Ещё когда у стульев было две ноги,
А рукава являлись функцией жилеток,
Я был азартен и горяч, как масло ги,
Не глядя, тратил триллиарды нервных клеток.
Иссяк во мне их стратегический запас.
Как результат - переизбыток в речи мата.
А то, что я на чёрный день себе припас,
Для дозагрузки оказалось маловато.
И если тумблер Бога щёлкнет в небесах -
Ко мне мечта моя нечаянно нагрянет,
Я выйду к ней небрит, нетрезв, в одних трусах,
И выгорания морального на грани...
Мэр германского города Кельн Генриетте Рекер извинилась за то, что обвиняла немок в провокации секснасилия, и советовала держаться на расстоянии вытянутой руки. ( Окружали по 20-30 мужиков!)
Как правду от вымысла нам отличить,
И где под личиной скрывается враг?
Но вот заварушка какая случись,
И сразу рассеется мрак.
Объявлены дружественными надысь,
Решение принял вчера Бундестаг:
Алжир и Морокко, а также Тунис -
Теперь без пособий им швах!
И швабы ликуют: не нужен вермахт!
Закон есть, и с ним согласился народ:
У нас равноправие – их не впотьмах
Пацан кучерявый дерёт!
Свободная пресса сказала: - Яволь!
Но прежде молчала три долгие дня.
Полиция не подливала в огонь:
Насилуют, грабят - фигня!
Как мэршей своею прославился Кёльн!
Бесплатный был выдан для фрау совет:
-Рукою померяйте, (Что? - в этом соль!)
Когда вас хотят поиметь!
Собака как устал вчера я,
да выбился совсем из сил,
тащил Максима из сарая,
чтоб он немного покосил.
А Макс достаточно тяжёлый,
наверно телесами в мать,
я крыл его в сердцах глаголом,
конча... кончающим на ять.
Потом всё выложил в Ютубе,
в солому как кладут свинью,
чтоб не раскатывали губы,
на Рашку - Родину мою.
И перевёл всё на турецкий,
(послав попутно турок на)
сказал, что человек советский,
косить всех может из окна.
Будь ты крепкий орешек
Или олух простой.
Как скотину зарежут
На дороге пустой.
И карманы обшарив,
Закопают потом
В неприветливый шарик-
Наш вселенский дурдом.
Днепропетровскому метро угрожает затопление
Жми сюда «А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы,
В катакомбы, в пустыни, в пещеры».
В. Брюсов «Грядущие гунны»
Бессмертен Брюсов, как поэт:
Хранитель мудрости и веры,
Призвал нести зажжённый свет
И в катакомбы, и в пещеры.
XX век наделал нор,
А из бетона - свод и стены,
И ртутных ламп люминофор
Принёс он в метрополитены.
Наш новый век в шестнадцать лет
Капризен, словно неврастеник,
И ничего в нём толком нет –
Ни электричества, ни денег.
В земное уложив нутро
Раствор в смеси надежды с ленью,
Днепропетровское метро
Готовят люди к затопленью.
… Приснилось мне два дня назад:
По водам «мудрости» и «веры»
Неспешено лодками скользят
В подземке метро-гандольеры.
В их лампах – сотни светлячков,
Их песнь – струится, нарастая…
И недокуренных бычков
Навстречу проплывает стая.
Толпа подтопленных бомжей
Ныряет в поисках сокровищ,
И лики смотрят с витражей
Подземно-водяных чудовищ…
Хмелел солдат, слеза катилась,
Играл трофейный саксофон,
И на груди его светилась
Медаль за город Вашингтон.
Допил солдат, поправил каску,
Затвором в ствол загнал патрон.
"Еще освобождать Аляску..."
И берцем раздавил айфон!!!
(народное творчество)))
Когда-то был я молодой,
Ходил с волшебной бородой,
Но утекли мои лета,
И борода уже не та.
Я с бородою был, как бог,
Умел сказать «Трах-тибидох!» -
И умолкали шум и хай
(Старик Хоттабыч, отдыхай!)
