Две головы, повадки хама,
Экспроприатор и позёр –
Из византийского бедлама
Явился импортный орёл.
Подсуетился на халяву
На неотложные дела,
Присвоив скипетр и державу,
Прикрыв короной два чела.
Зачем хлебаем чашу сию?
Зачем безродный арлекин
Клюёт священную Россию?
Зачем нам импортный кретин,
А по-простому – побирушка?
Нам нужен герб, народный герб!
Нужна народная игрушка,
Жаль, притупился старый серп...
Я предлагаю Ваньку-встаньку –
Добряк, миляга, обормот;
Уж сколько раз валяли Ваньку,
Во прах повержен, но встаёт
Навстречу пламени и дыму,
Навстречу стали и свинцу,
В слезах, в крови, невозмутимо,
Навстречу славному концу,
Наперекор несметной силе,
Шатаясь, выбившись из сил.
Его реформа не свалила,
Его ГУЛаг не подкосил.
Весёлый Ванька-горемыка –
Солдат, учитель, инженер
Осилил варварское лихо,
Пришёл, увидел, претерпел.
Скулила жалкая Европа --
Постыдно блеянье овец,
Но поднимался из окопа
Российский Ванька-удалец,
Добропорядочность, улыбка,
Незамутнённая душа,
Но рассердить его – ошибка…
Он развернётся, не спеша
Под глаз обидчику «засветит»
Вразмах, по-русски, от души –
Уж коль ответит, так ответит.
Поди такого сокруши…
Да, положили миллионы,
Бездарно, глупо, наугад,
Но развеваются знамёна,
Но улыбается солдат.
Убавил немец обороты,
И всё пошло наоборот.
Мы – россияне, патриоты,
Нам арлекин не подойдёт.
Зачем нам эта побирушка,
Что не прогнать из-за стола?
Ведь благородная игрушка
Куда заслуженней орла.
Учил я свод ненужных правил
И совершенно занемог,
Учить отец меня заставил,
(Окончить школу сам не мог).
Да, русский – тяжела наука,
Зубрить весь день – такая скука!
Придётся прихватить и ночь,
Чуть зазевался - сутки прочь.
Как слово пишется «коварство»?
Люблю ошибкой забавлять,
Училка станет поправлять,
Возьмёт из сумочки лекарство,
Попутно выйдя из себя:
«Отчислю, двоечник, тебя!»
Красавицы в жизни обязаны жертвовать многим –
выщипывать брови, усы и румянить лицо;
мужчина побреется утром – и дело с концом,
а нам ведь приходится брить, между прочим, и ноги…
***
Знаю, что стыдно успехом гордиться,
но от стыда колокольня не рухнет –
может, в стихах я глупа, но на кухне
гости во мне признают мастерицу…
Вот и однажды из кур криволапых
я приготовила супчик к обеду,
вдруг залетают соседка с соседом –
видно унюхали фирменный запах…
Я типа счастлива – ставлю тарелки
и, закипая от внутренней злобы,
вежливо так приглашаю на пробу,
кстати, назло и тарелки не мелки…
Скромность в природе встречается редко;
«сладкая парочка»: – Что ты! Мы сыты!
Смотрят, простите, как те троглодиты,
и придвигают к столу табуретки…
Скушали. Плакаться долго не буду,
ибо воспитана в лучшей манере.
Только соседка с соседом за двери,
я принялась за уборку посуды…
Съедено хлеба – четыре кусочка!
Хлеб, между прочим, сама я не ела –
это уже мои нервы задело,
хлеб – это мелочь, конечно, цветочки…
Стала просчитывать вилки и ложки:
первые есть, а вторых – недостача!
Раз просчитала, второй – незадача!
Это меня разозлило немножко…
Ну и соседи! Завал! Крохоборы!
Я и сама лопухнулась отчасти –
чуяло сердце, что гости к несчастью;
то-то сосед отвлекал разговором…
Я машинально считаю салфетки
и распухаю от форменной злости,
думаю – завтра отправлюсь к ним гости,
ложку свою опознаю по метке!
