познал бы мир сего стеха
Не делай из мухи слона,
Ведь крыльев слоны не имеют,
По стенам гулять не умеют
И кайф получать от говна.
К тому же, боятся мышей
(И даже мышаточек малых)
Слоны – это уши и сало.
Увидишь – гони их взашей!
А муха, ты глянь на неё:
Красива, легка и свободна,
Летает куда ей угодно
И сладкие песни поёт.
Изящный у ней хоботок,
Большие блестящие глазки,
Три парочки стройненьких ног
И брюшко приятной окраски.
Не сыщешь милей и умней
В природе созданья, чем муха.
Ей богу, женился б на ней!..
Когда б не слониха-супруга.
Иван Василич Грозный вроде помер,
И вроде все вздохнули глубоко,
А он возьми и отчебуче номер
И обманул народ,как дураков:
Сперва явился к нам под ником "Сталин,"
Нагнал тоски на тех, кто уцелел,
Потом ушёл, наверно опечален
Тем, что не все успели под расстрел.
И вновь пришёл,(друзья не обессудьте,
ИМХО я должен вас предупредить),
Иван Василич, now Вова Путин,
Прошу всех жаловать, а главное ЛЮБИТЬ!
Не надо сокрушаться по потерям,
Их НЕТ,вглядитесь в глубину веков,
И если не сподобиться тетерям,
Из нас труднее делать дураков.
Так много лет, день изо дня,
У моды находясь под прессом,
То ты его, то он тебя,
Борьба идёт с излишним весом.
Потрачено так много сил,
И надо бы остановиться,
Но, чтобы ОН не победил,
Вам надо просто подружиться.
Про всем известных, важных поэтесс,
Все говорят: - "Она имеет вес!"
Солнце встало на востоке
И сказало солнце вдруг:
Я хочу идти на Север,
Не хочу идти на Юг.
Солнце вряд ли виновато,
Что не так оно идёт –
Я в Зеландии, ребята,
Здесь же всё наоборот.
Тут озёра, реки, раки,
Птичка Киви тут живёт.
Роторуа, Таранаки…
И приветливый народ.
Пахнет сероводородом,
Очень много здесь коров.
Мы с приветливым народом
Вместе ходим без штанов.
Солнце лупит по загривку
Средь новозеландских вод.
И меня, как Бурку Сивку,
Загонял экскурсовод.
Не страшны теперь ни скалы,
Ни пещеры, ни вулкан.
Я за этим добрым малым
Прусь покорно, как баран.
Не страшны теперь ни скалы,
Ни ледник, ни водопад.
Он хотя и добрый малый,
Всё равно приличный гад.
Капитана Джеймса Кука
Съели много лет назад.
Но людей, гласит наука,
Люди больше не едят.
Маорийцы на концерте
Пели нам, долбали твист.
Кстати, верьте иль не верьте,
Но у нас пропал турист.
Я ж живой, и это славно!
Всё мне в кайф от этих мест.
Съели группой двух баранов
И засняли Южный Крест.
Ничего здесь не похоже
Ни на что. И я тащусь.
Но в Москву, ребята, все же
Я, наверное, вернусь.
В пятницу Валентина позвонила Пятайкину на работу и попросила по пути домой зайти в аптеку и купить какой-то чепухи - то ли от кашля, то ли от головной боли. Григорий прикинул: если взять на вечер не шесть, а три банки любимой «Балтики», денег на эту чепуху должно хватить.
В аптеке Пятайкин долго ходил от витрины к витрине, разглядывая разноцветные и разномастные коробки и упаковки, пузырьки. И тут Григорий увидел неприметную коробочку с крупной надписью «Самое ОНО», и ниже помельче: «Мужчина становится неотразим! Все женщины в восторге! Эффект – 24 часа».
«Интересно», - подумал Григорий. Он уже принимал и виагру, и вуку-вуку, но все это было не то. То есть, ему-то нравилось, а вот Валентине – нет. Попробовать, что ли, это самое «Самое ОНО»? И Григорий купил две упаковки многообещающего средства.