Тогда я верил, демократ
Страну подымет, как домкрат,
Но не случилось ни хрена –
Не тот домкрат? Не та страна?
Один знакомый содомит
Мне намекнул на динамит -
Мол, это правильный домкрат,
Иных сильнее во сто крат!
Но вьется мыслей череда:
Во всем повинна борода –
Она не мелет, ни кует,
Трах-тибидоха не дает.
И вместо, чтобы попотеть,
Народ приучен похотеть.
Ушли хоттабычи от нас,
Рулят хотябычи сейчас.
Я устремлю свои труды
На приращенье бороды,
И скажет мне какой внучок:
«Дай волосинку, старичок!»
И я, покуда не издох,
Отдам: «Твори трах-тибидох!»
И солнце выглянет лучом,
А демократы тут при чем?
А демократы не при чем.
.
Прости, Сергей, но я тут ни при чём.
Какой-то дуб сварганил этот рейтинг.
Он тупо удивил: как - кирпичом.
Ведь надо же, как чёрт безумно метит.
А мне как быть, как смыть свои грехи?
Прошу тебя наивно и по-детски:
- Ты не пиши, Есенин, здесь* стихи.
Для рейтинга - царапай только рецки.
.
* - Жми сюда
Предыстория здесь Жми сюда Фрагменты картины здесь: Жми сюда и здесь: Жми сюда Вместо эпиграфов:
Жми сюда Хороший бандит - мертвый бандит
«Мочить в сортире» - Владимир Путин
«Единственно верный путь борьбы — это действовать на упреждение, … уничтожать
…, не ждать, когда они придут к нам" — Владимир Путин
И куда ни взгляни, и куда ни пойди, –
от Москвы и до самых окраин, –
наш, крышуемый властью российской, бандит
по Отчизне идет как хозяин.
Но не нужно ни к Лонго, ни к Глобе ходить,
и запомнит в России пусть каждый,
что хороший бандит – это мертвый бандит,
как сказал Президент нам однажды.
Россиянин, проснись, не тупи, не молчи,
подымайся с колен, подымайся,
первым бей отморозков, бандитов мочи, –
в туалете, в подъезде, в Дамаске.
Вырви сердце из вражьей поганой груди,
утоли справедливости жажду,
ведь хороший бандит – это мертвый бандит,
как сказал Президент нам однажды.
И не может быть мира со всякой шпаной,
что известна повадкой звериной:
если ты повернешься к бандиту спиной,
то, как турок, ударит он в спину.
И страна, всколыхнувшись, в набат загудит –
«погрузить отморозков на баржи»!
ведь хороший бандит – это мертвый бандит,
как сказал Президент нам однажды.
Надо просто очистить от них города,
не оставив бандитам ни шанса,
надо лишь нанести превентивный удар,
чтоб бандит, как хозяин не шастал.
И, быть может, Госдума когда-то родит
тот закон, что все общество жаждет,
что хороший бандит – это мертвый бандит,
как сказал Президент нам однажды.
Ты знакомых спроси, и друзей, и родню,
пусть рождается истина в споре:
если власть, словно турки, крышует бандюг –
что нам делать с судьей, с прокурором?
Пусть помыслят о том, что их ждет впереди –
ведь не вечно терпение граждан…
А хороший бандит – это мертвый бандит, как сказал Президент нам однажды…
И жить торопится, и чувствовать спешит!
П Вяземский.
1
И жить торопится и чувствовать спешит,
Взлетая вверх и падая до низу.
Грешит, как водится, вперёд судьбы бежит,
Идёт по жизни словно по карнизу.
2
Впадает в тяжкие, стараясь обойти,
Ответственности за свои поступки.
Порою даже с горечью грустит,
Но всё же чаще отпускает шутки.
3
Герой утехи, истязатель чувств.
Гуляка, самодур и забияка,
Он много чего знает наизусть.
И знает его каждая собака.
4
Таков герой, не бросить, ни продать,
И исправлять пожалуй уже поздно.
Таким как есть приходится принять,
Хотя и рядом быть порой несносно.
