* * *
Большой любви давно написана картина –
Нам встать охота под её святую сень
Не потому, что День Святого Валентина,
А потому, что вас мы любим каждый день.
* * *
Любовь вернётся к нам, как бумеранг,
Оправится от раны ножевой.
Пусть даже по любви проедет танк,
Она для нас останется живой.
* * *
Как давно всё это было!
Помнит разве что рефлекс.
Ева яблоки любила,
А Адам – активный секс.
* * *
В жизни тот момент лови,
Что хотят душа и тело.
Если хочется любви,
Значит, ты чего-то съела.
* * *
Стереотипы все ломая,
Зимой я ем окрошку,
Люблю козу в начале мая,
А в марте – только кошку.
* * *
Пусть будет жизнь твоя как в сказке –
Петрушки больше ешь, укропу.
Люблю тебя я не за глазки,
А за твою большую попу.
* * *
Не жизнь, а рай в родных местах:
Прекрасно это, посмотри,
Когда влюблённые в кустах
Кряхтят и стонут до зари.
У Фарерских островов
Боцман Сидор Иванов
Старый болт на двадцать восемь
Без сомненья в воду бросил.
Тот минуту не одну
Шёл ко дну, ко дну, ко дну…
А на дне с военных лет
Под водой лежал корвет,
Рядом – транспорты с тротилом
Долго илом заносило…
Время шло – но в этот раз
Болт попал в боезапас,
Что на палубе корвета.
И тогда случилось ЭТО…
Взрыв корвет разворотил,
Сдетонировал тротил;
Пробудившийся вулкан
Лавы выбросил фонтан…
Не прошло и пары лет –
Изменился белый свет…
У Фарер возникший остров
Поступил с Гольфстримом просто:
Запер выход в Ледовитый.
Поюлил Гольфстрим сердито,
А потом пошел налево,
Для иных земель сугрева.
Ледовитая вода
Шла в Атлантику… Беда!
По Испании на нартах
Доньи ездили в азарте,
И хоккеем, для примера,
Увлекались кабальеро.
Африканские пустыни
Вьюги снегом заносили.
Носорог залег в берлогу –
Сладко спится носорогу.
Для жирафов вяжут гетры
В девяносто сантиметров,
И на шею шарфик длинный
От простуды и ангины.
А бушмены и бушманки,
Взяв армейские ушанки,
Под посев озимой ржи
Режут тонкие межи…
…
Никогда теперь не бросим
В море болт на двадцать восемь!
Ах, как же хочется порою выпить и поплакать
О том, что не вернётся время вспять…
Подруги странные мне попадаются, однако…
Ведь с ними лишь нажраться и поржать!
***
Когда напьюсь, мне приключений мало,
Лишь я одна могла в ночи орать:
«Звезда, давай быстрей, не медли, бл@дь,
Загадывай желанье, я упала!»
***
По здравомыслию, случается, тоскуешь?
Не по себе? Все действия престранны?
Купи, дружок, мелок для тараканов,
Пускай сидят себе тихонечко, рисуют…
***
Бывает, что назло всем и молве,
Решенье принимается простое,
И даже тараканы в голове,
Сняв шляпы, аплодируют нам стоя…
***
Тютелька да в тютельку ты купила платьице,
Утром то же платюшко натянуть невмочь?
Успокойся, девица, что ж зазря-то плакаться?
Значит, просто тютельки выросли за ночь…
***
Счастливого пути себе просили,
В дороге были чтоб везенье и успех,
И только лишь в загадочной России
Из перевёрнутой машины слышен смех…
***
Пошлёшь кого-нибудь подальше ты едва лишь -
Спокоен сразу! Только с совестью прокол,
В душе-то всё равно потом переживаешь,
Ну как он там? В пути? Не сбился ли? Дошёл?
***
Мужичок-то иной, словно птица-
Как поёт! Оперение, вид…
Поклевав, он к гнезду устремится,
А нагадив, потом улетит…
«Мой ребёнок или нет?» –
Эта мысль с рожденья сына
Клима жгла невыносимо,
Заслоняя белый свет.
Вроде б он с женою спал…
Ну а вдруг другие тоже
Разделяли с нею ложе?
Правды Клим, увы, не знал.
Сын, кажись-таки, похож.
Узнаваемы походка,
Очертанья подбородка,
Уши, нос, глаза… но всё ж?
Дни промчались чередой,
И однажды ночью звёздной,
Весь расхристанный и грозный,
Заявился сын домой.
У порога кошку пнул
(«Что ей здесь, проклятой, надо!»),
Обведя всех мутным взглядом,
С удовольствием икнул.
После ближе подошёл
И, отца прижавши брюхом,
Вопросил, дыша сивухой:
«Ты живой еще, козёл?»
Будто камень с плеч долой!..
И в ответ взамен упрека
Клим вздохнул легко, глубоко
И шепнул счастливо: «Мой!..»
Его последними воспоминаниями, вспыхнувшими в мозгу подобно вспышкам ксеноновых фар встречной машины, были громкая музыка в салоне авто, набитом под завязку веселой компанией друзей, и истошный крик его друга: - Сворачивай! Щас врежемся! Но…вроде обошлось? Правда смущало отсутствие рядом друзей и мельтешащее вокруг многоликое, неизвестное ему окружение, состоящее из людей в белых одеждах, торопливо проносящихся мимо и не обращавших на посетителя больницы абсолютно никакого внимания. Да и больница ли это? Размышления на эту тему прервал оклик из регистратуры: - Эй, новичок! Хватит баклуши бить, иди сюда! Даже не пытаясь осмыслить услышанную фразу, он поспешил к стойке регистратуры. За столом напротив сидел молодой, бородатый парень, спортивного сложения, всем своим видом напоминавший портрет Хемингуэя, которого он "знал" по фотографии, украшавшей стену в квартирке его родителей-стариков. Парень за стойкой отработанным движением извлёк из стола пластиковый файл, с вложенными в него листами печатного текста и фотографиями, бросил его на стойку: - Забирай! Вот твой объект. Инструкции – в папке, самого – узнаешь по фотографиям. Кстати, в папке, на всякий случай, диск с его аудио- и видеозаписями. Видя растерянность на лице новичка, с недоумением вертевшего полученную папку, парень сочувственно улыбнулся и, вероятно, желая его поддержать, по-дружески похлопал по плечу своей тяжелой, как кувалда, ручищей и пробасил: - Да, не повезло! Но, не ты первый, и, наверное, не ты будешь последним. Объект уж больно шебутной, по всему видать – «профи»! Даже наши лучшие из лучших с ним никак справиться не могут. А какие ребята были? Новичок побледнел и с ужасом в голосе, заикаясь прошептал: - Я…это …я…я.. что…это… ? Я теперь кил-л-л-л-лер?!
Бородатый рассмеялся: - Хорошая шутка, но ..нет! Как раз наоборот, начиная с этого дня, ты – Ангел-Хранитель! Добро пожаловать на работу!
Слова бородача прозвучали, как гром среди ясного неба. Папка из рук ангела-дебютанта выпала, фотографии и листы бумаги рассыпались по полу. Торопливо собирая их и складывая в папку-файл, он вдруг узнал на фотографии широко, по-голливудски, во все зубы улыбающегося мужчину – это был … пьяница, сосед по подъезду слесарь дядя Вася?! До ангела-новичка начал медленно доходить смысл расхожего выражения «Бог хранит пьяниц!» и вдруг стали понятны причитания бабок у подъезда о том, что «Ваську - пропади он пропадом - ни одна холера не берет!»
Так начинался первый день работы Ангела-Хранителя.