Дома он отдал жене ее лекарства, а свое оставил в кармане куртки. И забыл про него – по ящику допоздна шел хоккей, а что может быть лучше хоккея с пивом? Валентина уже посапывала в их супружеской постели, когда Пятайкин, наконец, угомонился. Забравшись под одеяло, он потянулся было к спящей жене, но вспомнил, что забыл принять «Самое ОНО». Впереди же были выходные, и Пятайкин решил перенести свое законное домогательство к жене на субботу.
Утром он проснулся первым («Балтика» свое дело знала!) и пошлепал в туалет. Уже когда умылся, вспомнил про «Самое ОНО». «А приму-ка я его с утра!» – озорно подумал Григорий.
Он распаковал коробку, там оказалась всего одна таблетка. Григорий подумал и распечатал вторую упаковку – чтобы уж наверняка! Запил обе таблетки водой из-под крана. И тут же почувствовал, что на него накатила волна необыкновенной нежности и заботы к жене, он даже весь содрогнулся от охватившего его чувства.
Григорий хотел было тут же пойти в спальню. Но ноги его понесли почем-то на кухню. А там Пятайкин неумело, но споро пожарил яичницу с колбасой, заварил свежего чая с лимоном, поставил все это на поднос. И понес в спальню!
- Вставай, милая! – хрипло, но нежно сказал Григорий, сам не понимая, что говорит. – Я тебе завтрак принес. В постель. Вот!
Валентину как будто кто подбросил.
- Пятайкин, - сказала она тонким голосом. – Это ты?
- Да, милая, это я, - подтвердил Григорий, целуя Валентину в теплую и розовую со сна щеку. – Завтракай, дорогая. А я пока пойду, помою посуду.
Чашка с чаем выпала из рук Валентины на простыню.
- И простынку постираю, ты не беспокойся, - поспешно сказал Пятайкин и, оставив жену сидеть с открытым ртом, пошел мыть посуду.
А еще он в тот день пропылесосил квартиру, развесил на балконе белье на просушку (стирку Валентина все же отбила для себя) и сварил обед, правда, пересолив его. При этом каждый раз, когда их пути в квартире пересекались, Григорий без конца обнимал и тискал свою жену и говорил ей такие комплименты, что Валентина просто вся светилась от удовольствия. Надо ли говорить, что вечером телевизор в доме Пятайкиных остался не включенным, и супруги до самого утра в постели выделывали такое, что никакой камасутре и не снилось…
Выходные пролетели как сон. Впереди были однообразные будни. А Пятайкину хотелось продолжения праздника. После работы он вновь заехал в аптеку, подарившую ему два незабываемых счастливых дня.
- Мне «Самое ОНО», на все, - сказал Григорий, протягивая сидящей на кассе матроне в белом халате всю свою заначку – пятьсот рублей.
- Нету, молодой человек, кончились.
- А как же теперь… - растерянно пробормотал Пятайкин. – А когда мне зайти?
- Не знаю, - пожала плечами матрона. – Насколько мне известно, остановили производство этого лекарственного средства. Лицензии у них не было. Да вы лучше «виагру» купите…
- Нет, это совсем не то, - грустно сказал Пятайкин. – Валентине моей не это нужно. Вернее, не совсем это…
- Здрасьте-пожалуйста! – насмешливо хмыкнула матрона. – Можно подумать, что вы, мужики, всегда знаете, что женщине нужно.
- Я, пожалуй, знаю, - убежденно заявил Григорий.
По пути домой он завернул не за пивом, как обычно, а зашел в гастроном и купил готового фарша и макарон. Уже совсем перед домом заглянул и в цветочный павильон.
Открыв дверь, Валентина ахнула: Пятайкин протягивал ей цветы и невыразимо нежно улыбался. И привлекательнее, сексуальнее мужчины для нее в этот момент просто не существовало. А когда Григорий еще и заявил, что на ужин сегодня будут макароны по-флотски, Валентина расплакалась прямо у него на груди.