5
А уж когда у жопы петушок,
Хотел его за это сильно клюнуть.
Он испытал травмирующий шок
И как бы начАл о насущном думать.
6
Он вспомнил, что в деревне есть родня,
Писать письмо,тут не имело смысла.
И он в машину,словно на коня,
Запрыгнул и помчался очень быстро.
7
Ревел мотор табунным вожаком,
Летел стрелою, сколько было мочи.
Оттуда уезжал ещё щенком,
Назад вернулся ровно среди ночи.
8
Я тут замечу, что уже давно,
Покинул он село своё родное.
И много лет ему не суждено,
Увидеть всё, что было дорогое.
9
Он сожалел о пройденных годах,
Всё недосуг, мотала жизнь и била.
Бывал он часто в разных городах,
А вот вернуться, просто был не в силах.
10
Не приезжал, проведать, погостить,
Отец давно уж где то на погосте.
А мать просила, просто навестить,
И вот стоит он на родном помосте
11
Вошёл во двор, знакомое крыльцо,
Огромный вяз разросся у дороги.
А на двери висит, всё то кольцо,
В груди сигнал, как искорка тревоги
12
Он постучал,дом в мёртвой тишине,
Никто не вышел встретить у порога.
Тревога пыхнула уже вдвойне,
Кольцо в двери задумчиво потрогал.
13
Он помнил, как вставлял его отец,
Умелые он помнил его руки.
И вот он здесь, а где его венец,
И где друзья и с кем его подруги.
14
О сколько лет безумной суеты,
К чему всё это, кто бы мог подумать.
Что здесь вдали оставил только ты,
Родное всё покинул, как раз плюнуть.
15
И вот он двор, скрипучее крыльцо,
Он у дверей, да на родном пороге.
Он дверь толкнул и стукнуло кольцо,
И что-то шевельнулось,где-то вроде.
16
Вдруг вспыхнул свет,-кого там принесло,
Её глаза устало встрепенулись.
И на душе светло вдруг и тепло,
Родные души бережно сомкнулись.
17
Спасибо Господи, вот я и дождалась,
Сыночек,она нежно обнимала.
Я в мир иной давно уж собралась,
Но я ждала и верила и знала.
18
Отец-то умер, по за той весной,
И сообщить, куда тебе не знала.
Он с бабой Машей, под одной сосной,
Ругался всё, а я ему прощала.
19
Не говорил мне, что сидишь в тюрьме,
А что скрывать и так мне было ясно.
Вот взял и умер прямо по весне,
А я ждала, хоть было всё ужасно.
20
Ты что ж один, а где твоя семья,
Ну это ладно, вовсе не проблема.
Да что ж мы на пороге, что же я?
Садись к столу, я быстро непременно.
21
Попьём чайку, а то небось устал,
А завтра баньку, коли дверь откроешь.
Отец у бани часто тебя ждал,
Ведь от меня, такое же не скроешь.
22
Ты нас прости, что мы не помогли,
Деревня мы и ничего не в силах.
После Союза, так нас развели,
Теперь красиво,только на могилах.
23
В живых в деревне несколько домов,
Сгорела школа, клуб давно прикрыли.
Ванятка в председателях Перов,
Да вы в дружках, всё детство вместе были.
24
-Так Ванька здесь? А он же был моряк,
-Давно уж здесь,детишек целых трое.
Моряк –то был,да видно с печки бряк,
Нужны деревне и свои герои.
25
Он ничего,вот как-то заходил,
Дрова привёз по осени, в том годе.
И про тебя, надысь меня спросил,
А я копала грядку в огороде.
26
Зашёл во двор и грядку докопал,
Потом ругнулся, все его достали.
Сказал, что в море уж давно б пропал,
А тут живу, кручу ещё педали.
27
Да что про Ваньку, всё увидишь сам,
Надеюсь, что останешься немного.
Ты проводи меня на небеса,
Я чувствую туда моя дорога.
28
Да ладно мам, зачем же о плохом,
Я не уеду, дай-ка мне варенье.