Ложки мои не простые, с секретом –
как-то с подружкой была в ресторане,
так погудели – вернулась в тумане,
ложки в кармане нашла, под рулетом…
Вечер испорчен, расстроилась малость,
сон мой ночной был и нервным, и рваным;
ложка под утро нашлась под диваном,
ложка нашлась, но обида осталась…
***
Служил я в войсках ПВО. Основная часть располагалась в городе,
а наш ракетный дивизион - километров 15 от города, в глухом
лесу... Долго ли - коротко ли а служба моя подошла к концу,
и последний армейский денёк, в дембельском календарике, был
радостно проколот. Шёл я третьим заходом, 12 ноября. Совершив
круг почета по своему лесному городку и попрощавшись с друзьями,
сел я в армейский газик и направился в основную часть для дальнейшей
демобилизации. В части нас, дембелей, построили на плацу для последней
напутственной речи от отцов-командиров. И вдруг, вот незадача,
объявился сам командир части. И уж не знаю, какая муха его укусила,
но захотелось ему поглядеть на внешний вид своих гвардейцев.
А он, скажу я вам, был весьма безалаберным... Шинельки выше колен
подрезаны, сапоги - в гармошечку. У многих ремни да шапки -
офицерские... И началась экзекуция... Так и вспоминаются мне, в этой
связи, фильмы про Римскую Империю или про фашистов... Идёт
командир вдоль строя и только пальчиком тыкает в очередного бедолагу-
солдатика: "Выйти из строя, солдат!" Разумеется перст сей не миновал
и меня. На всё - про все дал он нам полчаса времени, чтобы форму
свою в божеский вид привести. Ребята по своим казармам разбежались.
А мне-то куда податься?.. Я же здесь - чужак...Переночевал я там и
с утречка - назад, к себе в лес... Встретили меня с недоумением: ну
как же так, мол, не хочет человек из армии уходить... На вечернем
построении командир дивизиона вывел меня из строя с такими словами:
Смотрите все на этого бойца! Сейчас он мог бы уже водку пить
на гражданке... И девушек, значит, того... А теперь уйдет отсюда
в последнюю очередь!" И подумав, добавил многозначительно:
"31 декабря!!" Конечно, мягко говоря, расстроился я... Но с шинелькой
затягивать не стал - отдал молодёжи на восстановление. И правильно
сделал, потому что через неделю выгнали меня, к чертовой матери, из
армии во второй раз. На вокзале, конечно, шинель свою привел я
снова в дембельский вид. Шапку,офицерскую, вот только жаль, уж
больно красивая была...
Зажжён огонь, свеча пылает,
Прочь гонит грусти полумрак.
Помыслить можно ль было как
Мы б веселились, но воск тает,
Слезой струится и фитиль
Сгорев почти, на издыхании
Мерцает, тлея в ожидании
Совсем потухнуть – это быль.
Но как же хочется всем сказки.
Зажжём-ка новую свечу
И воздадим хвалу лучу,
Утопим вечер в яркой краске.
Кто веселится, кто рыдает,
Кто врёт, кто правду говорит.
В забвении то, что прогорает,
А чтится ныне, что горит.
Признайся, Олаф, ведь недаром
ты брал читателей пиаром?!
Они, забыв покой и сон,
к тебе прилипли, как к витрине;
ты стал для них водой в пустыне,
народ клюёт уже на имя –
не сукин сын, но Сукинсон!
***
Как-то раз промолвила Броня:
- Туго было б Танку без меня.
Тут, стремглав, Ракета подлетела.
- Мания величья одолела?
- Не свисти, в виду имеешь что?
- Что со мной в сравненьи ты- ничто.
Стукнула Ракета о Броню...
Танк сгорел, как говорят, до « ню «!
Люди, тем, кто хвастает сверх меры,
Жизнь приводит яркие примеры.
Ирония судьбы бывает злой.