- Милый, что с тобой? – всхлипывая, спросила она. – Ты не заболел?
- Да, милая моя, я вновь заболел. Тобой! – ласково сказал Григорий, целуя жену в завиток на виске.
- Тогда не выздоравливай. Никогда! Хорошо?
- Я постараюсь…
Да, я женат на совершенстве,
Добра, разумна и мила,
Способна подарить блаженство,
А по хозяйству - как юла,
Не тратит денег понапрасну,
Не даст для ревности причин.
Твердят приятели согласно:
-Счастливчик ты среди мужчин.
Ее волос тугие пряди,
Глаза как будто две звезды...
Так почему, как прежде, ****и
Меня доводят до беды?
Что играть нам с правдой в прятки?
Есть такое мнение:
Наши с вами недостатки –
Это продолжения
Лучших качеств, данных Богом.
От того и хнычу я,
У меня достоинств много,
Аж до неприличия!
Я физически активна,
Я психически здорова,
Я и внешне перспективна,
Я и умственно толкова,
И духовно я богата,
Нраву кроткого, что важно,
Ну, и … скромная. Ребята,
Идеал я – это страшно!
Потому как тут, однако,
Вывод прост и без затей:
Тихий омут служит знаком -
Надо помнить про чертей.
В нашей заводи нравы довольно лихие:
Здесь налим – беспредельщик, а щука – судья.
Рассуждают они на своем суахили,
Как сподручнее им облапошить меня.
Озираясь, живу, без особых идиллий,
Как уже надоел этот мерзкий планктон!
Так лежал вот однажды, запрятавшись в иле,
И приснился мне вдруг удивительный сон.
Будто бы, в результате каких-то мутаций
Для меня, карася, приоткрыл случай дверь:
Тыщу раз наплевать на осанку и грацию,
Я в пиранью-бойца превратился теперь.
И на рыбий совет приплываю нахально,
На виду у охраны и публики всей.
На вопрос: кто таков? Отвечаю – пиранья.
И, сквозь зубы, еще: больше нет карасей…
Великий пост,
пихаясь тяжело, льды проползли по вскрывшейся речушке,
воробушки, чумазые, как чушки,
за хлеб дерутся,
начинает рост
трава на тех местах, где близко трубы
теплосетей к поверхности лежат,
вселенную задаром согревая.
Картошка прорастает в погребах,
на вербе забелели нежно ушки,
повсюду грязь, хлебать - не расхлебать,
мир кажется поломанной игрушкой,
из порванного пуза лезет прах...
Кто виноват? А нужно - виноватых?
У баков мусорных толпа грачей хрипатых
пройти мешает старому бомжу...
Великий пост... Что ж богу не служу?
Болезнь ли это, глупость иль гордыня?
Что, кроме гнили, в перезрелой дыне...
Я выхожу под первый серый дождь
И понимаю: ты меня не ждешь.
До Натальи Зварыгиной дошло, что муж Григорий изменяет ей с ее лучшей подругой. И Наталья сама проследила, как в пятницу после шестнадацати ноль-ноль этот подлец нырнул в третий подъезд дома номер шестнадцать и через пять минут туда же прошмыгнула эта… ну, в общем, нехорошая женщина Катрина Уткина. Да, скотина, изменяет! А местом для своих встреч они, похоже, избрали квартиру Гришкиного сослуживца Вано Маркаряна, который укатил в отпуск с женой. А что Вано жил в этом доме – Наталья знала точно, так как однажды Григорий вместе с Натальей заехал сюда по дороге на дачу за какой-то запчастью для мотоблока. Наталья оставалась в машине, пока Гришка ходил к Вано, и потому Наталья точно не знала, в какой точно квартире он живет.
«Ну, Вано, погоди, я подловлю твою жену и обязательно расскажу, кому ты оставляешь ключи от хаты!» - мстительно думала Наталья, бесцельно топчась у подъезда, куда поочередно юркнули сначала ее Гришка, а потом эта дрянь Катька. Она не знала, что ей делать: или дожидаться, когда эти изменщики натешатся и выйдут, наконец, или идти и ломиться наугад во все подозрительные квартиры. Но стоять и ждать здесь было глупо. Как и ломиться во все квартиры подряд. И Наталья, проклиная все на свете, отправилась домой, решив отложить акт возмездия до возвращения неверного мужа.