Теперь я здесь и топнул каблуком,
Жениться буду, вот моё решенье.
29
Ой слава Богу, уж давно пора,
Свершилось наконец-то, в этом доме.
Давай вздремнём, уж мало до утра,
Лампадку засветила на иконе.
30
А поутру, он с топором в руках,
Рубил дрова и правил дверь у бани.
В дровянике споткнулся впопыхах,
О чемодан, стоявший под ногами..
31
А в чемодане вроде всякий хлам,
Будёновка с фамилией героя.
И фотка с надписью, «родные, это Вам»,
Стоят с улыбкой, молодые трое.
32
Вот это прадед, он его узнал,
А этот Ванькин, тоже кажись прадед.
А за спиной, мне кажется вокзал,
А вот и надпись, это в Петрограде.
33
Минуло время, пронеслись года,
Осталось фото, для воспоминаний.
Всё также в реках, вниз течёт вода,
И жизнь летит, не зная расстояний.
34
И в быль ушёл уж, тот военный век,
И много горя и людских страданий.
Мытарства пережил наш человек,
И было много всяких начинаний.
35
Пытались мы построить коммунизм,
Вперёд летел,наш верный паровоз.
Нарвались,ельцинизм,горбачевизм,
И развалился наш большой колхоз.
36
Власть денег,как бы встала у руля,
Коль ты при бабках, значит супермен
А если нет в кармане ни рубля,
Тогда ты хрен, а может даже член.
37
И вот в такую пору на село,
Из суеты, вернулся наш герой.
Или Остапа в дебри понесло,
Или ещё, какой-то геморрой.
38
Его конечно звали не Остап,
Но повидал, он в жизни кой-чего.
И головой, он вроде был не слаб,
А вот рванул, подальше от всего.
39
Уж видно всё, наскучило ему,
Родных хотелось, ощутить просторов.
Покинул городскую кутерьму,
Проснулся в нём, забытый сельский норов.
40
Он взял в аренду дикие поля,
Заросшие полынью и бурьяном.
Его тянула матушка-земля,
За дело взялся, очень даже рьяно.
41
А так как был он шустрый и с умом,
Да и с деньгами, не было проблемы.
Где хитростью, а где и напролом,
Да и родные помогали стены.
42
Заколосились по весне поля,
Дождём природа оросила семя.
И разродилась матушка-земля,
С огромным урожаем было бремя.
43
И вот герой, успехом окрылён,
Решил жениться, уж давно пора.
И думал он, здесь нужен ход конём,
В селе старухи лишь, и детвора.
44
И вот он к Ваньке, помоги дружбан,
Ты знаешь всех, и должен мне помочь.
Не оставляй с проблемой сам на сам,
И вот вдвоём они шагнули в ночь.
45
А на краю соседнего села,
Горел свечой в избушке огонёк.
Учителка там с бабкою жила,
И было ей родимой невдомёк.
46
Вдруг среди ночи, грянули сваты.
Негаданно, нежданно, напролом.
С бутылкой председатель и цветы,
Ну и конечно, вместе с женихом.
47
Усевшись как бы, во главе стола,
Иван не стал загадывать шарад.
Ждала ты нас, иль даже не ждала,
Но нет дороги, без тебя назад.
48
Учителка вся пыхнула огнём
Румянец загорелся на щеках.
Тут бабка вдруг ругнулась ё.моё,
А по другому, аль нельзя никак.
49
Вам старым никогда не угодишь,
Не за тобой же, мы в конце концов.
А ты скажи ей, что стоишь, молчишь,
Краснеешь, не связать уж и двух слов.
50
Там батюшка уж, молится в церквИ,
Иль зря у попадьи его отнял.
Ей Бог не вру, брехать мне не с руки,
Я свою Вальку, также вот забрал.
51
Тут бабка вспомнила, как семь годков назад,
Учителка из школы не пришла.
Троих вон, родила ему подряд,
Валюха, той учителкой была.
52
Такие в ночь случились пироги,
У церкви собралось так всё село.