Бухгалтер Хренов, полоскаясь в душе,
Смятенно обнаружил, что укушен
Незнамы кем - за шею, под скулой.
Сначала он завыл, как Пресняков,
Но разглядел, что ряд отметин смачных
Оставлен гадом из некрупных жвачных:
Следы резцов - не ямки от клыков!
Но кто? Но как? Вопрос из любопытных...
Все уязвимы, но не от скота ж?
Девятый, как кошачья жизнь, этаж
Несовместим со зверствами копытных!
Кто сталкивался с ловкостью коров?
Козлы - чисты по жизни, как Пилаты,
И средь баранов не сыскать крылатых...
А вот Пегас - пронырлив и махров!
Но клерков - кони сроду не жевали:
Служенье злату сухо, как устав!
Видать, в многоэтажках заплутав,
Он хряпнул не того, к кому послали!
Вот так бухгалтер, скучных цифр клеврет,
Стал робинзоном острова катренов.
Шло время. Брань жены - "Поэт ты хренов!"
Переродилась в "Хренов, ты - поэт!"
Попса за тексты дралась на убой!
Все, кто в стихах микитил, или петрил -
О нём рядили, как о новом мэтре:
Его любил цитировать любой!
А мэтр глодал персты, как бастурму -
И сокрушался, распуская нюни:
Ну, почему ночами полнолуний
Так хочется кровищи? Почему?
Это хорошо, когда вас носят на руках, следите только за тем, куда вас несут...
С врагом надо бороться его же оружием: тебя хвалят, а ты – соглашайся...
С анекдотами борются тогда, когда боятся конкуренции...
От этих юмористов от народа совсем нет житья, причём не только на этом свете, но и на том тоже...
Меньше поймут – меньше настучат, так что – дерзайте!..
Анекдоты – это правда на ту ложь, которая считается правдой...
Люди улыбаются или бесплатно, или за очень хорошие деньги, когда они ещё сами за свой билет заплатить должны...
Анекдоты бывают короткие, а бывают и длинные, с одним, а то и с двумя обеденными перерывами, плюс прения, чтобы успеть сначала всё одобрить, а потом и обсудить...
Не оценивайте других, тогда и вас не оценят, и можно будет обходиться без жертв вообще...
Если человек одевался, но остановился на полпути, значит у него резко переменились планы, или ему просто нечего одеть...
В свободной одежде сутулость ваша приобретает характер этакой лёгкой задумчивости, словно вы взвалили на свои хлипкие плечи печали всего мира, и вот теперь несёте их, чтобы хоть как-то этому старому и больному миру подсобить...
Как известно, пьяницам и дуракам море по колено, но если и то, и другое удачно сочетается в одном лице, то тогда по щиколотку целый океан...
От постоянного курения у человека, казалось бы, уже всё осыпается, но он упорно продолжает на радость и себе, и всем нам, упорно курить...
Если людей хорошенько расшевелить, они могут и проснуться. Но потом начинаются проблемы, чем их всё-таки занять, чтобы они кушать не просили...
Уж если дочь простолюдина смогла возвести короля на престол, так может быть и у нас когда-нибудь водопровод починят?!.
Дурость имеет много вариантов, причём один интереснее другого...
Чем меньше человеку от Природы дано, тем больше претензий он к ней предъявляет, причём претензий совершенно справедливых: раз создала, так тогда всем и обеспечь...
Конечно же, возможно жить и без изобилия, но только так, чтобы всё было...
Богач может купить всё, и это вносит в его жизнь жуткую психиатрию...
Сначала проблемы – где достать, потом – куда деть, и после этого вы хотите, чтобы люди спокойно жили и хорошие книжки читали?..
Когда наступит изобилие, надо будет срочно придумать что-то ещё, чтобы ничего не покатилось вспять и всё не пришлось бы начинать сначала...
Торговать можно всем, и даже вне зависимости от наличия, уж чего-чего, а воздуха у нас пока что хватает...
Чем богаче люди, больше они недовольны жизнью, и я даже не знаю, как им помочь!..