По дороге домой Наталю осенило: надо поделиться свежей новостью и с этим несчастным рогоносцем, мужем Катрины Михаилом. Пусть тоже помучается. Наталья как раз проходила мимо дома Уткиных и решила позвонить Михаилу по мобильнику.
- Да, слушаю, - сказал Михаил.
- Это я, Наталья Зварыгина, - сказала Наталья. – Можешь выйти на пару минут?
- А зачем? – с подозрением спросил Михаил. – Катрин с тобой?
- Вот как раз я и хочу тебе рассказать, с кем сейчас твоя Катрин, - злорадно сказала Наталья.
Михаил вышел через пару минут и сел рядом с Натальей на подъездную скамейку.
- Ну, что ты мне хотела сообщить о моей жене? – спросил он у Натальи. Сидящие напротив них две бабки тут же бросили свою неторопливую беседу и навострили уши.
- Нет, пойдем-ка лучше на лавочку к моему дому, - сказала Наталья. Ее дом был напротив жилища Гусевых.
- Говори! – скомандовал Михаил, как только они уселись рядом. И Наталья все ему рассказала.
- Так, - сказал Михаил и медленно поднялся с места. – Веди меня к ним
– Говорю же, я не знаю квартиры, где они… Ну, это…
- А что же тогда делать? Будем сидеть здесь и ждать, как дураки, пока они… того.
- А знаешь что, Мишенька? – Наталья подвинулась к Михаилу поближе. – Я думаю, нам стоит с тобой отплатить им той же монетой.
- Это как? – отодвинулся Михаил.
- Ну, не прикидывайся ребенком! – сказала Наталья. – Я тебе хоть немного нравлюсь?
- Ну почему же немного?
- Тогда пошли! – Наталья встала и решительно потянула его за собой.
- Куда? – в ужасе вскричал Михаил.
- Ко мне.
- А если Григорий вернется, что мы ему скажем?
- Вот и хорошо! Пусть увидит, что он не один такой умный!
И они поднялись в квартиру к Гусевым. Здесь Наталья в пять минут уложила Михаила в постель. Тот весь трясся – то ли от возбуждения, то ли от страха, и у него ничего не получалось.
- Ну, так мы с тобой никогда им не отомстим, - в сердцах сказала Наталья
- Ты знаешь, не могу! Все время о Катрин думаю, - честно признался Михаил.
- Со мной лежишь, а о Катьке думаешь? – неприятно удивилась Наталья. – Хотя, знаешь что? Мне ведь тоже что-то не по себе. Поэтому представь, что перед тобой – твоя чертова Катрин, ну а я буду думать, что ты – это мой непутевый Гришка. Может, тогда получится…
У более впечатлительной Натальи это получилось раньше. И она неожиданно влепила Михаилу звонкую пощечину, вторую, и тут же вцепилась ему в волосы.
- Сволочь, скотина! – задыхаясь от гнева, кричала она. – Как ты мог! Я ли тебя не любила? А ты меня променял на эту курицу!
- Катрин, я задушу тебя! – тянул в это время к Натальиной шее руки Михаил. – Ты предала нашу любовь!
Пришли в себя они только на полу, куда свалились в пылу схватки с дивана. У Михаила был расцарапана щека, на шее у Натальи синели оттиски пальцев Михаила.
- Забудь, что здесь было! – угрюмо сказала Наталья, выпроваживая Михаила.
- Ну, - согласился Михаил, сконфуженно пряча глаза.
Так же, не поднимая глаз, он пересек двор и нырнул в свой подъезд. А его долгим непонимающим взглядом проводил только что вернувшийся в отличнейшем расположении духа Григорий. Он видел, как Михаил вышел из его подъезда…