А у героя жизненный изгиб,
И на душе с чего-то вдруг светло.
53
Такая сказка, вот ни дать, ни взять,
С таким вот замечательным концом.
Ведь жизнь в России, просто благодать,
Крыльцо родное где и дверь с кольцом.
Перевалило лето за экватор
Мучнистою, иль настоящею росой,
Кусочек жизни отхватил секатор
Времени, и взмах, увы, не холостой.
Тюрин Андрей (сайт Поэмбук)
Перевалив росой через экватор,
Упало лето прямо под уклон.
А под уклоном чёртовый секатор -
Лежал и лето караулил он.
И тут-то вот, когда оно упало,
Его кусочек - бац - и отхватил.
Тут я проснулся. Вижу - очень мало
Осталось лета...
Вроде и не пил...
*****
Потянуло с утра холодом,
Затарабанили капли дождя.
Брожу по городу голому,
Какая, скажите, в этом нужда?
atyurin "ОСЕННЕЕ. НАВАЖДЕНИЕ" (сайт Поэмбук)
С утра потянуло холодом,
Дождём стало капать вдруг.
Шагаю осенним городом,
Пошёл уж на третий круг...
Какая нужда, вы спросите,
Ходить поутру вот так
По городу мокрой осенью?
Выветриваю косяк,
Который забил под вечер я,
Пытаясь писать стихи...
Хожу вот - и делать нечего,
А вместо стихов - "хи-хи"...
*****
Перелистан страниц календарь...
Тюрин Андрей (сайт Поэмбук)
Перелистан страниц календарь.
Переполнены мысли мозгами,
Словно камни дорогой, как встарь,
Где шаги всё ходили ногами.
Я стихами наполню слова,
Я словами напичкаю звуки...
Вот язык только знаю едва,
Потому и слова будто крюки.
******
Это была обычная командировка на сдаточный объект в конце 80-х годов. Обычно с городских стройучастков из каждой бригады выдергивают рабочих, везут их к начальнику управления и он, в присутствии профсоюзного лидера, говорит, примерно, следующее:"Парни! Нужно срочно закончить и сдать элеватор (мельницу, дробилку, автоприем и так далее). Материал и техника на объекте есть! Ваше дело -быстренько все довести до ума. Работы там недели на две-три. Повышенную зарплату я гарантирую, а о быте позаботится профком." Кое-кто отнекивается, но лидер профкома напоминает им об очереди на квартиру (машину, детский сад и тому подобное) и те просят права посоветоваться с женами. Жены соглашаются, куда же им деваться, и вот мы едем в какой-нибудь целинный поселок на сдачу очередного элеватора. Там нас никто не ждет. Техники или нет, или она в ремонте, нужного стройматериала тоже нет и, естественно, две недели растягиваются в два, а то и три месяца. Так было и в этот раз.
В Кара-Гайлы мы приехали в сентябре, прекрасная погожая пора, уборка зерновых в разгаре, тепло и сухо. Потом зарядили дожди, потом улетели журавли, прокурлыкав нам удачи на прощание. Потом уже и гуси улетели, а там и казара пошла, а за нею снег, непогода и вообще пора было думать о валенках, но их не было. Мы стали подмерзать, а согреться нечем - водка в местном магазине была уничтожена еще в октябре, а теплом бытовые вагоны профком так и не обеспечил -разговор ведь был о двух неделях командировки, а не о двух месяцах. Но, как говорил один умный человек: "Все пройдет!"- и, точно - прошло и это. Сборная бригада выполнила свое задание и мы с удовольствием паковали спецодежду в сумки и рюкзаки и напяливали на себя все, что можно из одежды, чтобы было теплее. Через два-три часа из города приедет теплый автобус и заберет нас домой. Чтобы ждать было веселей, играли потрепанными картами в храпа "по маленькой". Вроде даже и согрелись.
Уезжали не только мы, строители, но и механизаторы, электрики, монтажники оборудования. Все ждали свой транспорт и только водители грузовиков уезжали независимо. А так как путь был не очень близкий, то шоферы брали в попутчики своих приятелей из тех же механизаторов или строителей, вдвоем всегда веселей. Наконец разъехались все "Камазы" и "ЗиЛы" и только Иван Потапыч на своем бензозаправщике "ГАЗ-51" не торопился ехать. Он вообще никогда никуда не торопился, а если его подгоняли, то получалось так, что он ехал еще дольше. "Газон" был старый, наверное еще ровесник освоения целины, и было просто чудо, что он вообще ездил, да еще в такую даль.
Мы перекидывались в карты так себе, чтобы время убить, но ведь, все равно, кто-то выигрывал, а кто-то наоборот. Вот и Вовчик, проигрывая, занервничал:
- Сколько еще ждать этот автобус? Может, он и совсем не приедет. Пойду к Потапычу напрошусь, не возьмет он меня, что ли? Все, парни, я не играю!
Его пытались отговорить:
- Вовчик, автобус "ЛАЗ", теплый, а у Потапыча печка сто лет как не работает. Околеешь!
- Зато уеду быстрее!
- Ну, давай-давай, газуй! Но на трассе мы тебя подбирать не будем!
Посмеялись, а Вовчик взял свою сумку и двинул к бензовозу:
- Потапыч, возьми меня с собой!
- Да Бог с тобой, мил человек! Ты же в сапогах, а сегодня морозно, нет, не возьму!
- Так у меня кроме сапог другой обуви нет. Возьми, дядя Ваня!
- Да я бы рад, но печка в машине не работает, замерзнешь.
- Сил нет ждать, возьми!
- Ну, я тебя предупреждал! Садись!
И они уехали. Через час пришел автобус, мы загрузились, спросили у водителя, видел ли он "Газон" Потапыча. "Видел - видел, шлепали где-то километрах в сорока отсюда." Ну и славненько, мы расселись в теплом салоне. Впереди было не меньше четырех часов езды.
А в конце ноября в наших степных краях холодно, по обочинам снег лежит, на асфальте скользко. "ГАЗ-51" пыхтел кое-как, но железные внутренности, изношенные за тридцать лет службы, не справлялись с подъемами и гололедом. Он тащился с прытью пенсионера и, в конце-концов, его радиатор не выдержал- вода закипела, пробка вылетела из горловины, кипяток ударил в капот!Лобовое стекло вмиг окуталось густым паром, похожим на белый дым.
- Горим!,- не разобрав, что к чему, закричал Вовчик.
- Прыгай!,- приказал Потапыч, давя на тормоз.
- А ты как же?
- Я последним,- совершенно серьезно ответил Потапыч,- Прыгай!
Вовка, не долго думая, дернул ручку, дверца открылась и он, с подножки, как в кино, сиганул в кювет. Снега для такого трюка было маловато и наш бедолага немного отбил пятки, но следующим прыжком сумел укрыться за кочкой. Потапыч не прыгал, а бензовоз не взрывался. "Газон", проскользив по гололеду, стал. Иван Потапович вылез из кабины, поднял капот и сразу утонул в облаке пара.
- Ну что разлегся?,- съехидничал Потапыч,- Вылазь давай, закипели...
- А как же мы теперь, дядя Ваня?
- Зх, молодежь! Сейчас набьем снега в ведро, разведем паяльную лампу. Снега натопим, зальем в радиатор и поедем. На, держи ведро, набей снегом, а я пока лампу разожгу.
Пока топили снег, постоянно подкидывая его в ведро, ноги Вовчика в керзачах быстро замерзли, даже очень, почти окоченели. Наконец Потапыч влез на бампер и стал лить воду в горловину радиатора. Вовчику в это время пришла интересная мысль. Он скинул сапоги, размотал портянки и взял в руки горящую паяльную лампу. Бело-голубое пламя он направил вовнутрь каждого своего сапога. пока из них не повалил пар, ну и еще кое-какой запах, конечно. Потом, немного подумав, прошелся огнем и по портянкам.
- Гаси лампу,- крикнул Потапыч,- едем!
Вовчик быстро намотал на ноги горячие еще портянки, сунул ноги в теплые еще сапоги и прыгнул в кабину. Ногам было тепло. "Здорово это я придумал",- млел про себя Вовчик и, примостившись головой к боковой стенке кабины, под урчание мотора, задремал.
И снился ему, почему-то, Тиль Уленшпигель, который строго спросил Вовчика:
- Кто же добровольно обувает "испанские" сапоги?
Но Вовка не растерялся:
- Какие же они испанские, если я их весной со склада получил? Керзовые они, советские, нам на стройку импортных сапог не дают.
- "Испанские", это не обязательно импортные, - сказал Тиль,- и ты еще об этом узнаешь!
А Вовка во сне пытался вспомнить, откуда он знает этого Уленшпигеля...
Край целинный, мы строим элеваторы по всей области и длинный путь домой для нас давно уже норма. От игры в храпа нас оторвал водитель автобуса, крикнув:
- Смотрите! Горят они, что ли? Торможу!
Все повскакивали с мест и, кто как, выглядывали в окна. Картина была еще та!
Вовчик валялся на обочине, хватаясь поочередно, а то и одновременно, за оба свои сапога, от которых валил дым! Наконец, он сумел сдернуть левый керзач, дыму стало еще больше. Тут автобус как раз остановился. А у Вовки портянка на ветру полыхнула! Он орет и носок стягивает или что там от него осталось. Мы выскочили. Смотрим - Потапыч около машины лежит, дергается. Ну, думаем, этот тоже плох, может, газами траванулся и помирает! Кто к Вовчику, кто к Потапычу, а Вовчик так и орет! Сдернули второй сапог, который от огня скукожился, на три размера меньше стал и ничего понять не можем - все внутри огнем съело, просто полтергейст какой-то в отдельно взятом бензовозе. Тут и Потапыч ожил! Хохочет, а сказать ничего не может, только руками машет. Ну, час от часу не легче, один с пяток тлеет, а этот с крыши съезжает... Хотя, по возрасту, и пора вроде, но, все равно, жалко.
Это потом уже, когда Вовчику ноги снегом затушили и Потапыча тем же снегом от смеха оттерли, да узнали про паяльную лампу, про сапоги и портянки, которые Вовчик той лампой грел, да, мягко говоря, перегрел, а после в тлеющих портянках уснул, вот тогда мы тоже посмеялись. А Вовке было не до смеха. Он три недели тогда на больничном провел, ожоги лечил. Вот тогда он и перечитал про Тиля Уленшпигеля, который предупреждал Вовчика, какие они - "испанские" сапоги.
* * *
Лежат в руинах Рим и Троя,
И пьяный плебс лежит,
А виноваты только трое:
Хохол, москаль и жид.
* * *
Неряшливость с изыском шли веками,
Являя преданность всегда своим зачаткам:
Где жрут котлеты сальными руками –
Там джентльмены узнаются по перчаткам.
* * *
Наш народ непобедим –
Мы живём красиво:
Соль без сахара едим,
Водку пьём без пива.
* * *
Когда нам в отпуск, есть закон,
Что жизнью выверен самой:
Начальник – в бархатный сезон,
А подчинённые – зимой.
* * *
Словно ногти, больно вросшие,
Нам то горе, то беда:
Времена всегда хорошие,
Ну а люди – не всегда.
* * *
Себя причислив к высшей лиге,
Гордится тем иной народ,
Что прочитал уже две книги
И третью в руки он берёт.
* * *
Когда есть тучи – быть дождю,
И волю чувствуешь острее:
Чем больше памятник вождю,
Тем он свергается быстрее.
* * *
Идти мешают лужи,
Надежды гаснет лучик.
Земная жизнь всё хуже,
Загробная – всё лучше.
* * *
Семью по тем рецептам месят,
Что неизвестны и поныне:
Всего один медовый месяц
И годы с привкусом полыни.
* * *
Тщеславие, подобно лаве,
Нас может сбить на вираже:
Как искупаешься ты в славе,
Так не отмоешься уже.